Красноармеец - Владимир Геннадьевич Поселягин

похоже от него оплеуху получил, и боец-конвоир, что меня привёл. Тот просто не успел выйти. Живых не было, профессионализм не пропьёшь, все пули в цель, на поражение бил, даже в таком состоянии. У меня там четыре тонны свободного, даже чуть больше, было куда. А куда деваться? Некоторых бойцов я находил в виде ходячих скелетов, случались и не ходячие, настолько обессилили, несколько суток не ели, кто-то и неделю, вот и подкармливал, вроде понемногу, а вымели хранилище подчистую. Разве что холодец не трогал, поди объясни откуда он взялся. А остальное всё ушло. Я просто не мог запасы держать, видя людей в таком состоянии. А два обоза с ранеными? У-у-у. Всё же жалость и ответственность за них, раз уж поручили их вывести, были тогда на первом месте. Поэтому, когда шесть бойцов и два командира ворвались в хату, держа оружие в руках, то обнаружили только меня на полу, державшегося за голову. Хотя следы, с выщерблинами от пуль на стенах, потёки крови, свежее брызги, были видны. Вонь сгоревшего пороха ощущалась отчётливо, не смотря на открытые окна. В два также бойцы заглядывали. Начался быстрый обыск, меня, держа за плечо, контролировал боец с «ППШ», по-моему, даже моим, который изъяли. Зашедший майор-стрелок, спросил:

- Что тут произошло?

Если это ко мне обращались, то ответить я не мог, всё же контузия сделала своё дело, меня стошнило тому под ноги. Чем было, меня не кормили как задержали, а не ел я почти сутки. Нечем было.

- Выведите его, - явно поморщился тот.

Меня подхватили руки, потому как сам я встать не мог, и вынесли во двор. Дальше помню смутно, обрывками. Кто-то кричал, разговоры, пока не облили водой, ледяной, из колодца, в себя не приходил. А тут действительно легче стало. Завели меня ту же комнату в хате, пол уже помыли, следы вот остались, как и кровавые брызги.

- Садись, - вел тот же майор.

Я сам зашёл, шатаясь, но сам. Так что сел на табурет, и с хмурым видом спросил:

- Обо мне уже сообщили? Меня должны искать, так что быстрее давайте. Хочу в медсанбат, отлежатся. Контузия, дело непростое.

- В медсанбат он хочет. Куда делись особисты и бойцы?

- О чём ты?

- Тебя нашли на полу, со следами боя в комнате. Но тел нет.

- Не знаю, получил удар в голову и очнулся только когда водой облили, так что я не свидетель, ничего сказать не могу.

- Конечно не свидетель, а главный подозреваемый.

- Майор, не гундось. Проверка прошла, и сколько мне ещё ждать? Мне ещё заявление писать военюристам о избиении советского командира, пусть найдут эту падлу, а я в камере хорошенько с ним поговорю, сапогами по почкам.

- Наглец. Запрос по тем данным, что ты предоставил, не отправлялся, смысла не было. Видно, что или ряженый, или диверсант.

- Ты идиот, майор, тебя мигом вздёрнут. Меня уже по всей передовой ищут. Я выводил окруженцев, недалеко выводил последних. Они могут меня опознать.

- Вышли ночью у соседей окруженцы, было такое, - явно задумался майор. - А вот как ты меня назвал, мне не понравилось. Климентьев!

Новая оплеуха в голову, и я потерялся, но в этот раз доставать оружие не стал, и сжавшись в комок пережидал избиение, пока очередной удар не погасил моё сознание. Что по оружию, то в штрафбат я не хотел, поэтому не доставал. С первой группой там всё на рефлексах, ладно тел нет, а нет тел не будет и дела, по краешку прошёл. Я вообще уже настроился войну закончить офицером и в немалых чинах, раз уж по этому направлению иду, и не хотел терять из-за каких-то мудаков всё это с трудом накопленное. Что по «Вальтеру», а не «Глоку», то к нему патроны были, и ещё достану, а те что с «Глоком» были, экономил. И не надо говорить про глушитель. Я вот сколько народу вывел, приходилось использовать, до такой степени, что глушитель уже не глушил, мембраны новые нужны, я сделал рисунок мембран на листе, разобрал глушитель, и контуры обвёл карандашом, это ещё летом сорок первого озаботился, но запасные не вырезал, всё времени не было, а теперь никуда не денешься, надо. И материала такого нет, придётся максимально схожую резину искать. Ладно, не об этом. То, что мне трибунал может грозить, и дальше по его решению, или в штрафбат, они уже были, недавно появились, или куда на зону, отбывать срок. Последнее я бы предпочёл штрафбату, там хоть выжить можно. Это в случае если признаюсь. А так поди докажи, тел-то нет. Как же хорошо, что я не сплоховал и успел их убрать до того, как в хату ворвалась штурмовая группа. Так что будем избегать трибунала всеми доступными способами. Всё что угодно, но только не он. Да и для фронта я сделал немало, надеюсь отмажут. Хотя конечно на заметку этот случай возьмут. А вот то что избивать стали, даже не разобравшись, мне не понравилось. За это поквитаюсь.

Очнулся я в той же полуземлянке. С трудом сев, с трудом сдержал рвоту, голова кружилась, зрение двоилось, похоже снова по черепушке прилетело. Формы на мне не было, какая-то хламида. Шаровары красноармейские, заношенные и застиранные, с пузырями на коленях, а вот вместо рубахи гражданский пиджак. Осмотревшись, подсчитал, тут ещё семь сидельцев. Нет, не они, моей формы на них нет, значит местные. Это война. Избит я был серьёзно, но без переломов, так что постараюсь выбраться. Часть сидельцев из окруженцев, что смогли выйти самостоятельно, маринуют их тут. Сам я лежал у входа. Никто и не подумал меня хотя бы к нарам перетащить, и поднять. Ну-ну. Снаружи ещё светло. С трудом встав, стараясь не охать и не ахать, хорошо меня отделали, кровь везде видна, лицо разбито, но в принципе уходить снова в беспамятство вроде позывов нет. Вот так заглянув в щель, определил, что уже вечер. Надеюсь этого дня. Рядом ходил часовой с винтовкой на ремне, так что присев у входа, прислонился к двери, оттуда хоть теплом тянуло, и не заметил, как задремал. Очнулся, когда темно вокруг было, значит ночь, а это моё время.

Достал из хранилища немецкий штык-нож, я смог просунуть в щель и несколькими движениями отодвинул деревянную щеколду, отчего дверь была отперта мной изнутри, вот так поднявшись тихо по ступенькам, я прыгнул на часового, и резким ударом штыка,