Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Дорога ветров - Иван Ефремов

Я отправился на „Могилу Дракона“ на следующий же день после приезда, поговорил с Эглоном и убедился в безнадежности дальнейшего продолжения работы. Огромные плиты песчаника, содержавшие скелеты утконосых динозавров, не поддавались разделению на подъемные части, так как кости крошились и высыпались. Чтобы не погубить ценнейшей находки, следовало брать ее большими плитами по тонне и более весом, а значит — прокладывать сюда доступную для автомашин дорогу. Волей-неволей приходилось отложить раскопки „Могилы Дракона“ до следующей экспедиции. Я до такой степени не люблю откладывать что-либо намеченное, что меня в этих случаях одолевает хандра. Но когда я ранним утром 7 июля вышел из палатки на „Могилу Дракона“ и окинул взглядом невеселое место, то оно совершенно преобразилось. Отвесные кручи Алтан-улы стали темно-зелеными, очень густого цвета, с отдельными черными пятнами пустынного загара и серыми бороздами русел и рытвин. Прямо перед нами — светло-серые бледные обрывы и останцы, подчеркнутые полосой ярко-оранжевых песков на уровне „Могилы Дракона“. Как всегда, величественная и покойная красота пустыни утешила меня.

„Что же такое Гоби?“— подумалось мне. И тысячи километров пройденных путей образовали в памяти сменяющуюся ленту мысленных картин. В прежнем моем представлении Гоби была равниной пустыней, каменистой или песчаной, с редкой растительностью и палящим зноем. При более близком знакомстве Гоби сделалась гораздо более сложным понятием.

Это прежде всего равнинные плоские впадины с песками и глинистыми площадками в центре, где мало обнаженной почвы, а все одето щебенкой, черной, коричневой или серой, мелкой во впадинах и крупной — в горах. Это мелкосопочник — сильно размытые, задернованные плоские холмы или небольшие горы. Это гряды обнаженных твердых пород с россыпями камней и невысокими ощеренными скалами. Это обширные светлые плоскогорья, покрытые редкой желтой травой — ковыльком, и это же невысокие горы, вокруг которых вся поверхность иссечена мелкими промоинами и сухими руслами. Горы — то округлые, иногда засыпанные песками, то обнаженные, ощетиненные, истерзанные ветром и зноем. И, наконец, Гоби пересечена грозными, голыми скалистыми хребтами. Мощные пояса из крупных камней и щебня охватывают эти бастионы безжизненной материи. Подступы к ним заграждены бесчисленными сухими руслами, в которых встречаются неожиданные оазисы могучих деревьев — хайлясов и евфратских тополей. Гоби — это бесконечные заросли саксаула, редких кустов караганы, лука и полыни. Пухлые глины и солончаки с жирной зеленью солянок и эфедры. Есть здесь и громадные полосы подвижных песков с барханами стодвадцатиметровой высоты, зловеще курящиеся даже на слабом ветре. И еще многое и многое можно сказать о Гоби…

Передать основное ощущение Гоби в целом можно двумя словами: ветер и блеск. Ветер, дергающий, треплющий и раскачивающий, несущийся по горам и котловинам с шелестом, свистом или гулом… Блеск могучего солнца на неисчислимых черных камнях, полированных ветром и зноем, горящие отраженным светом обрывы белых, красных и черных пород, сверкание кристалликов гипса и соли, фантастические огни рассветов и закатов, зеркально-серебряный лунный свет, блестящий на щебне или гладких „озерках“ твердой глины…

Июль оказался самым прохладным и дождливым месяцем. Медленно шли дни в нашем лагере в центре котловины Нэмэгэту. Машины работали неустанно, вывозя коллекции и снаряжение в Далан-Дзадагад. В дождливые дни почва стала более мягкой, и машины продавили и накатали наконец дорогу из котловины в Ноян-сомон. Теперь достижение сомона для машин с полным грузом было делом нескольких часов. Но дорога досталась нам недешево: все машины дымили, требуя смены колец, груда поломанных рессор на складе в Улан-Баторе все увеличивалась. Приходилось поочередно отправлять машины в Улан-Батор для ремонта. Первым ушел туда с легким грузом из бочек доблестный „Дзерен“, рама которого, треснувшая в Западном маршруте, угрожающе прогибалась. Наличный состав экспедиции вновь разделился на два отряда.

