Собор - Жорис-Карл Гюисманс

Дюрталь перевернул еще несколько страниц; он убедился, что заяц свидетельствует о робости и боязливости в той же мере, как улитка — о лени; выписал мнение Адамантия, который вменяет обезьяне в вину легкомыслие и насмешничество, точку зрения Петра Капуанского и анонима Клервоского, которые твердо убеждены, что ящерица, ползающая по стенам и прячущаяся в щелях, такой же символ зла, что и змея; еще он отметил особый смысл, указанный Христом гадюке, — неблагодарность (ведь именно так он отзывается о роде Израилевом). Второпях одевшись, чтобы не заставлять ждать аббата Жеврезена, у которого в тот день ужинал вместе с аббатом Пломом, Дюрталь сбежал по лестнице — за ним гналась г-жа Мезюра, непременно желавшая лишний раз обмахнуть его платье щеткой, — и пошел к другу.

Г-жа Бавуаль открыла дверь; из-под сбившегося набок колпака торчали растрепавшиеся волосы, рукава на загорелых руках были засучены, щеки разрумянились от кухонного жара. Она призналась, что готовит говядину по-модному, полив ее студнем из телячьей ноги с добавлением умеренной дозы коньяка, и тут же исчезла: ее срочно призывала кастрюлька, из которой уже выкипала вода, да и кот, запрыгнувший на раскаленные камни плиты, яростно орал.

Дюрталь увидел аббата Жеврезена, совсем разбитого ревматизмом, но, как всегда, терпеливого и веселого. Они поговорили о том о сем; заметив, что Дюрталь поглядывает на кусочки какой-то резины, разбросанные по письменному столу, аббат сказал:

— Это ладан из кармельской обители в Шартре.

— Правда?

— Видите ли, у кармелитов обыкновение использовать только настоящий, самородный ладан. Вот я и взял у них эти остатки, чтобы заказать благовоние такого же качества для нашего собора.

— А что, в других местах он поддельный?

— Да-да, ладан бывает в продаже трех видов: мужеский ладан, самый лучший, если только без подмеса; ладан женский, где уже много таких красноватых вкраплений, сухих комочков, так называемых орешков; и порошковый ладан: это по большей части просто смесь плохой резины с бензоем.

— А у вас какой?

— Мужеский. Видите эти продолговатые слезки, почти прозрачные капельки бесцветной амбры; никакого сравнения с тем, которым пользуются в соборе! Тот землистый, ломкий, весь крошится; можно биться о какой угодно заклад, что орешки в нем — не жемчужинки чистой смолы, а зерна извести.

— Знаете ли, — заметил Дюрталь, — эти предметы наводят меня на мысль о символике ароматов: существовала ли такая?

— Думаю, да, но, конечно же, самая простая. Ароматических веществ, которыми пользуются в богослужении, всего четыре: ладан, смирна, бальзам и фимиам, но последнее благовоние, смешанное из нескольких составляющих, совсем вышло из употребления.

К чему они относятся, вы знаете. Ладан есть божество Сына; наши молитвы к Всевышнему исправляются перед ним, яко кадило, говорит псалмопевец. Смирна — это покаяние, страдальческая земная жизнь Христа, смерть Его, а кроме того, по Олье, Богородица, исцеляющая души грешных, как смирна, не дает загнивать ранам. Бальзам то же, что добродетель. Но если запахов литургических мало, то испарения мистические бесконечно многообразны; вот только нам почти что ничего о них не известно.

Знаем мы только то, что запах святости противоположен запаху сатанинскому, что многие избранные при жизни и по преставлении источали ароматы, не поддающиеся анализу, как то: Маддалена Пацци, святой Стефан из Мюре, святой Филипп из Нери{95}, святой Патерниан, святой Омер, достопочтенный Франсуа Олимп, Жанна де Матель и многие-многие другие!

Мы знаем еще, что грехи наши воняют, причем по-разному, смотря по их природе; доказывает это, что святые определяли состояние совести, просто понюхав тело. Припомните святого Иосифа из Купертино{96}, который, встретив грешника, кричал: друг мой, ты очень плохо пахнешь, поди скорей помойся!

Возвращаясь к запаху святости, скажу, что у иных людей он становится почти естественным, очень похожим на известные нам ароматы.

Так, святой Тревир благоухал букетом, составленным из роз, лилий, бальзама и ладана; святая Роза из Витербо{97} пахла розой, святой Гаэтан — флердоранжем, святая Екатерина Риччи — фиалкой, святая Тереза — то лилией, то жасмином, то ирисом, святой Фома Аквинский — ладаном, святой Франсуа де Поль — мускусом; называю вам их наугад, кто припомнился.

— Да-да, а святая Лидвина в болезнях источала запах, связанный также и со вкусом. Язвы ее возгоняли дымок, приправленный пряностями, и выделяли самый главный сок обыденной жизни Фландрии: утонченную эссенцию корицы.

