Золото русского эмира - Виталий Сертаков

– Тебе прекрасно известно, что нам надо только одно. Гарантии, что вы не вступите в войну.

– И ради гарантий вы убиваете тысячи мирных крестьян и рыбаков?

– Это печальная дань глупости, – без улыбки пошутил Артур. – Мы не желаем дальнейшего кровопролития. Если бы ты не вступил в сговор с безумцами, мы могли бы стать друзьями. Мы и сейчас готовы к миру. И ожидаем ответных шагов от вас.

– О каких ожиданиях ты столь опрометчиво рассуждаешь? – осмелел эмир. – Ты, наверное, полагаешь, что мы отгородились Железной стеной и потому глухи и слепы? – Он дождался, пока Расул переведет. – Нам известно, какой ценой ты сколотил государство. У твоего народа остался последний выбор, но люди, к сожалению, слабы и слепы… Ты ослеплен, русский эмир, ослеплен блеском казны, ослеплен своими же отражениями, развешенными на улицах, ослеплен медоточивыми речами лжецов…

– Не так уж сложно отличить лесть от правды.

Эмир Саид ласково покивал, не прекращая своей речи, словно не слыша возражений.

– …Ослепленному кажется, что власть его тверда как никогда. Безумные янычары готовы резать и душить по его приказу, а Военный совет всегда докладывает, что в государстве тишина и благоденствие. Большой круг власти также льстиво угождает президенту. А Дума, ваше великое народное собрание? Разве за три последних года в Думе хоть раз появился отважный человек, кто осмелился бы сказать о беде? Нет такого человека… Впрочем, я не совсем прав, да простит меня Аллах, Милостивый и Милосердный! Я не совсем прав потому, что есть у тебя Тайный трибунал, управлять которым ты поставил германца…

– Ваше величество очень хорошо осведомлены, – превозмогая себя, Коваль поклонился, покосился на свиту, на замерших придворных.

– Мы тоже с большим уважением относимся к столь грозному и мудрому противнику, – неожиданно сменил курс эмир. – Вы сделали всё, что смогли. Вы напали со всех сторон. Вы обманули халифа Махмуда насчет ядерного оружия. Но меня вы не обманете. Я прочел много книг. У вас нет центра по управлению этими ракетами. Вы лгали, и я это знал с самого начала… Не перебивай меня, русский эмир. Я знал, что вы лгали. Но я знал также, что произойдет, если я не соглашусь на мир. Мы будем драться с вами долго. Может быть, десять или двадцать лет. Пока не уничтожим вас всех. Пустыня поможет нам, клянусь Аллахом. Не нами сказано: «Смерть – врата, и все люди войдут в нее!» Я не боюсь погибнуть с оружием в руках, защищая землю отцов. Можешь не сомневаться, русский эмир, так думают все мужчины в Аравии…

Но я не желаю, чтобы мой народ превратился в рабов. Кто этот страшный человек на белом коне? Что за болтовня о золотой птице? Он не убивает своих врагов, он делает их пустыми. Это ведь ты наслал на нас иблиса, который притворяется пророком? Он ведет к столице наших заклятых врагов…

– Мы не желаем вам гибели. Но мы будем обстреливать все прибрежные города с кораблей, чтобы вы не смогли направить нашим врагам оружие. Мы будем подвозить снаряды и устроим вам вечную блокаду. Чтобы ни один солдат не смог отправиться на помощь Карамазу. Мы сделаем так, что у вас не останется рыбацких лодок и нефти. Мы будем патрулировать ваше небо. Без вашей помощи Турция не справится. А узбеков и туркменов мы перекупим. Войну мы остановим любой ценой.

– Нефть – это просто горящая вода, – возбужденно вставил эмир. – Как ты думаешь, почему ее нет у наших врагов? Нефть дарована Аллахом тем, кто не поступился верой, кто жил праведно и честно…

– Замечательно. Но есть малюсенькая неувязочка. Одиннадцать лет назад вы предприняли первую масштабную попытку продать свой бензин. И Карамаз об этом понятия не имеет. Вы продали сотню тонн в Венецию, точнее – обменяли на необходимые вам товары. Затем вы продали в три раза больше в свободный город Гамбург, отправляли все так же, морем. Получилось удачно. Что любопытно – взамен вы запросили цветные металлы. И получили их по безумно выгодному курсу. Через гамбургских купцов вы вышли на английское Общество судовладельцев. По сути, это пиратская организация, но вам ведь все равно. Вы продали им минимум тысячу тонн нефти.

– Я вижу, ты хорошо подготовился.

– С вами иначе нельзя. По крайней мере мы ведем с вами переговоры. Вы с нами миндальничать бы не стали.

– Мы не собирались нападать на вашу страну.

– Пока не собирались. Зато Карамаз с удовольствием режет христиан.

