Лихо ветреное - Ирина Волчок

— Попытка взлома? — предположил Павел.

— Лучше, — с удовольствием сказал Серый. — Он с ножом на дверь кидался. Нанес ей две режуще-колющие раны.

— Вооруженное ограбление?

— Еще лучше, — сказал Серый совсем весело. — У него шприц в носке и доза в кармане. Руки чистые, а на ногах все вены исколоты… Что ты, как врач, можешь посоветовать? Ментам его отдать или сразу в психушку определить?

— Не знаю, — подумав, признался Павел. — И там, и там не сахар. Ломать начнет — менты не вытерпят, выгонят на все четыре… В больнице хоть последят как-нибудь. Хотя как ты его в психушку определишь? Без направления, без его согласия…

— Да ну тебя… Гуманист… — Посмеиваясь и даже вроде бы напевая себе под нос, Серый быстро набрал номер и неожиданно другим тоном, холодно и равнодушно, заговорил в трубку: — Ментам сдайте. Вооруженное нападение при отягчающих… На ноже кровь… Хоть твоя, мне без разницы. Сильно обдолбанный? Хорошо. Документов нет, денег нет, телефона нет. Вообще ничего нет, только шприц и доза. Найдите майора и Валерия Федоровича, прямо сейчас. И заявление чтобы как следует, без халтуры. Вы с ним поласковее, он соломенный. Но если сам от передоза загибаться начнет — не мешайте. Вряд ли? Ну, пусть живет… Тем более что жизнь у него будет неинтересная. Это он так скулит? Не, пусть скулит. Это даже хорошо. И предупреди майора, чтобы этого придурка никто случайно не узнал. Неизвестный и неизвестный. У меня все.

— Значит, ты имидж свой поддерживаешь? — с неловкостью и тревогой спросил Павел, минутку понаблюдав, как Серый опять вертит в пальцах мобильник, посмеиваясь и что-то напевая под нос.

Серый замолчал, помрачнел, оглянулся на Сережу с Макаровым, тихо и вроде бы даже равнодушно ответил:

— Он убил Зоиного ребенка и чуть не убил ее. Он мерзкая тварь. Он наркоман. Он не человек. Он не имеет права жить.

— А разве мы имеем право решать, имеет ли кто-то право жить или не имеет?

— Ладно, — согласился Серый тем же равнодушным голосом. — Ты, конечно, прав… А теперь представь, что перед этим обдолбанным Эдиком оказалась бы не дверь, а Зоя. Или дети. Представь, доктор. Ну? Представил?

Павел вдруг действительно представил эту жуть, и у него даже дыхание перехватило.

Серый молча понаблюдал, кивнул и жестко добавил:

— Так вот, на самом деле бывает в тысячу… в миллион раз хуже, чем ты можешь представить.

— Извини… — Павел продышался, помотал головой и с трудом закончил: — Я бы точно не удержался… Убил бы… Извини. А у них даже дверь не железная. И подъезд нараспашку. Как же так?! Это ж срочно охрану надо делать! И Сережа открывает дверь кому попало, даже в глазок не смотрит! Ты-то о чем думаешь?! А здесь они как? Даже сигнализации нет!

— Все везде есть, — уже обычным голосом сказал Серый и даже усмехнулся. — И там все есть, и здесь все есть. Ладно, успокойся, потом покажу. Пойдем лучше подслушивать, о чем там девочки говорят. То есть я-то к ним подойду, мне тоже есть что сказать, а ты не светись. Посиди в сторонке, послушай… Потом, может, что-нибудь умное посоветуешь.

— А почему мне подойти нельзя? — насторожился Павел. — Я ведь уже в курсе…

— Катька сразу шарахнется, — неохотно объяснил Серый. — Она от чужих прячется. Ты ведь ее историю знаешь? Ну вот… Мы ее с тобой постепенно знакомить будем.

Но постепенного знакомства не получилось. Когда они молча и осторожно подходили к надувному дивану на берегу мелкого фигурного бассейна, девочки, кажется, уже закончили все деловые разговоры, потому что смеялись и звенели бокалами.