— Напротив того, в Средние века все знали, как воняют колдуны. В этом сходятся все экзорцисты и демонологи; почти всегда сообщается и о том, что в кельях после посещения беса оставался отвратительный запах серы, даже если святому удавалось прогнать его.

Но о самом коренном запахе сатаны повествует житие Кристины Штумбельской. Известно ли вам, каким скатологическим испытаниям дьявол подвергал эту святую?

— Нет, господин аббат, неизвестно.

— Ну так я вам расскажу: полный отчет об этих атаках приведен у болландистов; они включили в свои анналы жизнеописание этой затворницы, написанное ее исповедником доминиканцем Петром Дакийским.

Кристина родилась в первой половине XIII века, кажется, в 1242 году, в Штумбеле, или Штоммельне, под Кельном.

С самого детства злой дух преследовал ее. Он пускался на все хитрости; являлся ей в виде петуха, быка, в образе апостола; напускал на нее вшей, засыпал ее постель червями, бил до крови, но не мог добиться от нее отречения от Бога, и тогда придумывал новые мучения.

Он превращал пищу, которую она подносила ко рту, в жаб, змей, пауков и отвратил ее от всякой пищи, так что она стала чахнуть.

Кристину непрестанно рвало; она взывала к Богу о помощи, но Бог молчал.

Впрочем, для поддержания жизни ей оставалось святое причастие. Враг знал об этом и придумал, как лишить ее этого подспорья: он показывался в виде этих же гадов, сидя на гостии. Наконец, чтобы совсем сломать ее, он решил, превратившись в огромную жабу, угнездиться прямо на груди у девушки. Сначала Кристина от страха лишилась чувств, но тут уже Бог вмешался; по слову Его, она обернула руку рукавом, просунула жабе под брюхо, с силой оторвала от груди и бросила оземь. Жаба, говорит святая, разбилась со звуком старого башмака.

Преследования такого рода продолжались до адвента 1268 года, а начиная с этого времени начались фекальные штуки.

Петр Дакийский рассказывает, что однажды вечером отец Кристины пришел к нему в монастырь в Кельне и умолял пойти скорее с ним: Сатана страшно искушает его дочь. Брат Петр отправился в Штумбель вместе с еще одним доминиканцем, братом Випертом, а там в домике, на который напал бес, они встретили местного приходского священника, бенедиктинского приора из Брунвильре преподобного отца Готфрида и келаря того же монастыря. Все они были в нечистотах, Кристина же, по словам монаха, была вымазана ими с ног до головы; причем, добавляет он, замечалась такая странность: вещество это было теплым, но Кристину жгло до пузырей на коже.

Это испытание продолжалось три дня. В конце концов брат Виперт счел своим долгом прочесть молитвы об изгнании беса, но тут комнату потряс ужасный шум, свечи погасли, а монаху в глаз угодило что-то твердое, так что брат Виперт закричал: «Ой беда, я окривел!»

Его на ощупь вывели в соседнее помещение, где сушилась сменная одежда и все время кипятилась вода для мытья. Доминиканца отчистили, промыли глаз, который, в общем-то, особо не пострадал, и он вернулся в комнату, чтобы вместе с двумя бенедиктинцами и Петром Дакийским служить утреню. Но не началась еще служба, как монахи, подойдя к ложу несчастной, в изумлении молитвенно сложили руки.

Она по-прежнему была покрыта навозом, но все кругом переменилось. Нечеловеческое зловоние превратилось в ангельское благоухание; смирение и святость Кристины одолели мучителя, и все поспешили благодарить Бога. Что скажете про такую историю?

— Повесть, что говорить, поразительная. А есть другие случаи употребления помета адскими силами?

— Да, есть: век спустя аналогичные события случились с Елизаветой из Ройта и с блаженной Бетой. И там сатана шутил над ними подобным же образом: облегчался близ ложа блаженной, забрасывал своим пометом пол и покрывал им стены. Можно и в наше время заметить, что нечто подобное случалось с Арсским кюре…

— Но никакого развития символики запахов я в этом всем не вижу, — перебил Дюрталь. — Во всяком случае, поле здесь тесное или непонятное, а число ароматов, которые можно упомянуть, весьма невелико.

Есть у нас вещества, означенные в Ветхом Завете, прообразующие Богородицу; некоторые из них принимаются и в другом смысле, как то нард, кассия и кинаммон; первый говорит о силе души, вторая — о святом учении, а третий — о благоухании добродетелей; есть еще кедровый запах, в XIII веке отличавший учителей Церкви; три благовония литургических: ладан, смирна, бальзам; наконец, аромат святости, у некоторых святых поддающийся точному определению, и демонская вонь, от животного гниения до тухлых яиц и серы.