Орлов с Эглоном и Новожиловым отправились на Цаган-улу, чтобы раскопать слой прессованных черепах, а также обследовать западный конец „Красной гряды“ третичных пород, в которых все чаще и чаще находились пока еще неопределимые обломки костей. Лукьянова с другой партией рабочих отправилась снова в район бывшего Центрального лагеря Нэмэгэту для выемки так называемого „горбатого позвоночника“ в Северо-Западной котловине. Над этим позвоночником мы с Эглоном и Громовым гадали в 1946 году. Здесь оказался целый скелет утконосого растительноядного динозавра — зауролофа. Мы с Рождественским отвезли отряд Лукьяновой на „Драконе“ и высадили их на краю красного лабиринта с запасом воды и пищи, словно зимовщиков в Арктике. Рождественский, Шкилев и я оставались в „Лукьян-сомоне“, трудясь над финансовыми расчетами и обработкой наблюдений Западного маршрута. Шкилев доставал особую тетрадь и размашистым почерком вписывал, что следует заготовлять для будущей экспедиции. Николай Абрамович не отличался хорошей памятью и не выработал системы записей. Делая заметки повсюду — на перечнях ящиков, квитанциях учреждений, расписках рабочих, он терял, по подсчету Рождественского, около 70 процентов записей. Но трудно было сердиться на нашего Николая Абрамовича. Здоровый и спокойный, с мягким украинским юмором. Шкилев был хорошим товарищем. Несмотря на перенесенную весной тяжелую болезнь, он всегда охотно бросался помогать в погрузке огромных монолитов или вытаскивать застрявшую машину. Отзывчивый и совершенно лишенный стяжательства или жадности, Шкилев пользовался общим доверием и любовью, несмотря на „грешные“ для хозяйственника забывчивость и бессистемность в работе. Спали мы прямо под открытым небом, и наши дюралевые койки стояли на окраине лагеря. Бесконечный черный простор гобийской ночи затоплял койку — маленький островок человеческой жизни в неоглядном океане темного воздуха. А вверху — вся звездная бездна и бесконечность вселенной, становившаяся тут как-то ближе и понятнее.

Действительно, в это прохладное время со слабыми ветрами ночи в Гоби стали великолепны. Охлажденный воздух прозрачен неимоверно, чист и свеж, как нигде в мире, а неприглядная земля прикрыта тьмой и загадочна. Вечерами на раскопке Лукьяновой загорался костер. Рабочий, встав перед ним с листом фанеры, открывал и закрывал огонь и сигнализировал нам, а мы, развернув единственную оставшуюся у нас машину, маленького „Козла“, отвечали вспышками фар. Столь далекая видимость с возвышенных мест (наш лагерь находился на „Красной гряде“, а раскопки — на бэле) навела меня на мысль в следующей экспедиции использовать ракетную сигнализацию.

Пасмурная холодная погода с продолжительными дождями упорно держалась. Котловина Нэмэгэту изменила свой облик. Темные облака обычно садились все ниже, пока их обрывки не спускались прямо на бэль и стелились по подножию Алтан-улы. Огромные полосы синего тумана ползли по Нэмэгэту, а самые горы (Нэмэгэту и с юга — Хугшо, Шуша и Хурху) делались совсем темными, черновато-синими. Влажная равнина побурела и утратила прежнюю мутную и серую видимость. Все вокруг стало резким, с темными тонами, хмурым и в то же время свежим, новым, без дрожания раскаленных воздушных потоков, без пыли и тусклого марева, так скрадывавших расстояние в сухие и знойные дни.

Вернулся Цаган-улинский отряд, закончивший работу. Орлов рассказал о находке костей древних млекопитающих в „Красной гряде“. Найдена целая челюсть, принадлежавшая, как определил Орлов, диноцерату. Диноцераты — странная группа древних зверей, живших около пятидесяти пяти миллионов лет тому назад. Они обладали признаками разных отрядов: черепом, похожим на череп медведя, коренными зубами, как у древних летучих мышей, лапами, как у копытных, но с когтями и т. п. Диноцераты до сих пор были известны только в Америке, и находка их в центре Азии представляла очень большой интерес. Орлов отправился с Эглоном, чтобы проверить место находки и определить возможность раскопок. Исследователи вернулись через день с заключением о нецелесообразности раскопок или задержки для дальнейших поисков. Я послушался их, не поехал на место сам, и это было моей ошибкой. На следующий, 1949 год мы провели исследование „Красной гряды“, в результате чего были открыты интереснейшие, совершенно новые для Азии древнейшие млекопитающие, выкопаны целые черепа, части скелетов и, кроме того, неизвестные ранее черепахи и рыбы.

К 17 июля в лагере собрались все участники экспедиции, не было только Пронина с Брилевым: „Дзерен“ чинился в Улан-Баторе. Объявив выходной день, мы долго делились впечатлениями и рассказывали о приключениях. Больше всего рассказов доставалось на нашу с Рождественским и Вылежаниным долю. „Герои“ Западного маршрута рассказывали о страшной жаре на черных наклонных равнинах около Цаган-Богдо, о полной безжизненности глубоких впадин Заалтайской Гоби, о таинственных горах Эдеренгийн-нуру, о невероятном количестве дикой живности у Монгольского Алтая, об оставшемся недоступном хребте Ачжи-Богдо.