Ранняя печаль - Рауль Мир-Хайдаров

У каждого времени -- свой стиль, манеры, своя мода, и, если бы кто попросил его назвать самую характерную черту его юности, он, не задумываясь, ответил бы: "Аккуратность и, пожалуй, постоянное стремление стать лучше, чем есть".

Год от года все меньше становилось будок, где сидели чистильщики обуви, а ведь в южных городах на оживленных улицах они были раньше на каждом углу, без них и улицу представить было нельзя. А вычищенная обувь уже никак не вязалась с мятыми брюками, несвежими рубашками...

Законодателями моды в их молодом городе слыли футболисты -- ребята из Тбилиси, Москвы, Ташкента. А команда ориентировалась на своего капитана, беззаветно преданного футболу, классного игрока, человека предельно аккуратного, с врожденной грузинской элегантностью и вкусом. Небритый, со спущенными гетрами, в мятой футболке спортсмен -- картина ныне привычная даже для международных матчей, а у Джумбера и на рядовой матч в грязных бутсах никто не выходил...

Включив проигрыватель, Рушан торопливо одевался под музыку, и вдруг припомнил девушек-отделочниц, штукатуривших сегодня потолки главного корпуса. Казалось, после тяжелой работы не должно оставаться никаких желаний, только бы добраться до общежития, ан нет, молодость брала свое, в конце дня они работали пританцовывая и напевая веселую песенку собственного сочинения, где припев кончался озорным "О суббота! О суббота!".

А за окном уже вступал в свои права субботний вечер: из парка доносилась музыка, зажигались уличные фонари. Поспешил на улицу и Рушан. У него уже были свои любимые места отдыха, к тому же он знал, что приехали мотогонщики -- на завтра афиши обещали большие гонки, -- и догадывался, где можно увидеть знаменитых гостей.

Приближаясь к "Жемчужине", он услышал звуки настраиваемых инструментов, уже издали гигантская приоткрытая раковина, освещаемая с пола яркими прожекторами и действительно похожая на створку громадной жемчужины, отливала нежно-коралловым блестящим лаком, суля праздник и веселье.

Краски и свет оказались находкой, архитектурным решением в "Жемчужине". Кафе поначалу, в идее, задумывалось архитектором как массовое, не для избранных, ведь город -- общежитие на общежитии, и летним -девять месяцев в году в Заркенте прекрасная погода, зачем же людей загонять в железобетонные клетушки и стеклянные аквариумы?

Гигантская раковина "Жемчужины" не покрывала собой и трети посадочных мест в кафе. Огромная площадь пола разделялась на секторы утопленными медными пластинами различной толщины, после шлифовки оставившими на поверхности четкую золотую линию. Каждый сектор заполнялся мраморной крошкой определенного цвета и имел в середине свой экзотический цветок из тех же золотых линий. Если смотреть сверху - словно большой ковер, искусно расшитый золотом, с четырьмя ярко-красными кругами между группой асимметрично расставленных, разной формы и размеров столов, местом для танцев, отдельным в каждом секторе. И чтобы в ненастье, в редкий дождь или неожиданный весенний ливень не попавшие под козырек жемчужной раковины отдыхающие не считали себя обойденными, в каждом секторе, в определенной точке, росло по диковинному, из тропических стран, стилизованному дереву, с причудливыми громадными листьями, перекрывавшими и остальные столы.

Рушан остановился в слабом световом пятачке у входа и оглядывал столы -- сегодня здесь собирались многие его знакомые. И вдруг его окликнули:

-- Рушан, иди к нам, -- от столика под экзотическим деревом ему приветливо махали руками, приглашая, Джумбер, Тамаз Антидзе и Роберт Гогелия, крайние нападающие "Металлурга".

Дасаев улыбнулся, поднял руку, приветствуя и принимая приглашение. Приближаясь, он заметил за столом напротив Роберта девушку, сидевшую к нему спиной. Высокая лебединая белая шея ее казалась хрупкой, незащищенной, тяжелые жгуче-черные волосы собраны в тугой, изящный узел на затылке.

-- Вы незнакомы? -- спросил удивленно Джумбер, перехватив заинтересованный взгляд Рушана. -- Глория, извини, познакомься, пожалуйста, Рушан -- наш друг и начальник в одном лице, что бывает крайне редко в жизни, -- отрекомендовал он.

-- Глория...

Девушка, привстав, не без кокетства протянула ему через узкий стол руку, и Рушан, наклонившись, поцеловал ее у тонкого запястья, не смея оторвать глаз от ее лица, в котором проглядывало что-то неуловимо знакомое. Он сразу понял, что она удивительно походила на Тамару, словно природа решила подшутить над ним, возвращая, казалось бы, потерянное навсегда.

-- Так, значит, вы, футбольный тренер, зашли посмотреть, как ваши подопечные проводят досуг? Доложу: у Тамаза уже пятая сигарета, вот они все в пепельнице лежат. Может, ваше присутствие остановит его, иначе он выкурит всю пачку "БТ"...

