1945. Год поБЕДЫ - Владимир Бешанов

В этот момент, к общему удивлению, генерал Петров был снят с должности с формулировкой: «За попытку обмануть Ставку насчет истинного положения войск фронта, не готовых полностью к наступлению в назначенный срок», что привело к срыву операции.

Петрову, одному из самых талантливых военных деятелей, на этой войне не слишком везло на лавры. Хоть был он героем обороны Одессы, Севастополя и Кавказа и считался лучшим в Красной Армии специалистом по горной войне, Иван Ефимович плохо вписывался в плеяду «полководцев сталинской школы». Имел товарищ Сталин по отношению к Петрову какое-то внутреннее предубеждение. Не один раз его снимал и вновь назначал на ответственные должности, лишал и вновь присваивал воинские звания; не в первый раз сыграл свою роль в судьбе генерала «человек-секира» Мехлис. Даже штафирке Симонову, повидавшему многих военачальников и имевшему возможность сравнивать, Петров казался излишне толерантным для избранной профессии:

«Минутами, когда я наблюдал его здесь, на Четвертом Украинском фронте, мне самому казалось, что у него выходит что-то не так, как нужно, и выходит не так не оттого, что он не таланлив или не умен, а оттого, что он недостаточно резок, жесток и упрям в самом прямом смысле этих слов для того, чтобы действовать в соответствии с жестокими обстоятельствами войны.

Мне иногда казалось, что он излишне мягко разговаривает с офицерами в такие минуты, когда они этого не заслуживают; слишком мягко и благородно относится к ним, взывая только к их рассудку и чувствам, не проявляя жесткой беспощадности и требовательности, как это делают другие.

Казалось, что Петров относится к некоторым из подчиненных ему офицеров и генералов так, как должен был бы относиться к идеальным офицерам и генералам, которые, может быть, воспитаются у нас через десять лет после войны на основе всего ее опыта.

А между тем многие из людей, с которыми он разговаривал, которыми командовал, были в значительной мере продуктом военного времени, и с ними, наверное, надо было обращаться, исходя из реального, трудного бытия четвертого года войны, а не по идеальным нормам отношения к идеальному офицеру и подчиненному, как это делал Петров. И когда он это делал, то хотя подчиненные его за это и любили, но в то же время в ряде случаев за это же самое меньше уважали, чем он того заслуживал. Так мне, по крайней мере, несколько раз казалось.

И быть может, его неудачи — конечно, не все, потому что кто бы и что бы ни говорил, а на войне огромную роль играет военное счастье, — но какую-то часть его неудач обусловливал характер его отношения к подчиненным. Обусловливал и неудачи, и даже меньший темп продвижения войск, чем тот, которого Петров мог бы добиться, действуя по-другому».

Тем не менее хрестоматийного генерала Серпилина он будет писать с Петрова.

26 марта в командование фронтом вступил генерал армии А. И. Еременко.

До 28 марта войска 4-го Украинского фронта продолжали продвигаться вперед со среднесуточным темпом 4–5 километров.

Своими действиями на моравско-остравском направлении 38-я армия создала угрозу окружения противника в районе Рыбника и Ратибора. Одновременно генерал Лелюшенко усилил свой танковый кулак 6-м гвардейским мехкорпусом, передавшим свой участок пехоте 21-й армии. В результате 27 марта войска 60-й армии овладели городом Рыбник, а к утру 31 марта частями 15-го, 106-го стрелковых корпусов вместе с танкистами Кузнецова немцы были выбиты из Ратибора и отошли в юго-западном направлении.

На этом советское наступление заглохло.

59-я армия, получившая задачу совместно с 7-м механизированным корпусом овладеть городом Крнов и перехватить рокадную железную дорогу, выполнить задачу не смогла: «Армия начала втягиваться в предгорья Судет, и, хотя высота их не превышала 500 метров над уровнем моря, войска, привыкшие воевать на равнинах, начали ощущать трудности. Противник использовал все преимущества постепенно повышающейся местности, занимал господствующие высоты, создавал на подступах к ним многоярусный огонь пехоты, минометов и артиллерии. В промежутках между высотами создавались заграждения, прикрытые огнем. На дорогах и особенно горных перевалах устраивались засады из танков и самоходных орудий. Все это сдерживало наступление войск армии». К тому же «вражеские войска яростно сопротивлялись». В этих боях 7-й гвардейский мехкорпус был угроблен окончательно.

