Кровь времени - Максим Шаттам

— А что было между детством и старостью? — тихо спросила Марион.

— Я пытался понять Джереми Мэтсона.

Марион поперхнулась, не осмеливаясь задать вопрос, который вертелся у нее на языке. Джордж кивнул, призывая собеседницу преодолеть робость.

— И… вам это удалось? Я хочу сказать — вы перестали его ненавидеть?

Старик похлопал ладонью по карману, где лежал дневник.

— Иногда я даже плакал, сожалея о том, какую жизнь ему пришлось вести.

Марион плотнее закуталась в плащ, чтобы защититься от порывов холодного ветра.

— А теперь, дорогая моя, скажите себе следующее. Все это лишь история, длинная и странная история, закончившаяся много-много лет назад. Пусть со временем у вас останутся о ней лишь смутные воспоминания. Желательно, чтобы из уважения ко мне вы совсем ее забыли. Будь я волшебником, я начисто стер бы ее из вашей памяти.

Он положил руку на плечо Марион и повернул ее в сторону лестницы-кружева. Поднимаясь по ступенькам, она краем глаза заметила за спиной какое-то движение — Джордж вытирал ладонью слезы.

Эпилог

Марион обняла Беатрис и стала спускаться по Гранд-рю; подруги только что попрощались. Со времени признаний, сделанных Джорджем Кеоразом, прошло всего два дня, и вот седан-легковушка ждет ее у подножия Мон-Сен-Мишель; провела она здесь две недели. Накануне сестра Анна предупредила, что за Марион скоро приедут: она возвращается в Париж. Тем же вечером в домике у нее раздался телефонный звонок; появились кое-какие новости: судья всерьез взялся за ее дело, ее срочно вызывали на процесс. Что дальше, никто сказать не мог. Несколько дней поживет в какой-нибудь гостинице, а там будет видно. В ее положении по-прежнему никакой ясности; предстояло еще долго скитаться. Марион покидала свое укрытие гораздо раньше, чем предполагалось.

Рано утром Марион отправилась к дому Джорджа, чтобы оставить письмо для старика. Думала над текстом этого послания весь вечер и в конце концов написала только: «Спасибо, что сказали мне правду. Марион». Конечно, записка не отражала всего, что было у нее на сердце, но по крайней мере, рассудила она, это лучше, чем ничего.

Даже теперь ее мучили непонятные ей самой сомнения. Она с болью думала о Джордже Кеоразе и его истории. И в то же время часть Марион по-прежнему была связана с Джереми — с тем детективом, чьей жизнью она жила все эти дни. Мог ли Мэтсон действительно оказаться таким чудовищем, каким его описал Джо? Иногда Марион спрашивала себя, не использовал ли старик каждый пробел, каждое слабое место в рассказе англичанина, чтобы с их помощью обосновать другую версию событий и обелить отца. Этот процесс мог начаться очень рано, когда Джордж был ребенком. Он заставил себя забыть о том, что именно отец на самом деле сел в тот трамвай, и заменил его Мэтсоном. В свою очередь ошибки в дневнике детектива вовсе не появились там нарочно, это были всего лишь упущения, промахи или недомолвки, связанные с чрезмерной усталостью. Едва начав обдумывать эту теорию, Марион решительно выбросила из головы подобные мысли и стала ругать себя: как может она вновь ставить под сомнение слова старика и перенесенные им страдания.

Марион вышла на площадь в нижней части деревни. Там ее ждали сестра Анна и брат Серж. Они поздоровались, и монахиня протянула гостье сумку, где были сложены блюда местной кухни. Та забралась на заднее сиденье машины, чемоданы ее уже лежали в багажнике. Автомобиль готов был тронуться с места, когда Марион заметила Грегуара: тот выскочил из ворот со стороны деревни и со всех ног побежал к машине.

— Погодите минутку! — крикнула Марион, обращаясь к водителю.

Грегуар остановился перед опущенным ветровым стеклом.

— Мать велела передать вам это… — сказал он, чуть отдышавшись.

Марион взяла подарок, завернутый в самодельный конверт из старой, уже использованной бумаги, и заглянула внутрь: там была потертая и сильно помятая книга.

— «Как познать собственный характер и обзавестись друзьями», — прочитала она громко.

Внутри книги обнаружилась коротенькая записочка: «Извини, лучше ничего не нашлось. Этот маленький сувенир — тебе от меня. Он пригодится тебе там, где ты станешь жить. Держись, дорогая моя. Я буду думать о тебе, просматривать газеты и ждать, когда ты вновь явишься в мою лавку. Беа». В улыбке Марион скрывалась целая гамма чувств.

