Римская армия эпохи Ранней Империи - Ян Ле Боэк

[141] См. в связи с этим акты Канского коллоквиума La mort, les morts et l’au-dela (Смерть, мертвецы и загробная жизнь) (ноябрь 1985). 1987. 376 р.

[142] Le Bohec Y. La IIIе Legion Auguste. 1989. P. 543; см. примеч. 1 на с. 348 и след. примеч.

[143] Lassere J.-M. Ubique populus. 1977. P. 519 et suiv.

[144] Le Bohec Y. Peuton «compter la mort» des soldats de la IIIе Legion Auguste // Colloque de Caen. 1987. P. 53-64.

[145] Burn A.R. Past and Present. 1953. IV. P. 1-31.

[146] См. примеч. 1 на с. 349.

[147] Plin. Pan. XXVIII. 5; CIL. XL № 1147.

Культурная роль римской армии. Культура обыденная и культура сакральная

Мы убедились, что солдаты играли важную экономическую роль, но делали это косвенным образом, поскольку подобная деятельность не составляла главного смысла их существования. Аналогичным было их участие и в культурной, духовной жизни своего времени. По данным вопросам среди историков существуют различные точки зрения, однако упоминания заслуживают, на наш взгляд, две крупнейшие теории. Так, в ряде работ армия представлена в качестве орудия романизации; авторы подчеркивают важность смотра войску — probatio. Другие же, напротив, представляют воинов как варваров. Вместе с тем существует еще одна область, разделяющая историков, это — религия. По мнению разных авторов, солдаты либо оказывали предпочтение местным культам, будучи набранными в месте дислокации гарнизона, либо поклонялись восточным богам, поскольку последние лучше отвечали их духовным устремлениям.

Светская культура

Сказанное выше по поводу набора войска, должно прояснить следующий спорный вопрос — нельзя ставить на одну доску легионера и воина вспомогательных частей (auxiliarius), особенно если этот последний несет службу в numerus; да и кроме того, надо учитывать, что их положение менялось в период от Августа до Диоклетиана. К тому же, известно, что в то время происходила и общая эволюция, затронувшая всю совокупность обитателей ойкумены. Таким образом, в данном вопросе на первое место выходят социальный и временной факторы.

Латинский язык

Высказанное положение хорошо иллюстрирует проблема языка. В течение долгого времени латынь сохраняла исключительное положение. Только на ней могли звучать приказания всем подразделениям, даже тгьукш; приказы на языках побежденных народов — по-гречески, по-египетски или по-арамейски — не отдавались.

Мало того, достоверно известно, что по меньшей мере некоторые из солдат обладали определенным минимумом образованности. На войсковых смотрах (probatio) их знания проверяли ответственные лица. Наверняка некоторые из новобранцев должны были уметь читать, писать1 и считать; таковые направлялись на работу в управленческий аппарат, в канцелярии подразделений. К тому же, от будущих notarii требовались навыки, необходимые для стенографирования речей.

Более того, в эту среду проникла и литературная образованность. В эпоху Августа центурионы платили большие деньги, чтобы отправить своих сыновей в щколу2. Солдатские эпитафии сочинялись в стихах3; конечно, их метрика была более грамотной в начале I в., чем в конце II в., но подобные изменения отмечаются и в других слоях общества. Замечено также, что воины иногда давали своим детям имена, почерпнутые из произведений великих латинских писателей, в частности, героев Вергилия4, а это показывает, что они, если и не читали произведения этих авторов, то, по крайней мере, высоко их ценили.

