Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

для невроза… Автор производил впечатление чудака и человека не от мира сего, связать жизнь с которым не представлялось возможным… [1886—87 гг.]…Это одиночество и неадекватное поведение в обществе все чаще приводило к тому, что часы радостного озарения, проводимые в кругу друзей, постоянно сменялись депрессивными, меланхолическими фазами… Все явственнее проявлялась предрасположенность к депрессиям, унаследованная им, скорее всего, по материнской линии… Брукнер был измучен до крайности и близок к нервному срыву. Ему начало казаться, что он сходит с ума. Появились болезненные идеи о том, что он должен осушить Дунай и сосчитать все и вся: листья на деревьях, звезды, песчинки… Вскоре его состояние ухудшилось настолько, что он вынужден был обратиться к врачам и провести курс лечения… Следует принять во внимание тот факт, что невротическая личность Брукнера не была способна к глубокой человеческой привязанности, в том числе и к длительной связи с женщиной. Постоянное самоограничение и преодоление сексуальных желаний должны были стать дополнительной причиной состояния повышенной напряженности. Исходя из этого, можно было бы рассматривать “всплески безграничного экстаза”… в его музыке как высвобождение сексуальной энергии… К счастью, Брукнер смог преодолеть, наконец, этот тяжелый кризис, не в последнюю очередь Посредством своего рода психотерапии, заключавшейся в работе над его великими произведениями, “что помогло ему все сбросить, что смогло освободить личность”. Непомерная религиозность Брукнера усугублялась еще и удручающей театральностью, с которой он демонстрировал окружающим свое благочестие». (Ноймайр, 1997 г, с, 397, 403, 412–415, 432, 444, 456, 458.)

[Лето 1867 г.] «Его письма того периода свидетельствуют о крайне угнетенном состоянии души, о том, что у него возникали мысли о самоубийстве.

Его друзья боялись оставлять Брукнера одного. К сентябрю композитор выздоровел…» (Самин, 1999, с. 266.)

[Июль 1896 г.] «…В поведении Брукнера стали наблюдаться странности: он все больше впадал в детство, а усердие в молитвах начало перерастать в религиозную манию… Профессор Шреттер пригрозил отправить его в дом умалишенных, если такое поведение будет продолжаться… Он часто сам не понимал, что пишет, и уничтожал нотные страницы…» (Тамже, с. 449.)

Наследственность композитора отягощена аффективными расстройствами. Можно отметить заметные колебания настроения у самого Брукнера в подростковом и юношеском возрасте. В последующем развилось, по-видимому, параноидное расстройство личности, о чем свидетельствуют не только его «недоверие к окружающим» и «параноидальная мания преследования», но и невозможность установить продолжительные эмоциональные отношения. Появившиеся в 1886— 87 годах «болезненные идеи» носили явно бредовой характер и привели к необходимости лечения. Возможно, что в последнее десятилетие у композитора имело место хроническое бредовое расстройство (паранойя).

БРУНО (Bruno) ДЖОРДАНО ФИЛИППО (1548–1600), итальянский философ и поэт. Обвинен инквизицией в ереси и после восьмилетнего заключения сожжен на костре в Риме. Отстаивал концепцию о бесконечности Вселенной и бесчисленном множестве миров.

«Бруно отличался крайне невоздержанным и бурным характером, приводившим его в столкновение со всеми, отразившимся на его резких нападках на bestia Tiberina и на его стиле. Этим объясняется в значительной степени резкость его борьбы со своими противниками в литературе (петраркистами), философии и религии. Но этот же, как он выражался, furor heroicus в связи с исключительным поэтическим одушевлением кладет своеобразную печать на всю его философскую систему». (Карсавин, 1992, с. 584–585.)

«Достаточно одержимый, чтобы не скрывать своей миссии, он вступал в споры и становился непопулярным повсюду, где бы ни появлялся». (Гордон, 1999, с. 60.)

«Воспоминания священника-реформатора Рафаэля Эглина, ученика Джордано Бруно: “Стоя на одной ноге (странная привычка Бруно), он думал и диктовал так скоро, что перья едва могли поспевать за ним, — таков он был по быстроте своего ума и великой способности к мышлению”». (Антоновский, 1996, с. 56.)

«Депрессивные приступы. “В печали веселый, в веселье печальный” (собственная характеристика Бруно)». (Herzberg, 1926. с. 155.)

«Бруно чувствовал себя одиноким и чуждым всему… Не были ли его пьянство, его влечение к женщинам, его философия наглядным разрешением тех противоречий, которые изо дня в день терзали его?» (Линдсей, 1998, с. 169.)

«Типичная психопатия». (Ланге, 1928, с. 18.)

«Паранойя». (Драгоманов, 1897, с. 163.)

«По данным книги Ноэля Гарда “От

Ионафа до Жида” (Нью-Йорк, 1964) был гомосексуалистом». (Климов, 1994, с. 93.)

«И маленький тревожный человек / С блестящим взглядом, ярким и холодным, / Идет в огонь. “Умерший в рабский век / Бессмертием венчается — в свободном!”». (Бунин И.А. «Джордано Бруно», 1906.)

Большинство хрестоматийных деятелей всемирной истории запечатлены в нашем сознании в виде «обронзовевшего» образа — личности-памятника, что наделение их живыми, «приземленными» чертами определенного типа (тем более типа психопатологического) производит довольно странное впечатление. Тем не менее «бурный характер» Джордано Бруно очень хорошо увязывается как с его экстравагантным (по меркам того времени) мировоззрением, так и с его судьбой.

БРЮЛЛОВ КАРЛ ПАВЛОВИЧ (1799–1852), русский живописец и рисовальщик. Его творчество внесло в живопись русского классицизма романтически-эмоциональную струю.

«Рос болезненным и тщедушным. До семи лет он почти не вставал с постели. И, как рассказывают, до того был истощен золотухой, что стал “предметом отвращения даже для своих родителей”. Кто-то из знакомых присоветовал сажать ребенка в кучу нагретого солнцем песку. Неизвестно, это ли доморощенное средство излечило его. Однако ж благодаря такому рецепту многие дни провел Карл в полном одиночестве, в саду… Болезненность отделила его от сверстников, заставила сызмала замкнуться в себе. Он рано научился погружаться в свои мысли, в созерцание… Однажды мальчик по обыкновению играл в саду. Что-то — причина была так пустячна и непонятна ребенку, что не удержалась в его памяти — раздражило в этот миг отца. И он влепил Карлу такую пощечину, что тот оглох и до конца дней не слышал левым ухом… Пока Карл был прикован к постели, каждое утро заставало его за работой: по приказу батюшки ему не давали завтракать, если он не нарисует положенное число человечков и лошадок или же не сделает копии с оставленной отцом гравюры… Брюллов далеко не был безупречен… не вел строгого счета лишним стаканам вина. Вспыльчивый от природы, Брюллов не давал себе труда сдержать гнев. “Когда в нем кипели страсти, взрыв их был ужасен, и кто стоял ближе, тому и доставалось больнее”, — говорит Мокрицкий54, перед глазами которого прошла длинная вереница будничных брюлловских дней. Нередко он грубо кричал на нерадивого или неумелого ученика, швырял об пол палитру… Но и остывал