Северянин - Игорь Ковальчук

Именно в этом селении Агнар к своему изумлению узнал, что на Островах лишь несколько дней назад отпраздновали Бельтайн, и, судя по дням лунного цикла, это был совсем другой Бельтайн, чем тот, после которого викинг сбежал через священный лес друидов. Осторожные расспросы показали, что молодой мастер провел у подземных альвов целый год.

«Ну, по крайней мере, всего один год, – подумал он. – Год, а не столетие. И не тысячелетие. Зато все, кто искал меня, должны были уже потерять мой след. Небось, друиды решили, будто я сквозь землю провалился или достался на ужин лесным зверям – и то, и другое хорошо».

В селении путешественники не задержались – хотя единорогу и нравилось местное гостеприимство, однако он намекнул, что сюда не пастись пришел, у него другие цели, да и Агнар все-таки опасался слишком уж лезть на глаза друиду, жившему в селении. Он без возражений сел неподалеку от него за столом, но поел торопливо и тут же ушел спать, уповая на то, что жрец леса не станет приглядываться к каждому чужаку-торговцу или там кузнецу. Мало ли кузнецов и чужаков бродит по Островам?!

Хотя выезжать ранним утром, в туман и холод, – этот май оказался намного холоднее и более промозглый, чем в прошлом году, – было малоприятно. Позевывая, викинг кутался в свой плащ и на этот раз до самого полудня, пока солнце не стало припекать, ехал верхом, хотя очень не любил это занятие и предпочитал часть пути идти рядом с конем.

– А побыстрее ты не можешь? – недовольно поинтересовался единорог, уже дважды в нетерпении исчезавший в гуще леса, но снова возвращавшийся.

– Могу. Но тогда я набью себе шишек на заду, а коню сотру спину. Тебе младшего собрата не жалко?

– Я слишком многого набрался от вас. людей. Вот и получается, что младшего собрата мне жалко, но себя – жальче.

– Как это удобно – все сваливать на людей. А в зимних холодах не люди ли виноваты, случайно? Или в том, что трава не такая вкусная, как прежде?

– Откуда ты знаешь, ты что – пробовал?

«Да уж», – отдуваясь, подумал Агнар. Среди своих неспешных, обстоятельных в жизни и в разговорах соотечественниках он слыл бойким, но в действительности мог блеснуть остроумием лишь тогда, когда собеседники никуда не спешили. И в беседах с единорогом он довольно часто не мог с ходу придумать, что бы такое сказать. Однако он не злился, скорее готов был хлопнуть себя по бедрам в деланном возмущении и восхищении, – мол, вот шельмец, навострился языком болтать!

– Да не то чтобы языком, – объяснил единорог. – Я уж скорее пользуюсь магическим способом. Язык у меня не человеческий. И горло тоже.

– Чарами, значит, владеешь, – проговорил викинг. – Меня научишь?

– А с чего вдруг?

– Как это? По дружбе, ну, и в благодарность за помощь, конечно.

– Мы же договорились, что я, открыв тебе нашу тайну, уже тебя отблагодарил.

– Это ты решил за меня, разве не так? Я ведь молчал, кажется.

– Ну а что ж ты молчал? Надо было спорить.

– Вот сейчас и спорю. А будешь возражать, навьючу на тебя все наше продовольствие – пусть мой конь отдохнет.

– Вот еще! Я тебе разве грузовой единорог?

– Не выделывайся, а то превратишься в грузового осла.

Путешествие получилось веселым. По вечерам скандинав устраивал для себя лежбище и разжигал костерок. Он уже обзавелся маленьким котелком, в котором кипятил себе воду с травами или даже варил что-нибудь, если хотелось есть. Первый раз молодой мастер старательно спутал коню ноги, а следующим вечером единорог вступился за своего «младшего собрата».

– Дай ты ему отдохнуть! Я прослежу, чтоб он не убежал.

– Точно проследишь? – недоверчиво переспросил усталый и потому особенно раздражительный Агнар.

– Точно.

– Смотри, если сбежит – я тебя оседлаю.

– А ты сначала поймай!

– Ну давай, удирай! И придется тебе без магии остаться. И без человеческих самок.

– Уел, – шумно фыркнуло волшебное существо. Лошадь викинга принялась со вкусом объедать молодую травку, пробивавшуюся сквозь толстый слой палой хвои.

В этот вечер скандинав спокойно улегся спать, в уверенности, что все будет хорошо. Единорог куда-то увел жеребца – должно быть, на ближайший луг, в поисках травы погуще и послаще. Все последующие вечера молодой мастер проводил в одиночестве, но по утрам оба скакуна оказывались на месте – сытые, довольные, отдохнувшие.

Чем дальше на юг, тем лес больше редел, правда, молодой поросли в этих краях хватало, в том числе и явно посаженной человеческими руками. Викинг знал, что белги, гойделы и представители прочих кельтских племен, хотя и рубили много деревьев для своих нужд, но обязательно засаживали вырубленные делянки саженцами тех деревьев, которые им указывали друиды. Частенько бывало так, что селяне не просто совали в землю семечко, а тратили уйму сил и времени на то, чтоб в хорошей, старательно удобренной навозом и золой земле вырастить саженец, и лишь потом пересаживали его в лесную почву и не оставляли без своего попечения.

Сначала Агнара это удивляло – у крестьян и так слишком много забот, чтоб еще тратить свое время и усилия на заботу о древесной поросли. Он принял эту сторону жизни белгов, как дань уважения к друидам и лишнее доказательство того, что жрецы леса всесильны в этом обществе.

Но потом он взглянул на это с другой стороны: на Островах было слишком мало лесов и слишком много поселений, каждому жителю которых требовалось очень много леса. Если белги сажали зерно в землю, они благодарили ее за урожай, старательно ухаживали за ней, оставляли отдохнуть под паром. Если они собирали в лесу ягоды или орехи, обязательно оставляли подсоленную лепешку или большой ломоть хлеба для тех лесных обитателей, которых они лишили пропитания. И в том, чтобы обязательно посадить дерево взамен срубленного, тоже была своя мудрость.

Укладываясь спать на пышной моховой кочке, на охапке лапника, викинг с облегчением подумал, что друиды еще не приказали посадить здесь дерево, и на таком уютном пятачке леса можно расположиться с комфортом. Поворочавшись, он обмял охапку лапника, прикрытого плащом, так, чтоб ему было удобно, и, спокойно уснул.

Однако, казалось, не успел он закрыть глаза, как его довольно грубо растолкали, причем копытом.

– Эй, человек!.. Челове-ек! Вставай давай.

– У меня имя есть, между прочим! – отмахиваясь, пробормотал Агнар, цепляясь за ускользающий сон. – Отстань.

– Твоего имени я не помню…

– Ну и иди в горы… Далеко и надолго.

– Мое имя ты, между прочим, вообще не знаешь.

– Да наплевать мне на твое имя! Я спать хочу!

– Пора идти. До пирамиды осталось всего ничего.

– До какой еще пирамиды?