Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль" - Чарлз Дарвин

Население питается здесь преимущественно моллюсками и картофелем. Кроме того, в известные периоды в году они при помощи «корралей» — подводных изгородей — ловят много рыбы, остающейся на илистых отмелях после отлива. Кое-кто владеет домашней птицей, овцами, козами, свиньями, лошадьми и коровами — порядок перечисления этих животных отвечает их относительной многочисленности. Мне никогда не случалось видеть более любезных и скромных манер, чем у этих людей. Обыкновенно они, прежде всего, заявляют, что они бедные уроженцы этого места, а не испанцы, и страшно нуждаются в табаке и прочих предметах удовольствия. На Кайлене, самом южном из этих островов, матросы купили за сверток табаку ценой в полтора пенни, двух кур, у одной из которых, как отметили индейцы, была кожа между пальцами, и эта курица в самом деле оказалась отличной уткой; за несколько бумажных носовых платков ценой в 3 шиллинга были получены три овцы и большая связка луку. Ялик в этом месте стоял на якоре несколько вдали от берега, и мы опасались, как бы его не разграбили ночью. В связи с этим наш проводник, м-р Дуглас, заявил тамошнему полицейскому, что у нас все время будут стоять часовые с заряженными ружьями, а так как мы не понимаем по-испански, то, увидев кого-нибудь в темноте, наверняка застрелим. Полицейский с совершенной покорностью признал полную правильность такого порядка и обещал нам, что никто не посмеет выйти из своего дома всю эту ночь.

В течение следующих четырех дней мы продолжали плыть на юг. Общий характер местности оставался прежним, но население здесь стало гораздо более редким. На большом острове Танки вряд ли было хоть одно расчищенное место; деревья со всех сторон простирали свои ветви над самым берегом. Однажды я заметил на береговых кручах из песчаника очень красивые растения по названию панке (Gunnera scabra), чем-то похожие на ревень, увеличенный до гигантских размеров. Туземцы едят их кисловатые стебли, а кореньями дубят кожу и производят из них черную краску. Листья панке почти круглые, с глубокими зубцами по краям. Я измерил один из них, и оказалось, что он имеет около 8 футов в диаметре, а следовательно, не менее 24 футов в окружности! Стебель в высоту несколько больше ярда, и на каждом растении распускается четыре-пять тонких громадных листьев, вместе производящих великолепное впечатление.

6 декабря- Мы достигли Кайлена, прозванного «el fin del cristiandad» [ «конец христианского мира»]. Утром мы задержались на несколько минут около одного домика на северном конце Лайлека; эта убогая лачуга была крайней точкой христианской Южной Америки. Широта места была 43° 10, на два градуса южнее Рио-Негро на Атлантическом берегу. Эти «последние» христиане были очень бедны и, используя свое тяжелое положение, выпрашивали табак. В доказательство бедности этих индейцев могу сослаться на тот факт, что незадолго до этого мы повстречали человека, который шел пешком три с половиной дня и столько же должен был пройти обратно ради того только, чтобы получить причитавшийся ему долг за топорик и небольшое количество рыбы. Как трудно, должно быть, здесь купить малейшую вещицу, если человек затрачивает столько труда лишь на то, чтобы вернуть такой маленький долг!

Вечером мы достигли острова Сан-Педро, где нашли стоявдшй на якоре «Бигль». Пока мы огибали мыс, двое офицеров щЛсади-лись, чтобы промерить углы теодолитом. На камнях сидела лисица (Canis fulvipes), встречающаяся, как говорят, только на этом острове, да и то очень редко и представляющая собой новый вид. Она была настолько поглощена наблюдением за работой офицеров, что мне удалось, тихо подойдя сзади, стукнуть ее по голове геологическим молотком. Эта лисица, более любознательная и ученая, но менее благоразумная, чем большинство ее сородичей, выставлена теперь в музее Зоологического общества.

В этой бухте мы пробыли три дня, в один из которых капитан Фиц-Рой с несколькими спутниками предпринял попытку восхождения на вершину Сан-Педро. Леса здесь имели несколько иной вид, чем в северной части острова. Порода представляла собой по-прежнему слюдистый сланец, но берег не был отлог, а круто уходил прямо под воду. Поэтому общий вид тут больше напоминал Огненную Землю, чем Чилоэ. Мы напрасно старались добраться до вершины; лес был до того непроходим, что тот, кто не видел его, не сможет представить себе этого хаотического нагромождения умирающих и мертвых древесных стволов. Я уверен, что не раз наши ноги по десять минут, а то и больше не касались земли, часто находясь в 10–15 футах над ее поверхностью, так что наши моряки в шутку выкрикивали глубину по лоту. В других местах мы ползли один за другим на четвереньках под сгнившими стволами. В нижней части горы величавые деревья Drimys winteri, какой-то лавр вроде Sassafras с душистыми листьями и другие деревья, названия которых я не знаю, переплетались в одно целое стелющимся бамбуком или тростником. Мы походили тут больше на рыб, бьющихся в сети, чем на млекопитающих. Выше большие деревья сменились кустарником, среди которого там и сям высились красный кедр или сосна алерсё. Я с удовольствием встретил на высоте немногим меньше 1 000 футов нашего старого знакомого — южный бук. Впрочем, здесь это невзрачные чахлые деревца, и мне кажется, что где-то недалеко отсюда проходит северная граница их распространения. В конце концов, мы, отчаявшись, отказались от нашей попытки.

