Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар

вернул… Стало совсем худо. Весь город знал, но нельзя трогать жреца. Боги покарают, – Уна устало прикрыла глаза. – По городу проезжал путник. Выглядел, как аделлюрец с востока, рыжий, конопатый. Ехал мимо нашей фермы, попросился на ночлег, а ночью застал отца со мной. Его не остановили ни божественные знаки, ни посулы небесной кары. Он пустил кишки этому старому ублюдку, дал нам свободу. Все, что я знала о своем спасителе: его зовут Морок и он едет на Юг. Прошло много лет. Я выросла, стала ловкой, умелой, научилась стрелять, разбойничать в местных лесах, а после отправилась на Юг в поисках лучшей жизни. Конечно, я мечтала найти того самого Морока. Конечно же, я влюбилась. Я узнала, что в Ильфесе, в самых черных ее безднах, и правда живет один человек с таким именем, но он выглядит  иначе. Все равно я решила поговорить с ним, вдруг он знает что-то о том Мороке, которого я люблю… – Уна улыбнулась. – Я подошла к нему, заговорила… и увидела, что он узнал меня. А потом услышала его голос. Это был он, тот самый Морок. Не знаю, как он смог изменить свой облик, но я полюбила и это его новое лицо. – Уна снова прикрыла глаза, словно засыпая. – Да, он делает мне больно, отталкивает, но я точно знаю – он помнил обо мне столько лет. Верю – однажды он меня подпустит, ведь мне не страшно, даже если он – шиматах, лесной демон. Я бы не удивилась… Однажды он меня подпустит… но пока мне обидно, хочу сделать глупость…

Она швырнула кружку с расплескавшимся самогоном, поднялась на трясущиеся ноги и поковыляла к толпе. Упала на колени первого попавшегося мужика, засмеялась в истеричном веселье, обняв его за шею, и позволила облапать себя за талию, словно портовая шлюха. Морок посмотрел на этот спектакль ледяными черными глазами, в которых ничего нельзя было прочесть. Эстев понял, что его сейчас стошнит от этой грязной истории. Он поковылял в сторону конюшни, подальше от этого разнузданного гульбища на костях и трупах.

Лошади… Как там они? Наверное, огонь перепугал их до смерти… Из конюшни пахнуло сеном, из ближайшего стойла раздалось короткое ржание, а издали – мерный шорох метлы. На мгновение Эстеву показалось, что это Рихард. Он был продолжением этого места, спал тут же, прям на сене. Покачнувшись и чуть не упав навзничь, Эстев поковылял на звук. Конечно же, это не Рихард. Низкий, коренастый, чернявый… Марсэло. Эстев задохнулся от внезапно нахлынувшего гнева.

– Это… не твое! – крикнул он, еле ворочая непослушным языком, и вырвал метлу из рук солдата.

Как смеет он прикасаться к вещам Рихарда?

– Теперь мое, – прорычал коренастый, вцепившись в потертую ручку, словно в древко копья. – Вали отсюда, пьяный ублюдок!

Его презрительный тон окончательно расшатали нервы Эстева. Издав вопль ярости, толстяк накинулся на Марсэло, размахивая кулаками, только тело, и без того неловкое, было одурманено самогоном. Солдатик без труда ушел от удара, поставив подлую подножку. Толстяк неловко завалился под тяжестью собственного веса и приложился щекой о засыпанный сеном пол. Боль была далекой, приглушенной ватным опьянением, но горечь и стыд были яркими, как вспышки в темноте. Соле показалось, что он может ослепнуть от них, а, может, это перед глазами пробежали болезненные искры от удара…

Провал. Тихий голос. Темнота, слегка подсвеченная красным, вертелась и раскачивалась, как флюгер. Эстев пришел в себя, сидя на полу в лачуге, пока кто-то  пытался стянуть с него одежду. Он с трудом сфокусировал взгляд. В лачуге было темно, только откуда-то с улицы долетал свет масляного фонаря, но Ири он узнал по очертаниям

– Господин Морок просил сделать тебе ванную, – сказала она, указав в сторону.

Мда, ванная. В его доме была тяжелая, металлическая, с витыми ножками и блестящими розами, как на пироге. Это же была застеленная тканью деревянная бадья, в которую вряд ли получится поместиться полностью. И все же это была ванная. От воды шел пар. Какая Ири молодец. Наверное, долго таскала и грела ее, чтобы он мог позволить себе такую роскошь. Эстев не мылся почти три недели, и его рубашка пожелтела от пота. С трудом поднявшись на ноги, он сам стянул с себя рваную одежду. Ири куда-то пропала. Оно и к лучшему, ему было стыдно раздеваться при ней. Соле свалил грязное тряпье бесформенной грудой и залез в воду, вздохнув от удовольствия. Как хорошо…  Он снова на время отключился, разморенный теплом, и пришел в себя, когда что-то защекотало ему нос. Волосы. Обернувшись, Эстев увидел, как Ири срезает свалявшиеся колтуны с его головы. В последний раз он расчесывался тоже три недели назад.

Разом навалились эмоции. Грязное поведение Уны, смерть Рихарда, манипуляции Морока, неопределенность судьбы. Отвратительный Марсэло, который словно присвоил себе память о друге. Во всем этом мраке и пьяном тумане единственным светлым проблеском было поведение Ири. Он взял ее за руку и по наитию прижал к своему лицу, как когда-то ластился к матери, чтобы та пожалела его, когда его обижали другие мальчишки, сильные, дерзкие агрессивные, каким он никогда не был.

Ири расценила этот жест по-своему. Приложила его ладонь к себе, и Эстев почувствовала нежную кожу. Голая женская грудь. Наверное, будь он трезв, то смутился бы и сбежал, но он был пьян, и это была первая женская грудь, которой он коснулся со времен раннего детства. Гипнотизирующее зрелище, еще более завораживающее ощущение. Эстев не мог оторвать от нее ладони, и эта пустота в голове, горячая и красно-черная, ему очень понравилась. Улыбнувшись, Ири спустила платье на пол и погрузилась в его ванну. На мгновение Эстеву показалось, что это Уна, и он уцепился за этот самообман. Уна гладила его по лицу, дарила влажный поцелуй, ее тяжелые груди скользили по торсу, а тело дарило пьянящую жаркую тяжесть. Стало вдруг так хорошо. Плеск воды, ее волнистые волосы, скользящие по его лицу, а внизу живота так  приятно, что сложно терпеть. Так вот как это, когда спишь с женщиной? Словно прыжок с огромной высоты, оканчивающийся резким взлетом. Вода остыла, но ее горячее тело все равно продолжало греть. Все остальное превратилось в пьяные обрывки. Эстев не помнил, как выбрался из ванной, как оделся во что-то чистое и куда лег, и только чужое тепло под боком разбудило его под утро.

– Спи, еще рано, – сонно пробормотала Ири.

Эстев вспомнил, что произошло между ними. Стыдно, неловко, но он послушно лег на место. Все-таки это была не Уна…

Утро началось с ужасного похмелья и столь же терзающих угрызений совести. Превозмогая тошноту и головную