Тишина в Хановер-клоуз - Энн Перри

Феликс попытался рассмеяться, но смех застрял у него в горле.

— Нет! Конечно, нет. — В голосе его звучала такая горькая ирония, что ни у кого не осталось сомнений, что он говорит правду. — Нет. Я пытался защитить Гаррарда ради Харриет. Разве это не очевидно? Соня… мне очень жаль.

Никто не стал спрашивать, почему. Ответ читался на лице Харриет — и на его лице тоже. Семейная трагедия больше не составляла тайны.

— Отец? — Джулиан повернулся к Гаррарду. Осознание пришло к нему вместе с болью. — Если у тебя был роман с той женщиной, то какое это имеет значение? Если только… ты не убил ее.

— Нет! — Вопль Гаррарда был похож на рев смертельно раненного зверя. — Я любил… — его голос сорвался, — женщину в пурпурном. — Он посмотрел на Лоретту, и ненависть стерла маску иронии, усталости и разочарования на его лице. — Будь… ты… проклята! — Слова давались ему с трудом. На лице его не было слез; похоже, плакать он уже не мог, но боль словно пульсировала в его глазах, хорошо заметная в отблесках яркого света люстры.

Молчание было густым и вязким. В первую секунду никто ничего не понял. Первым решился Джулиан.

— Ты предал, — очень медленно произнес он. — Ты рассказал Пурпурной о разделе Африки между Англией и Германией. А Феликс тебя покрывал! Из-за Харриет!

Гаррард медленно опустился на стул и замер.

— Нет. — В его голосе уже не было ненависти, только опустошенность. — Феликс не знал, что я взял документы, — только то, что я любил Пурпурную. Но к ней государственные секреты не имеют никакого отношения. — Гаррард снова посмотрел на Лоретту, и ненависть вернулась. — Я взял их для нее! — вскричал он; голос его дрожал. — Она меня шантажировала!

— Это абсурд, — тихо возразил Пирс. — Ради бога, не нужно все усложнять. Зачем Лоретте подобные секреты? И в любом случае, как я понимаю, переговоры продвигаются весьма успешно. Ведь так?

— Да. — Джулиан нахмурился. — Совершенно верно. Никто не воспользовался этими проклятыми документами!

— В таком случае, — Пирс откинулся на спинку стула и обвел всех печальными глазами; возможно, он давно утратил все иллюзии по поводу Лоретты, — ваше обвинение не имеет смысла.

Шарлотта вспомнила лицо Лоретты в дверях оранжереи и поняла, что за всей этой трагедией стоит всепоглощающая страсть и обида отверженной женщины.

— Нет, имеет, — громко сказала она. — Документы взяли для того, чтобы использовать не в переговорах…

— Ха! — презрительно фыркнул Джулиан. Он увидел надежду и цеплялся за нее.

— …а в чем-то более важном, — продолжила Шарлотта. — Однажды заплатив шантажисту, вы оказываетесь в его власти, и приходится платить снова и снова. Вот чего она добивалась — власти. Чтобы использовать ее в своих целях, уничтожать того, кого захочет. Разве не так, миссис Йорк? Он любил женщину в пурпурном, а не вас. Он не любил вас, не желал. Вы вызывали у него отвращение — и этого вы ему не простили. — Посмотрев в глаза Лоретте, она увидела в них такую боль и ненависть, что поняла: миссис Йорк убила бы ее на месте, если бы могла. Они обе это знали.

— Вы думали, та несчастная женщина в Севен-Дайалс была Пурпурной? — безжалостно продолжала Шарлотта. — И поэтому ей свернули шею? Зря старались. Это была не Пурпурная, а всего лишь какая-то несчастная горничная, потерявшая место и скатившаяся на самое дно!

— Ты ее убила! — Гаррард выкрикнул обвинение высоким, резким голосом. — Ты думала, что это Пурпурная, и свернула ей шею!

— Замолчи! — Лоретту загнали в угол, и она это понимала. Сидящие за столом люди теперь видели ее истинную суть. А Гаррард был потерян навсегда, и теперь она даже не могла заставить его страдать. Лоретта больше не знала, за что сражаться.

Все эти годы Гаррард жил под угрозой шантажа, страшась встреч с ней, пребывая в вечном страхе, что она расскажет о его слабости, разрушит репутацию, лишит положения в обществе, погубит карьеру. Теперь все закончилось, и он нанес ответный удар.

— Ты ее убила, — твердым голосом повторил он. — Ты одела бедную женщину в то платье, чтобы подозрение пало на несчастного полицейского! Как ты ее нашла? Кто она такая? Одна из горничных, которых ты уволила, но все еще знала, где найти?

Лоретта молча смотрела на него. Все так — это было написано на ее лице, и отпираться не имело смысла.

— А Далси? — продолжал Гаррард. — Ты вытолкнула ее из окна. Зачем? Что она такого знала… или видела?