В свою очередь, на Востоке продолжает широко использоваться греческий язык. К тому же, несомненно, что солдаты numeri сохраняют более других свои этнические черты, язык и религию. Ж.Каркопино5 наглядно продемонстрировал, как присутствие в Эль-Кантара в Нумидии двух сирийских подразделений, набранных в Пальмире и Гемезе, способствовало созданию островка семитской культуры к западу от Ореса. В то же время некоторые воины знали варварские языки6, что позволяло командованию располагать переводчиками, такими как interprex (sic!) Dacorum, засвидетельствованный в эпиграфике7. А один недавно обнаруженный документ упоминает о солдате, откомандированном «к гарамантам»8, который, несомненно, должен был хотя бы понимать то, что говорили последние. Вместо того чтобы воспринимать эти знания как доказательство духовной открытости, их представляют лишь свидетельством проникновения в армию слабо романизированных местных жителей9. Между тем может быть констатировано некоторое снижение уровня культуры; оно различным образом проявляется и в эпиграфике. Так, со временем качество стихотворных эпитафий несколько падает10 и множатся формы «вульгарной латыни». Армия, как и любая замкнутая среда, выработала собственный жаргон; существовало настоящее военное арго11, которое мы знаем главным образом благодаря надписям и литературным текстам: «соотечественник» стал conterraneus, «крик» обозначается словом barritus, а для выражения «жалкая лачуга» используется африканское слово mapalia (шалаш), которое распространилось во всех воинских контингентах Империи. В середине III в. (между 253 и 259 гг.) архивы сторожевого поста Бу Ньем в Триполитании велись на смеси языков12. Более того, многие писатели увлеклись критикой солдат, подчеркивая их бескультурье, уподобляя их варварам, хотя и признавая при случае их храбрость13.

Как согласовать между собой столь противоречащие друг другу образы? Это следует делать с учетом двух видов данных — типов подразделений и трансформации способов набора войск. Воины, безусловно, не интеллектуалы, но они и не невежественные скоты.

Так, само собой разумеется, что воины вспомогательных частей были менее романизированы, чем легионеры. Именно в простой среде были составлены тексты, известные по остракам из Бу Ньема. В оправдание авторов сих источников надо также добавить, что они писали не для потомков, а на скорую руку, и не претендовали никоим образом на создание литературного произведения. С другой стороны, было отмечено снижение уровня новобранцев в эпоху Септимия Севера, и это изменение призывного контингента (dilectus) не могло не отразиться на общем культурном уровне армии. Что до критики, исходившей от писателей, то, похоже, она представляла собой лишь литературный «топос»; образ солдафона являлся общим местом, которое получало наибольшее распространение в периоды кризиса, в моменты междоусобиц, в частности в 68-69, 193-197 и 238 гг.

И действительно, кажется, что армия, пусть с небольшими отклонениями, двигалась в русле общего развития. Солдаты — выходцы из плебса следовали его вкусам; будучи причисленными к элите, они поднимались чуть выше среднего уровня. Это положение может быть измерено. В 1916 г. Л.Р.Дин14 опубликовал небольшое исследование, предметом которого были cognomina легионеров. Несмотря на давность издания, эта работа еще может быть использована, поскольку она выполнена на основе вполне представительной подборки имен — 5 700 случаев. Наиболее распространенных, встреченных более 20 раз, — 56, и все они, кроме одного (Александр), — латинского происхождения. Затем идет греческий пласт, внесший наиболее весомый вклад, но он дает лишь 192 имени на 328 человек. Остальная часть, кроме имен кельтского происхождения (80 единиц), представлена лишь незначительными цифрами (речь идет в первую очередь о фракийском, финикийском и арабском языках). Короче говоря, ономастика легионеров выявляет их принадлежность к романизированному миру.

Римское право

В римском мире между армией и правом (под «правом» следует понимать здесь «государственное право» — гражданство и политические институты) образовались сложные и разнообразные связи. Обычно контакты устанавливались на трех уровнях — индивида, города и провинции.

Право и солдат

Некоторые факты, касающиеся частных лиц, были уже изложены в предыдущей главе. Основная мысль, на которой стоит еще раз остановиться, заключается в том, что армия была чем-то вроде машины по производству римских граждан и широко распространила civitas romana, и прежде всего среди самих воинов. В периоды, когда по той или иной причине набор был затруднен, молодым людям, которые добровольно вступали в легионы, жаловалось гражданство. Оно всегда предоставлялось тем, кто не имел его, по окончании службы во вспомогательных частях; но необходимо напомнить, что этот порядок утратил свою действенность, поскольку алы и когорты принимали все меньше и меньше перегринов. Об этой практике, демонстрировавшей ясную волю политической власти, свидетельствуют «военные дипломы».

Похожие щедроты распространялись и на семьи солдат. Мужчина, уже женившийся к моменту прохождения отбора, на срок своей воинской службы получал отсрочку своего брачного союза; но после увольнения он возобновлялся автоматически, и такая регламентация составляла гарантию для женщины и потомства15. С другой стороны, «супруги» перегринов и дети, зачатые во время службы, получали тот же статус, что и их отец, когда тот завершал выполнение своих обязательств — таким образом солдаты порождали граждан.