10 декабря. — Ялик и вельбот с м-ром Саливеном ушли на съемку, я же остался на борту «Бигля», который на следующий день направился от Сан-Педро на юг. 13-го мы вошли в пролив в южной части Гуаятекаса, или архипелага Чонос, и счастье, что нам это удалось, потому что на следующий день разразился яростный шторм, достойный Огненной Земли. Белые массы облаков громоздились на темно-синем небе, и по ним быстро проносились черные косматые тучи. Протянувшиеся одна за другой цепи гор казались мутными тенями, и заходящее солнце бросало на леса желтые отблески, очень похожие на те, какие дает пламя винного спирта. Вода казалась белой от водяной пыли, ветер затихал и снова ревел в снастях; то была зловещая, но грандиозная картина. На несколько минут вспыхнула яркая радуга, и тут любопытно было наблюдать влияние на нее водяной пыли; проносясь над поверхностью воды, она превращала обычный полукруг радуги в круг: полоса радужных цветов, продолжаясь от обоих оснований обычной дуги, пересекала залив и подходила к самому борту корабля, образуя неправильное, но зато почти замкнутое кольцо. Мы пробыли здесь три дня. Погода была по-прежнему скверная, но это не имело большого значения, ибо все эти острова все равно совершенно непроходимы. Берега до того изрезаны, что если хочешь пробраться по ним, то приходится непрерывно карабкаться вверх и вниз по острым скалам из слюдистого сланца; что же касается леса, то наши лица, руки, ноги — все носило следы того, как зло обошелся он с нами за одну только попытку проникнуть в его запретные тайники.

18 декабря. — Мы повернули в море. 20-го мы распростились с югом и при попутном ветре повернули корабль на север. От мыса Трес-Монтес мы бодро поплыли вдоль высокого, бурного берега, замечательного крутыми очертаниями холмов и густым лесом, покрывающим даже чуть ли не отвесные склоны. На следующий день мы открыли бухту, которая" на этом опасном берегу может сослужить большую пользу судну, терпящему бедствие. Ее можно без труда отыскать по холму высотой в 1 600 футов, еще более близкому к правильному конусу, чем знаменитая Сахарная голова в Рио-де-Жанейро. На следующий день после того, как мы бросили якорь, мне удалось взобраться на вершину этого холма. То было нелегкое предприятие, ибо склоны были до того крутые, что в некоторых местах приходилось пользоваться деревьями как лестницей. Тут было также несколько обширных зарослей кустов фуксии с ее прекрасными свешивающимися цветами, но сквозь эти кусты очень трудно было пробираться. В этих диких странах подъем на вершину какой-нибудь горы доставляет большое удовольствие. Как ни часто, быть может, бывает обманута смутная надежда увидать с горы что-нибудь необыкновенное, а все-таки она непременно возвращается ко мне при каждой новой попытке восхождения. Всякому, должно быть, знакомо то чувство торжества и гордости, которое вызывает в нас грандиозное зрелище, открывающееся с высоты. В этих редко посещаемых странах ко всему этому подмешивается еще некоторая доля тщеславия при мысли о том, что вы, может быть, первый человек, ступивший когда-либо на эту вершину и любующийся этим видом.

Вам всегда очень хочется установить, бывала ли до сих пор хоть одна живая душа в этом глухом месте. Вы подбираете кусок дерева с торчащим в нем гвоздем и изучаете его так, как будто он покрыт иероглифами. Охваченный этим чувством, я был сильно заинтересован, найдя на диком берегу, под выступом скалы, постель, устроенную из травы. Рядом с ней виднелись следы костра и топора, которым пользовался человек. Костер, постель, их расположение — все это обнаруживало искусную руку индейца; но вряд ли то был индеец, ибо индейская раса вымерла в этих краях: католики стремились превратить индейцев в христиан и рабов одновременно. Уже тогда у меня появилось предчувствие, что одинокий человек, устроивший себе постель в этом диком месте, был, должно быть, какой-то несчастный потерпевший крушение моряк, который пытался пробраться вдоль берега к северу и провел здесь печальную ночь.