В районе Реснитца было остановлено продвижение 4-й гвардейской танковой армии, потерявшей с начала операции, с учетом 5-го мехкорпуса, 379 боевых машин безвозвратно, еще 120 была надежда отремонтировать. В трех бригадах 6-го мехкорпуса в строю осталось 17 танков.

Основные силы армий левого крыла 1-го Украинского фронта достигли рубежа Штрелен, Нейсе, Опава и перешли к обороне. Танковые войска были выведены в резерв фронта.

Верхне-Силезская операция завершилась разгромом пяти дивизий врага, а остальные его силы были отброшены в предгорья Судет. Всего противник потерял 60 тысяч солдат и офицеров, из которых около трети было взято в плен. В качестве трофеев было захвачено 80 танков и штурмовых орудий, 1300 орудий и минометов, 26 самолетов, 13 300 автомашин и много другого военного имущества. Потери войск маршала Конева по 31 марта — официальная дата окончания операции, хотя в истории 59-й армии написано, что «активные боевые действия продолжались до 6 апреля», — составили 67 тысяч человек убитыми и ранеными.

Армии 4-го Украинского фронта на направлении главного удара к концу марта застряли в 20 километрах от Моравска-Остравы и поставленной цели не достигли.

Противник опирался здесь на долговременные сооружения укрепленных районов — вариант линии Мажино, — возведенные чехословацким правительством в 20–30-х годах на границах с Германией и Польшей, вдоль рек Одра, Остравица, Ольше:

«Каждый рубеж представлял собой систему мощных дотов, расположенных в две, а на отдельных рубежах в три и четыре линии с промежутками между дотами от 150 до 700 м. Вторая и последующие линии находились на расстоянии 250–600 м от первой. Доты по качеству постройки и мощи вооружения относились к типу первоклассных сооружений.

По своей конструкции они представляли железобетонные орудийно-пулеметные капониры и пулеметные полукапониры и имели от 2 до 9 амбразур.

Характерной особенностью расположения дотов на местности было отсутствие амбразур в напольной стенке. Амбразуры располагались по бокам и в тыловой стенке с расчетом на ведение флангового и тыльного огня. При этом из амбразур каждого сооружения можно было полностью просматривать промежуток между двумя соседними дотами и подступы к выходам из них. Расположение дотов было произведено с учетом окружающей местности и давало возможность обстрела всех лощин и высот.

Система дотов на переднем крае и в глубине создавала многослойный артиллерийско-пулеметный огонь и плотно прикрывала подступы к укреплениям. Доты хорошо были замаскированы от наземного и воздушного наблюдения: с напольной стороны стенки засыпались землей, а с тыльной стороны маскировались кустами и маскировочными сетями.

В 75–100 м перед дотами были сооружены контрэскарпы с железобетонными опорными стенками. Их продолжением служили надолбы на бетонном фундаменте».

Штатное вооружение после Мюнхена, конечно, было демонтировано. Но с начала 1945 года немцы дополняли это фортификационное великолепие сооружениями полевого типа и инженерными заграждениями.

Осознавая значимость Моравска-Остравского промышленного района, германское командование выдвинуло на его защиту 16, 19, 8-ю танковые, 10-ю танко-гренадерскую дивизии, дополнительно перебросило из Италии 715-ю пехотную дивизию.

Как вспоминает генерал Москаленко:

«Нам прорывать такую долговременную оборону довелось впервые. Добавлю: в дальнейшем, подробно знакомясь с боевыми действиями наших войск на других фронтах, я обнаружил, что в годы войны с фашистской Германией всего лишь на трех участках пришлось прорывать мощную долговременную оборону. Одним из них был Карельский перешеек, другим — граница Восточной Пруссии, третьим — Моравска-Остравский район, на пороге которого и стояла ранней весной 1945 г. наша 38-я армия. Возможно, этот перечень не полон, но вряд ли можно его намного увеличить».

На левом крыле 18-я армия 4–5 апреля овладела городами Липтовски-Микулаш и Ружомберок — немцы, постреляв для виду, оставили их практически без боя и, взорвав мосты на реке Ваг, отступили к Большой Фатре.

4 апреля в городе Кошице было образовано правительство Национального фронта чехов и словаков. Его председателем стал Зденек Фирлингер, бывший посол Чехословакии в Советском Союзе. Заместителем председателя стал коммунист Клемент Готвальд, а министром национальной обороны — Людвиг Свобода. Вместо него во главе Чехословацкого корпуса был поставлен командир 3-й пехотной бригады генерал Карел Клапалек.