Тайны Парижа. Том 2 - Понсон дю Террайль

Эммануэль взглянул на говорившего, продолжавшего держать его за плечо. Он был одет бедно, на нем была фуражка, и он курил трубку, как многие студенты Латинского квартала, опухшее лицо его свидетельствовало о его пристрастии к спиртным напиткам.

Маркиз почувствовал брезгливость, точно увидел змею или жабу.

«И на кой черт я связался с ним!» — подумал он.

— Сударь, — продолжал студент, — мне кажется, судя по вашей наружности, что я вас знаю, но вашего имени я никак не могу припомнить.

— Я вас не знаю.

— Дайте мне вашу визитную карточку.

— Но, сударь…

— Вы ударили меня палкой, и мне необходимо удовлетворение.

— Извините, сударь, — произнес Эммануэль надменно. — Я не прав, извините меня.

— Мне не надо извинений.

— Но… однако.

Студент хлопнул себя по лбу и в то же время освободил плечи маркиза.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Я вспомнил… я вас узнал… я знаю, кто вы…

Эммануэлю стало не по себе.

— Вы мой старинный товарищ по школе правоведения, вас зовут Шаламбель; впрочем, я ошибаюсь, теперь вы маркиз де Флар. Ведь так?

— Да, но…

— Вы депутат и миллионер.

— Но, в конце концов, сударь, что вам угодно от меня? — с нетерпением вскричал маркиз.

— Мне угодно прислать вам своих секундантов.

— Вам?

— Черт возьми! — заносчиво сказал студент. — Не стану же я хранить ваш удар палкой, как священную реликвию!

— Но ведь я извинился перед вами…

— Мне не надо извинений, вы ударили меня и должны драться.

— С… вами?

Маркиз произнес эти слова тоном величайшего презрения.

— Со мной, — сухо ответил студент. — Впрочем, случай не так слеп, как предполагают: давно, лет двенадцать назад, вы, не подозревая того сами, нанесли мне большую неприятность, и случай, который часто напрасно обвиняют, дает мне теперь возможность отомстить вам.

Слова студента сильно удивили маркиза.

Как мог он провиниться перед человеком, которого он видит в первый раз? Он подумал было, что его противник сумасшедший, но студент продолжал:

— О, вы, конечно, теперь забыли, так как вы в настоящее время важный барин, миллионер, депутат, Латинский квартал и того, кто говорит сейчас с вами.

— Но кто же вы? — спросил Эммануэль.

— Меня зовут Фредерик Дюлонг, — ответил студент. — Вы помните?

Это имя смутило Эммануэля.

— Первая любовь Блиды? — вскричал он.

— Совершенно верно, милостивый государь, но в то время ее звали Луизой; она меня любила, и мы жили счастливо в нашей маленькой комнатке, обедая всего на шесть су.

— Действительно, — пробормотал Эммануэль. — Теперь припоминаю…

— Я уехал из Парижа на один месяц, чтобы навестить моих родных. Когда я вернулся, Луиза исчезла, вы ее у меня украли. Я был беден — вы богаты; вы не любили ее, а я ее любил и с ума сходил от горя. И вместо того, чтобы стать талантливым адвокатом, почтенным судьей, я до сих пор еще студент и, быть может, по вашей вине.

— Но, сударь…

— И вот случай столкнул лицом к лицу вас, человека счастливого и известного, со мною, пьяным студентом, с человеком без будущего, которого вы сильно оскорбили. Ну что ж, случай слишком удобен, чтобы упустить его, и я им воспользуюсь. Завтра мои секунданты явятся к вам.

Студент поклонился и ушел, оставив маркиза де Флар-Монгори пораженного ужасом. Он вспомнил мрачное предсказание барона де Мор-Дье: «Поразившие мечом от меча и погибнут».

— Боже мой, — пробормотал он, — неужели наступил последний час моего счастья?

И шатаясь, с холодным потом на лбу, этот человек, который был храбр и еще недавно готов схватиться за шпагу при малейшей ссоре, продолжал свой путь к улице Масон-Сорбонн.

В первый раз в жизни он испугался под давлением того чувства отвращения, овладевающего нами, когда мы принуждены бываем скрестить шпагу с человеком, которого считаем ниже себя.

Жилище, о котором Блида писала в своем письме и где она ожидала маркиза де Флар-Монгори, было действительно ужасно: бедная студенческая комнатка с фаянсовой печкой, размалеванной деревянной кроватью и тремя или четырьмя соломенными стульями. Куча старого тряпья служила растопкой для печи; комната освещалась свечой, стоявшей на камине.

— Честное слово! — прошептала ожидавшая Блида. — Здесь собачий холод, и Дама в черной перчатке, кажется, чересчур требовательна в своем желании такой постановки сцены. Как подумаешь, что я три дня назад ужинала в «Золотом Доме», а сегодня разыгрываю роль падшей женщины, то становится очень забавно. В дверь постучали.

— Войдите, — сказала Блида.

Ключ торчал в замочной скважине; дверь отворилась, и маркиз Шаламбель де Флар-Монгори появился на пороге и на минуту остановился.

На Блиде были надеты старое шерстяное платье и полотняный чепчик; из-под платья выглядывали ее маленькие ножки, обутые в рваные ботинки.

«Какая нищета! — подумал Эммануэль, входя. — Я получу свое письмо за пятьсот франков».

Блида протянула ему руку, точно герцогиня, принимающая в своем отеле.

— Здравствуйте, друг мой, — сказала она ему. — Я вижу, что вы еще не окончательно забыли меня. Вы почти вполне аккуратны и заставили свою старую знакомую прождать только пять минут; это более чем вежливость, это героизм!

— Дорогая моя, — сказал на это Эммануэль, почтительно пожав хорошенькую ручку грешницы, — благодарю вас за то, что вы вспомнили обо мне в тяжелую минуту вашей жизни; могу только в одном упрекнуть вас…

— В чем же? — спросила она, улыбаясь.

— В том, что вы не вспомнили обо мне ранее. Эммануэль сел на стул, на который ему указала Блида.

— Но вам ужасно плохо здесь, и я не хочу, чтобы вы дольше оставались здесь.

Блида вздохнула и промолчала.

Эммануэль вынул из кармана небольшой бумажник, взял билет в тысячу франков и подумал: «Пятьсот франков за письмо и столько же ей, этого будет вполне достаточно».

И он протянул билет в тысячу франков Блиде.

— Спасибо, друг мой, — сказала Блида, взяв билет и зажав его в своей маленькой ручке. — Вы очень великодушны.

— О, — пробормотал Эммануэль сконфуженно, — не будем больше говорить о таких пустяках.

— Вы дарите мне на булавки…

— На булавки?

— Да, разумеется, или на бутылку вина, если вам это больше нравится.

— Каким образом? — спросил маркиз.

— Я подразумеваю мировую сделку, которую мы совершим с вами.

— По поводу чего?

— Ветренник! — сказала Блида, улыбаясь. — Вы уже забыли о письме полковника.

Маркиз смутился.

— Да, ваша правда, — сказал он, — но что же заключает в себе это письмо, которому вы придаете такое большое значение?

— Право же, — ответила Блида, — я могу сказать вам наизусть его содержание…