— Поблагодари ее от моего имени.

— Это еще не все, — остановил женщину Грегуар. — Мне надо… я должен кое-что вам сказать. Это… очень важно.

Нетерпеливым жестом Марион велела ему продолжать.

— Речь идет о дневнике, который вы прочитали.

Женщина бросила взгляд на людей, сидящих в машине впереди.

— Ну?

— Думаю, вам стоит это знать: он фальшивый.

— Что?!

— Да, он не настоящий. Я должен был сказать вам это, прежде чем вы уедете.

— Да что ты такое говоришь?!

— Весь текст выдуман с начала и до конца. Это сделано для того, чтобы вы с интересом провели здесь время. Говорят, скука — худшее из зол, угрожающее тем, кто не привык жить здесь, у нас. Вот монахи и написали фальшивый дневник. Наверху у них есть мастерская для реставрации старинных рукописей. Они раздобыли подходящую бумагу, а затем составили всю эту историю, надеясь развлечь вас и найти для вас подходящее занятие. Ну, чтобы вы не болтались под ногами без дела.

— Грегуар, ты что, шутишь надо мной?!

— Клянусь вам, что нет!

У юноши более чем серьезный вид; ему явно не по себе из-за того, что приходится делать это признание.

— В газетах того времени они нашли ряд фактов и на их основании выдумали все остальное. Затем собрали все это вместе, в Авранше, и направили вас туда. Вообще-то, собирались подсунуть вам дневник и попросить его прочитать под предлогом, что обложка книги явно не соответствует ее содержимому, а никто из них не знает английского языка. Им здорово повезло: вы нашли книгу сами, без их помощи.

Марион застыла как громом пораженная; руки у нее вспотели, а ноги будто отнялись.

— Даже фотография — это липа. Есть один старый трюк, которым они и воспользовались, чтобы придать всей этой истории правдоподобие. Джо входил в число заговорщиков, потому что некогда состоял в братии. Это-то как раз правда. Но поскольку вы рассматривали его как человека постороннего для аббатства, он должен был внушать вам больше доверия.

Марион совсем запуталась — теперь не знала, что и думать.

— Поверьте, мне очень жаль, что приходится говорить вам все это. Но лучше, чтобы вы знали.

У Марион возникло жгучее желание ответить ему, что ей совершенно наплевать и все это ее нисколько не задело, однако она лишь кивнула. Чему же теперь верить — только что сделанному признанию или гораздо более драматичным откровениям Джорджа? А ведь существовала еще и третья версия событий — та, что принадлежала Джереми и описана в его дневнике.

Грегуар отступил на шаг назад и на прощание коротко взмахнул рукой. Ветровое стекло автоматически поднялось, и седан тронулся с места. Волосы Марион взметнулись вверх, скользнули по лицу и вновь опали. Покидая Мон-Сен-Мишель, переполненная вопросами, она пристально вглядывалась в затейливый архитектурный комплекс аббатства, как будто надеялась найти там ответы. Она отправлялась в совсем другой мир и увозила с собой странную историю, не понимая даже, где она начинается и где заканчивается. Эта история всецело захватила ее воображение и в конце концов превратилась в ее собственную. Мон-Сен-Мишель, мощный и огромный, еще долго был виден через заднее стекло машины: он застыл над заливом, подобно часовому на посту. Монастырь берёг свои секреты; в памяти Марион всплыли слова Беатрис о местных жителях: «Они выступают сплоченной группой, вместе переносят удары и, если потребуется, умеют хранить секреты, которые не должны выйти за пределы острова».

Солнце выглянуло из-за облаков, и Мон-Сен-Мишель скрылся за поворотом.

Черная книга лежала на скамье, и шаловливый солнечный зайчик только что опустился на ее обложку. Разрыв кожи в том месте, где находилась спрятанная фотография, был тщательно зашит. Золотые буквы заголовка слабо переливались внутри светового пятна: «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима»; название романа, у которого не было конца, служило лишь маскировкой для дневника. Грегуар подошел ближе и сел на скамью; на книгу опустилась рука с дряблой кожей, выступающими венами и многочисленными родинками.

— Ты ей сказал? — спросил юношу тихий голос с чуть заметным акцентом.

— Да.

Джо покачал головой. Он ждал несколько минут, пока теплый луч солнца не упал на него.

— Вы полагаете, что так правильно? — наконец спросил Грегуар. — Стоило ли говорить ей все это?

— Да, стоило.

— Почему? Лично я в этом не уверен… ведь правда не…