-- Такая красивая, говорят -- умная, а оказывается, обыкновенная ябеда, -- перебил ее, улыбаясь, Тамаз и достал из пачки еще одну сигарету.

-- Я не тренер, Глория...

-- Джумбер, опять твои штучки? Ты ведь ясно сказал: Рушан -- ваш начальник.

-- Он и есть, дорогая, наш главный начальник. Кормилец ты наш... -- и Джумбер с Тамазом, не сговариваясь, как в игре, разом обняли Рушана.

Видя растерянность девушки, которой показалось, что ее разыгрывают уже втроем, Рушан поспешил объяснить, чтобы не обиделась:

-- В каком-то роде я их начальник. Хоть и вижу их нечасто, обычно здесь, по вечерам, или у "Космоса", и, конечно, на поле в игре. Но наряды на зарплату нападающим ежемесячно закрываю я, эти трое орлов числятся на моем стройучастке. Джумбер -- плотник шестого разряда, он капитан, лидер. Тамаз с Робертом проходят по пятому, рангом ниже, забивают маловато... -- И, продолжая шутить, подлаживаясь под общее настроение, сказал, обращаясь только к Глории: -- Если они сегодня ведут себя недостойно и не оказывают должного внимания единственной девушке за столом, я их непременно понижу в разряде. Удар по карману -- самый эффектный удар, так считает мой начальник. А как считаете вы, капитан, мастер коварных штрафных ударов?

-- Глория, я вижу, у вас на глазах слезы, остановитесь, не жалейте нас прежде времени. Рушан добрый и слишком любит футбол, чтобы пойти на этот бесчеловечный шаг...

За столом дружно рассмеялись шутке Джумбера.

Неразговорчивый Роберт за спиной Джумбера подавал официантке какие-то знаки, и она явилась к столу, неся бокал для Рушана и большую вазу с влажно блестевшей горкой темно-бордовой черешни.

-- Так вы строитель? -- спросила почему-то обрадованно девушка.

-- Да, старший прораб.

-- А мы с вами отчасти коллеги, я ведь архитектор. Но я всегда воюю со строителями, мирно не получается. Они говорят, что меня в тридцать лет хватит инфаркт...

Она вдруг попросила Тамаза поменяться местами и, оказавшись рядом с Рушаном, мечтательно продолжала:

-- Как было бы здорово, если бы я создала что-то необычное, выдающееся для нашего города, а вы построили. Мне кажется, вы бы не доводили меня до инфаркта, понимали меня, -- закончила она вроде бы шутливо, положив руку ему на плечо, но в глазах ее Рушан почему-то уловил печаль.

"Странная девушка, -- подумал он. - Странная и такая... родная..."

Недалеко от них, в соседнем секторе, за несколькими столами сидели гонщики и технический персонал, сопровождавший именитых спортсменов.

-- Покажите мне Кадырова, -- неожиданно попросила Глория.

-- Вон, посмотри, "киты" сидят отдельно -- за столом рядом с оркестром, -- подсказал молчавший до сих пор Роберт.

Большой банкетный стол занимали человек семь. Те, что постарше, -- в костюмах, при галстуках, а помоложе -- в джинсах и пуловерах с яркими эмблемами известных спортивных фирм, в однотонных рубашках от Кардена, лет на пятнадцать опережая грядущую моду. Чувствовалось, что свет они повидали. Держались не шумно, с достоинством.

Оркестр заиграл что-то лирическое... Тамаз, извинившись, пошел приглашать девушку за соседним столиком, куда его усиленно зазывали весь вечер.

-- Я бы хотела потанцевать с Кадыровым. Я суеверная и когда-то слышала: общение со знаменитыми приносит удачу, -- сказала вдруг Глория. Видимо, мыслями она была не за столом и даже не в "Жемчужине".

-- Если хочешь потанцевать, пригласи, -- спокойно сказал Джумбер, не обратив особого внимания на ее слова.

-- А вдруг откажет? - с опаской спросила Глория, и это еще больше удивило Рушана.

-- Тебе? -- на этот раз с недоверием и удивлением спросил Джумбер и заулыбался. -- - Хотел бы я видеть парня, который тебе откажет!

-- Ах, была не была! -- сказала девушка, вставая и направляясь к столику, за которым сидел Кадыров, и не верилось, что минуту назад она робела, сомневалась...

Через минуту Джумбер кивнул Дасаеву:

-- Посмотри, Рушан, как они танцуют, беседуют, словно старые друзья. Разве скажешь, что Глория ростом выше Габдурахмана? Удивительный такт, женственность, умение не принижать партнера, даже физически. И как ей это удается? А красивая... Смотри, Рушан, не влюбись, такая девушка -- и счастье, и погибель для нашего брата. При всем обаянии она и человек необычайно талантливый, но в этом ты еще убедишься, ведь вы коллеги...