Осенние визиты - Сергей Лукьяненко

– Кошмарный, говоришь? Я бы предположил, что ты заглянул к Озерову, и вы устроили дегустацию мускатных вин. Собственно говоря, я так и предположил. Но он, оказывается, ожидает тебя только сегодня. С минуту на минуту. Нехорошо, Ярик. Хоть позвони Тиме, скажи, что у меня немного посидишь…

ЧЕРТ…

– Я уже звонил. Мы договорились завтра встретиться.

– Да? Ну рад, рад. А то можно Озерова позвать. Или к нему поехать.

– Не стоит, у него сегодня какие-то важные гости.

– У… – Скицын протиснулся мимо него, закружился у плиты. – Я тут повожусь немного, ты пока располагайся, морально готовься к отдыху. Мои сегодня на даче, решили хорошей погодой воспользоваться. Так что можно шуметь.

Визитер кивнул, проходя в зал. Устроился на продавленном диване, покосился на шкафчик с кассетами.

– Степан, ты свой видик починил?

– Да, конечно. Включай, смотри.

Слава присел на корточки, провел ладонью по кассетам. Усмехнулся.

– Что, достал «Повелителя мух»?

Скицын вплыл в комнату, толкая перед собой сервировочный столик. Гордо кивнул:

– Да, разжился. Редкий фильм. Американская версия, конечно, гадостнее, но и ее обещают найти. Так, ты в состоянии пить?

– У меня в сумке пиво.

– Я предполагал что-либо покрепче, но можно начать и с пива, – Скицын очень медленно и осторожно опустился в кресло. – Так, ты вон в то кресло не садись, оно почему-то шататься стало…

– С чего бы это, – Визитер встал. – Надо будет порыться в твоей коллекции.

Он стал выкладывать пиво. Степан иронично поглядывал на него:

– Ну, рассказывай.

– Что рассказывать-то?

– Каким ветром в Москву занесло? Во вторник ты был в Алма-Ате и никуда не собирался. На самолетах ты летать не любишь, это значит, выехал в среду. Что случилось-то?

– Ничего. Давно не приезжал.

– Темнишь, Ярик… – Скицын покачал головой. – Ладно, сам расскажешь… О, у тебя появился вкус к хорошему пиву. У меня, кстати, есть чешский сыр, получится идеально. Чешский сыр любишь? «Плеснивец»? Название-то какое, а?

– Вы, в Москве, немного оторваны от реальности.

– Что ты, у нас его тоже не найдешь. В Праге был недавно, запасся. Прозит!

Они выпили, Скицын крякнул, потер ладони.

– Рассказывай.

– Да что?

– Как «Книги Пути»?

Слава кивнул, вспоминая.

– А… ничего. Пишу.

– Распечатку привез?

– Нет.

– А файл?

Слава покачал головой.

– Ты урод, – сообщил Скицын. – Так вообще-то нельзя поступать. Ладно. Если не хочешь, Ярик…

– Слушай, зови меня Славой. Мне так больше нравится.

Степан пристально изучал его.

– Хорошо, Слава. Бороду отпустить не собираешься? Для окончательной смены имиджа?

– Подумываю.

– Да… что-то с тобой стряслось. Кризис тридцати лет?

– Психолог…

– Давай я, все-таки, что-нибудь поставлю. «Секретные материалы» свеженькие, или еще что-нибудь.

– Давай, только не мистику. Надоела.

– Хорошо, – согласился Скицын. – Вот, «Оливера» записал. Славный мюзикл.

Он стал рыться в кассетах. Визитер допил пиво, откинул голову. Хорошо. Как там Илья с Николаем?

Щелк-щелк… словно переключатель. Картинка, еще картинка… Пока не сошлись. Ладно, удачи тебе, Шедченко. Ярик был прав, смешно жаждать боя с Посланником Тьмы. В этот раз он не способен на равный поединок.

– А я тут, – вновь усаживаясь в кресло, сказал Степан, – с такими забавными людьми познакомился. Клуб любителей детской литературы «Штурман». Хочешь, свожу?

