Святой папочка - Патриция Локвуд

Пророка звали Билли, и первым, что мы услышали, подойдя к его дому, было пение. Оно просачивалось сквозь потолок и нимбом зависало над скромной низенькой крышей. Мы с Кристиной, как обычно, опоздали на встречу, поэтому поскорее перебежали лужайку и осторожно отворили дверь, которую он никогда не запирал на ключ. Наши плечи сразу же распрямились, лица бестолково вытянулись, а рот раскрылся буковкой «О», словно мы ждали, что в него сейчас засунут куриное яйцо.

Когда Билли впервые основал свою молодежную рок-группу, он назвал ее «Божьей Бандой». Это было в середине 80-х, времена, когда родители верили, что члены музыкальных банд подкрадываются к окнам детских комнат по ночам и тихонько поют в щелку, а дети как сомнамбулы выходят из дома, вытянув руки вперед, и бормочут сквозь сон: «Ну все, настал и мой черед вступить в банду». Подростков особенно важно было удерживать дома, потому что иначе они бы спятили от давления сверстников и встали на скользкую дорожку преступничества. Так что выбор был невелик – либо вступить в «Божью Банду», либо стать частью Семейки Наркоманов, ходить вымазанным крэком и драться с собственным братом на капоте «Эль Камино» под зорким взглядом моей матери, стоящей у окна с биноклем.

Я спустилась вслед за сестрой в подвал, который на сорок процентов состоял из ворсистого ковра, а на шестьдесят – из библейских стихов. Это доказывало протестантское происхождение пророка. Стихи из Библии были… ничего, но нам казалось, что было бы эффектнее, если бы они сочились кровью, когда ты их читаешь. Мы тогда думали, что и заповеди начинают кричать, когда их кто-нибудь нарушает. Когда я не пускала слюни над поэтическими Псалмами, мое собственное изучение Библии обычно сводилось к тому, что я перечитывала истории о шлюхах и ослах, которых они вожделели, а еще задавалась вопросом: кто такая Охолиба и почему, черт подери, у нее такие круглые сиськи?

В дальнем углу мы увидели группу подростков, они сидели с закрытыми глазами и поднятыми руками, похожие на ощипанных цыплят. Они пели, и видок у них был странно уязвимый, как у людей, чьи души поднялись на поверхность и начали проступать на коже пятнами. Их голоса зазвучали громче, тоскливее и ярче, но медь еще не превратилась в золото, и мы могли успеть сделать свой вклад. Круг поющих приоткрылся в двух местах, мы с сестрой влились в него, и ее голос зазвучал над остальными чистой музыкой небес. «Господь – мой пастырь, да убережет меня от желаний», – гласил постер с лилиями у нее над головой, но мы пришли сюда, ведомые огромным желанием – пусть это и было всего лишь желание сбежать из дома, хоть куда-нибудь.

Певческая часть собрания длилась около двадцати минут, и обычно мы заканчивали песней «Божий Бананчик», состоявшей из одного куплета, который мы повторяли все быстрее и быстрее, пока не покатывались со смеху:

«Он наш Спаситель, Он ока зеница,

Он срезает ветвь, когда та колосится,

Всему свой срок в саду Его,

Его любовь – вечный фонтанчик,

И в ней зрею я, Божий бананчик!»

– Почему ты вообще продолжала туда ходить? – время от времени спрашивает Джейсон, в ужасе от одной только мысли, что я ходила в тот подвал каждую среду пять долгих лет и во всеуслышание называла себя Божьим Бананом. – Моя группа была не такой. Для нас это был по большей части просто предлог собираться вместе и тыкать друг друга пальцами в автобусе воскресной школы.

– Ну, нас угощали газировкой, – неубедительно говорю я. – И никто из нас не ушел после того, как уже начал туда ходить.

Он начинает зачитывать христианский рэп, и я подключаюсь. К сожалению, мы помним каждое слово («ОЧАРОВАНИЕ ОБМАНЧИВО, ТЩЕТНА КРАСОТА! Когда женщина Бога боится, в игры играть НЕ СТРЕМИТСЯ!»). Мы так хорошо знаем этот жанр, что в той игре, где надо переключать радиостанции и за пять секунд угадывать, христианская песня играет или нет – по каким-то особенно обнадеживающим мотивам или словам в духе «Воспрянь!» – нам не было равных.

Правда в том, что тогда я искала себя и до сих пор не знаю, нашла ли. Иногда я подозреваю, что ходила туда просто потому, что мне очень нравилось петь. А где еще мне было петь, когда мне медведь на ухо наступил?

* * *

– С самого детства, – говорил пророк, – я боялся очень красивых людей.

Я оглядела круг и успокоилась. «Очень красивые люди» здесь не представляли большой опасности. Каждый, кто присутствовал, приходился друг другу братом, сестрой или кузеном, так что наши лица походили одно на другое – с мелкими вариациями, как кастрюли из одного набора. Чтобы не искушать друг друга видом своих тел, мы все носили клетчатые рубашки поверх футболок. Наши джинсы ниспадали с бедер, не обтягивая их, наши волосы ниспадали, разделенные на прямой пробор, словом, мы сами ниспадали, прямо как вода по ладоням Иисуса. Мы говорили не «молоко», а «мылако», не «мостаччоли», а «мстачоле», мастерски умели приходить в восторг и держались друг за дружку.

– Дьявол иногда кроется в совершенстве, – говорил пророк, перенося вес на одну ногу, прямо как телевизионный проповедник.

Я называла его пророком, потому что он всем своим видом вызывал у меня ассоциации с Ветхим Заветом. У него был выдающийся профиль, и казалось, будто орел веры описывает величественные круги по его скулам и лбу. Взгляд голубых глаз часто оставался неподвижен и излучал фанатичное звездное сияние. Вполне вероятно, он вырос в городе, где никто и никогда не танцевал. Было в нем что-то грандиозное и в то же время простое, как деревянная церковь, и еще что-то змеиное. Мы слышали историю о том, как в дом к Билли вломился грабитель, а Билли усадил его перед собой и свидетельствовал перед ним об Иисусе до тех пор, пока грабитель не заплакал. Он вышел из его дома прощенным и свободным, как Благоразумный разбойник, парящий над миром по правую руку от распятого Христа.

– Дьявол может скрываться в идеальной симметрии, – продолжал он.

Я переглянулась со своей подругой Анжелой, которая в этот момент рисовала на своей джинсовой штанине черными чернилами что-то совершенно нехристианское. Она слушала такую музыку, в которой люди не пели, а орали, но все равно была верна Господу.

– Вообще не понимаю, о чем он говорит, – прошептала она. Мы любили Билли, но иногда нам казалось, что он явился с другой планеты.

Как только