— Ты не знаешь? — Лоретта истерически засмеялась. — О боже, Гаррард… ты не знаешь? — Слезы потекли по ее лицу, голос с каждой секундой становился все пронзительнее, срываясь на крик.

Джек встал и шагнул к ней.

— Эшерсон! — рявкнул он.

Ошеломленный Феликс поднялся и поспешил на помощь. Они взяли Лоретту под руки и вывели из комнаты.

Веспасия тоже встала, напряженная, с бледным лицом.

— Я намерена позвонить в полицию. Думаю, суперинтенданту Балларату. И министру внутренних дел. — Она окинула взглядом стол. — Прошу прошения за… не самый удачный званый ужин, но дело в том, что Томас Питт мой друг. И я не могу сидеть и ждать, когда его повесят за убийство, которого он не совершал. Прошу меня извинить. — Она вышла из комнаты — голова высоко поднята, спина прямая — с твердым намерением использовать все свое влияние и старые связи, чтобы Питта освободили немедленно, этим же вечером.

Все сидели молча и словно боялись пошевелиться.

Но ведь это еще не все. Оставалась женщина в пурпурном — настоящая. Неизвестно также, кто убил Роберта Йорка и почему. Неужели тоже миссис Йорк? Шарлотта не могла в это поверить. Она встала. Колени у нее дрожали.

— Мне кажется, дамам следует удалиться. Сомневаюсь, что у кого-то сохранился аппетит. Лично у меня — нет.

Женщины послушно встали и нетвердой походкой направились к выходу из гостиной. Аделина и Харриет шли рядом, слегка наклонившись друг к другу, словно близость придавала им сил. Соня Эшерсон молча страдала; губы ее побелели.

Шарлотта шла последней, вместе с Вероникой. На полпути она потянула ее за собой в библиотеку. Вероника испуганно оглядывалась, словно полки с книгами внушали ей страх.

Шарлотта задержалась у двери, загораживая выход.

— Осталась Пурпурная, — тихо сказала она. — Настоящая. Женщина, которую любил Гаррард. Это же вы, правда?

— Я? — глаза Вероники широко раскрылись. — Я! О боже! Вы ошибаетесь! Но почему? Зачем это вам? Зачем вы все это подстроили? Кто вы?

— Шарлотта Питт.

— Шарлотта… Питт? Вы хотите сказать… Вы хотите сказать, что полицейский…

— Мой муж. И я не допущу, чтобы его повесили за убийство той женщины.

— Он не убивал, — возразила Вероника. — Это сделала Лоретта. Мы все слышали, как она призналась. Можете не волноваться.

— Дело не закончено. — Шарлотта повернула ключ в замке. — Остается настоящая Пурпурная. И убийца вашего мужа. Я не думаю, что это Лоретта. Полагаю, это сделали вы — и Лоретта знала. Она защищала вас из-за того, что шантажировала Гаррарда, даже несмотря на то, что вы убили ее сына. Вот почему вы ненавидели друг друга, но не могли себе позволить друг друга выдать.

— Как… Я… — Вероника медленно покачала головой.

— Отпираться нет смысла. — Шарлотта не могла позволить себе жалость. Ведь эта Пурпурная хоть и не шпионка, но безжалостная, страстная женщина, убийца. — Вы хотели выйти замуж за Джулиана? Устали от Роберта и убили его, чтобы выйти за Джулиана?

— Нет! — лицо Вероники стало серым, и Шарлотта испугалась, что она упадет в обморок. И тем не менее это была Пурпурная, с ее дерзостью, стилем и смелостью.

— Простите, но я вам не верю.

— Я не Пурпурная! — Вероника отвернулась, закрыла лицо руками и тяжело опустилась на диван. — О боже! Кажется, лучше сказать вам правду. Все совсем не так, как вы думаете!

Шарлотта ждала, осторожно присев на краешек стула.

— Я любила Роберта. Очень сильно любила, вы не поверите, особенно теперь. Когда мы поженились, я думала, что у меня есть все, о чем только может мечтать женщина. Он был… таким красивым, таким очаровательным и чутким. Мне казалось, он меня понимает. Роберт был другом — таких мужчин я раньше не встречала. Я… я его очень любила. — Вероника закрыла глаза и всхлипнула; слезы текли из-под сомкнутых век.

Шарлотта невольно почувствовала жалость к ней. Она знала, что такое любовь, заполняющая все твое существо. И тоже страдала от одиночества.

— Дальше, — тихо сказала она. — Что насчет Пурпурной?

— Роберт постепенно… охладевал ко мне. Я… — Она с усилием сглотнула и продолжила едва слышным шепотом: — Его… не интересовало… супружеское ложе. Сначала я думала, что все дело во мне, что я его не удовлетворяю. Я старалась, как могла, но ничего… — Она умолкла, пытаясь взять себя в руки. — И тогда я начала думать, что у него может быть кто-то еще. — Мучительные воспоминания не давали ей говорить.