– Он отщепенец. Я не дал бы ему солдат…

– Достаточно того, что вы давали ему деньги. И оружие. Как насчет тысячи автоматов и шестидесяти тысяч патронов, эмир? Не оскверняй себя ложью, повелитель. Мы взяли в плен визиря Карамаз-паши. Он сам распределял средства и оружие, которое шло от вас. Вы собирались передать ему самоходки, дизельные двигатели и снаряды. Кроме того, вы обещали ему, что пошлете в Фергану инструкторов для обучения стрельбе. Тысячу офицеров, самых надежных ревнителей веры.

– Поэтому ты нас так ненавидишь? – У эмира снова задергался глаз.

– Ты ошибаешься, – мягко возразил Артур. – И в знак того, что я говорю правду, прими вот это. Почитаешь на досуге, – он передал собеседнику кожаную папку с приколотыми листами.

– Что это?!

– Это проект межгосударственного мирного договора, на трех языках. Он включает совместную разработку нефтяных месторождений, строительство аэропортов и танкеров. Если ты согласишься, мы вместе могли бы сделать очень многое. Мы стали бы не врагами, а партнерами.

– Но… если ты предлагаешь мир, зачем привел сюда стаю стервятников?

– Завтра утром я тебе покажу, – скупо улыбнулся президент. – Я предполагаю, что ты думаешь, эмир. Ты думаешь, что, раз я тебя не убил, я тебя боюсь. В дружелюбии вы вечно видите только слабость. Ничего… Завтра утром я покажу наш последний довод.

30

ДВОРЦОВАЯ НЕЧИСТЬ

Начальник канцелярии президента Михаил Рубенс-младший последние три недели валился от усталости. Спал он урывками, в сутки не набегало и шести часов. Неурядицы начались с того дня, как президент Кузнец отплыл на юг с военной эскадрой. Место Кузнеца временно занял дед Михаила, Рубенс-старший, и занял его по праву. Все думские и члены Большого круга согласились, что бывший «папа Эрмитажа» – лучшая кандидатура на пост вице-президента.

Но внуку от этого не стало легче. Иногда ночами он с тоской вспоминал то светлое времечко, когда Артур Кузнец был всего лишь губернатором и власть его не простиралась дальше Гатчины и Выборга, а сам Мишка назывался секретарем, и никто его не знал, кроме друзей семьи…

Всякий раз, когда Кузнец уезжал или ввязывался в опасную аферу, Миша Рубенс чувствовал себя крайне неуютно. Как начальник канцелярии, он обладал колоссальной, пусть и неявной властью, в его ведении находились печати, ключи от сейфов с важнейшими документами, чистые бланки дарственных и приказов, все – за подписью первого лица. Он мог по тревоге поднять войска гарнизона, мог собрать для экстренного совещания Малый круг, мог задержать или ускорить любое дело, которое кружилось в бюрократических колесах. Но без Кузнеца он моментально ощущал на себе мрачные взгляды потенциальных убийц. Недоброжелателей хватало и раньше. Но после того, как Кузнец придумал все эти законы с выборами в Думу и с выборами президента, стало совсем невмоготу…

Рубенс сполз с жесткого дивана, присмотрелся к стрелкам на каминных часах. Шесть утра! Итак, он снова уснул не раздеваясь, в приемной канцелярии, там, где разбирал свежую почту и последние распоряжения вице-президента. Спать больше не хотелось, голова тут же распухла от нерешенных дел.

Что там у нас?

Так… Прошения об отставке, ого, четырнадцать штук! Это они, сволочи, торопятся в отставку, пока фон Борка нет в городе. Вот ведь незадача, и начальника Тайного трибунала сдернул Кузнец с места, послал куда-то за танками! А заместитель у Борка – еще больший зверь оказался, громадный этот, весь в шрамах, Салават, племянничек генерала Даляра. Вот чинуши и обосрались, когда им новый хозяин Трибунала зубы показал, три проверки за неделю устроил. Выслуживается Салават, ясное дело, дядьку подводить неохота…

Михаил зажег спиртовку, поставил на огонь чайничек, сполоснул лицо и склонился к бумагам. Он решил, что не стоит в шесть утра будить буфетчиков, и без того измотанных почти круглосуточными обедами. В Эрмитаже бесконечно кто-то питался, хотя бы одна из шести столовых кого-то кормила. То пересменки патрулей, то освободившиеся внутренние караулы, то заезжие делегации высокого ранга, для которых не нашлось мест в гостиницах, то какие-то брошенные дети, которых невесть где подбирала жена президента, – и их тоже приходилось кормить. А с семи утра начинали прибегать за чаем и расстегаями клерки из окрестных департаментов, затем стекались шишки повыше, директора этих самых департаментов, и уже к девяти подкатывали в каретах и на паровиках министры.