— Катька, спой чего-нибудь, — попросила Тамара. — Для души… Потихонечку…

И тут же глубокий, низкий, завораживающий голос возник в ночи будто сам по себе, будто это сама ночь запела, вплетая мелодию в тайные, потайные, таинственные звуки, — короткий шорох листьев над головой, нечаянный вскрик сонной птицы, тонкое журчание ручейка, впадающего в бассейн с одной стороны и вытекающего крошечным водопадом с другой…

— Напилась я пьяна… Не дойду до дома… Довела меня тропка дальняя до вишневого сада…

Песня была тихая, тихая-тихая, но как-то так получилось, что, кроме этой песни, кроме этого колдовского голоса, ничего не осталось в ночи, все вплелось в этот голос, все подчинилось ему, все превратилось в него…

Серый стоял в зарослях, не выходя на открытое место возле бассейна, и Павел стоял у него за спиной, боясь шевельнуться, и впитывал этот голос каждой клеточкой души. Голос незаметно пропал, растворился в темноте, и этот раствор еще какое-то время пропитывал все вокруг и внутри…

— Кать, еще спой, — жалобно попросила Тамара. — Спой, а? Поплакать хочется.

— Потом, — сказала Катька. — Завтра. Чего это вдруг плакать? Лучше посмеемся…

Серый шевельнулся, собираясь выйти из зарослей. Но тут за спиной Павла что-то треснуло, громко зашуршало, и голос Макарова перекрыл все шумы:

— Чего это потом? Когда это потом? Кать! Сейчас! Хоть чего-нибудь, а? Хоть коротенькую совсем, а? Кать, спой, а? А то я сейчас умру, честное пионерское…

Макаров с треском ломанулся через заросли мимо Павла, и тот попытался перехватить его, но Макаров вывернулся, потому что был скользкий, как рыба в воде… И Серый попытался перехватить — и тоже не сумел, удивленно чертыхнулся и кинулся вслед за топающим к бассейну Макаровым. Сейчас, чего доброго, избиение младенцев начнется… И Павел тоже поспешил к бассейну, потому что Володьку было все-таки жалко. Хоть и паразит, конечно. Катька, наверное, испугается…

Но никакой Катьки там уже не было. На большом надувном диване сидели Зоя и Тамара с высокими стаканами в руках, причем у Тамары было два стакана. Макаров бегал вокруг дивана, сверкал под луной блестящей кожей и жалобно вскрикивал:

— Кать! Где ты? Спой, Кать… Они ж меня сейчас убьют… Умру — и больше никогда не услышу… Спой, Кать! Пожалуйста! Последнее желание приговоренного, честное пионерское…

Серый гонялся за Макаровым вокруг дивана и даже один раз ухватил его, но Макаров опять вывернулся, и тогда Серый прыгнул через диван, прямо через Зою и Тамару, наперерез Макарову, сбил его подножкой, уселся ему на спину и с интересом стал принюхиваться к собственным рукам.

— Спой, Кать! — горячо вскрикнул Макаров в траву. — Последнее желание, Кать!..

— Он чем-то намазанный, — объяснил Серый подошедшему Павлу. — Специально, что ли? Эй, меломан, ты зачем салом намазался?

— Чего это салом? — Макаров пыхтел и извивался, пытаясь по-змеиному выползти из-под Серого. — Ничего не салом… Сметаной. Это Елена Васильевна меня намазала, я ж сегодня обгорел весь, как… Ну, чего ты меня держишь? Устроили тут погоню с перестрелкой… Терминаторы хреновы… Паш, от тебя я этого не ожидал! Испугали девушек! Катька вообще скрылась! Где теперь ее искать? Я ж теперь ее всю жизнь не найду!.. Ладно, убивайте скорее. Все равно это не жизнь, раз Катька исчезла. И даже не спела на прощание… Э-э-эх, и на кой мне такая жизнь? Честное пионерское…