Визитер пожал плечами.

– Ты у них один из любимых авторов, – продолжил Степан. – Они меня расспросами о тебе уже достали.

– Писателю вредно общаться с читателями. И кто им сказал, что я детский писатель? У меня нет детских книг. У меня взрослые книги, где действуют дети.

– Но ведь постоянно действуют! – Скицын захохотал. – Признаешь?

– Ну и что?

– Я сейчас собираюсь доклад для них сделать, – Скицын вновь хихикнул.

– «Дети в творчестве Ярослава Зарова».

– Интересно.

– Первым вопросом у меня идет: «Почему писатель Заров так не любит детей».

Визитер кивнул.

– Ну, спасибо. Дождался я. И почему же?

– Мне приходится опираться в основном на методы психологии, а не литературной критики, – сообщил Скицын. – Что поделаешь, так гораздо интереснее.

– Ладно, не оправдывайся. Мы этот метод вместе вводили. Излагай.

– Если взять твои книги, где в большинстве своем есть герои-подростки, то можно только поразиться количеству мерзостей, которые на них сыплются, – наливая пиво, сказал Скицын. – О, я погромче сделаю, тут такой славный хор! Итак, писатель Заров словно задался целью вывалить на своих малолетних героев все мерзости жизни. От убийств, причем он впервые у нас позволил детишкам вдоволь убивать не только взрослых негодяев, что вошло в обиход с пионерских романов, но и друг друга, и до сексуальных мерзостей разного рода.

– Жесткая детская фантастика, – Ярослав потянулся за сигаретами. – Я выйду, покурю.

– Не увильнешь! – Скицын метнулся к серванту, достал стерильно-чистую пепельницу. – На время слушания доклада я торжественно позволяю тебе курить в комнате. Пожертвую здоровьем ради истины. Итак, постулат первый – если бы Заров писал для детей, то он мог бы оправдаться тем, что учит молодежь жестокой правде жизни. Но он, по собственному заявлению, пишет для взрослых. А уверять взрослых, что жизнь – дерьмо, бессмысленно. Они и так это знают.

Визитер откупорил еще пару бутылок. «Великопоповицкий Козел» с чешским сыром и впрямь был хорош. Жизнь, конечно, дерьмо. Но приятные частности случаются.

– Давай дальше.

– Постулат второй – вся мировая литература является преодолением писателем тех или иных внутренних комплексов. Кого бы мы не взяли…

– Не стал бы так категорично.

– Думаю, те случаи, что не лежат на поверхности, просто требуют более детального изучения. Итак, что преодолевает Ярик… тьфу, Славик? Погрузившись в дебри психоанализа и восприняв художественные тексты как обычные рассказы пациентов, мы придем к печальному выводу о наличии серьезнейших психологических проблем, уходящих корнями в детство нашего героя.

– Класс. Эмбриональную стадию затронешь?

– Нет, живи… Двигаем дальше. Что могло служить причиной такой сильной социальной дезадаптации у ребенка из благополучной, в общем-то, семьи? Скорее всего одиночество, отсутствие чувства коллектива, лучше даже сказать – стаи. Это порой происходит при сильных физических или умственных дефектах у ребенка, но данную версию мы с возмущением отвергнем. Тогда остается завышенная самооценка, или завышенные требования к окружающим, в первую очередь – сверстникам. Данные случаи нам известны, они могут приводить к идеализации окружающего – «мне просто не повезло, я не встретил хороших людей, а мир так светел». У тебя произошла обратная реакция – «мир дерьмо, а кто-то этого не понимает, я им объясню». Поскольку во взрослой жизни ты личность вполне состоявшаяся, добившаяся определенной известности и уважения, то заместительному поруганию подвергаешь собственное детство. Погружая очередного ребеночка в большой чан с кипящим драконьим пометом, ты просто оправдываешь собственную юность. Заявляешь – она мне дико не нравится, я считаю первую половину своей жизни потерянной и несчастной, но это – общий случай.