Рыцарь - Джуд Деверо

Утренний свет уже начал проникать в спальню, а они все продолжали строить разные планы. Называя дядю «Джей Ти», Дуглесс, насколько могла доходчиво, объяснила Никола-су, что для того, чтобы он смог полететь с нею в Америку, ему понадобится паспорт.

– Зная дядю Джей Ти, я не сомневаюсь, что для начала он пожелает, чтобы ты посетил его в Ланконии и он сам бы на тебя посмотрел. Но ты ему наверняка понравишься!

– А его королеве? – спросил Николас.

– Это тете Арии, что ли? Ну, как тебе сказать? Временами, конечно, она бывает малость пугающей, но в общем-то – совершенно замечательный человек! – отозвалась Дуглесс и, улыбнувшись, продолжила:

– Когда мы все были еще детьми, она обычно играла с нами в бейсбол. У них шестеро детей. А еще у нее проживает одна престранная подружка по имени Долли – она обычно бегает по всему дворцу, натянув на себя джинсы, а на голову надев корону. – И при этих словах она поглядела на Николаса, на его темные волосы и голубые глаза и, вспомнив его походку и его взгляд, под которым люди ежатся, договорила:

– Ну, ты-то отлично приживешься в Ланконии!

После завтрака, который они заказали в номер, Николас вдруг сказал:

– Я с удовольствием отведал бы сейчас клубничного мороженого!

И в следующее мгновение они были на полу и, позабыв себя, катались по нему и впивались друг в друга, занимаясь любовью. А затем они наполнили водой ванну и уселись в нее – каждый на своем конце – и продолжили строить планы касательно их будущей совместной жизни.

– Мы с тобою отправимся в Шотландию, – сказала Дуглесс. – И пока тебе будут делать паспорт, поживем там. Это дивное по красоте место!

Нога Николаса в этот момент покоилась у нее на животе, и он тихонько поглаживал ее плоть.

– И ты опять наденешь туфли на высоких каблуках, собираясь там кататься со мною на велосипеде, да? – спросил он.

– Ну, не стоит так уж потешаться надо мной: ведь эти самые туфли позволили мне добиться желаемого! – смеясь ответила Дуглесс.

– И мне тоже! – добавил он.

Приняв ванну, они оделись, и Дуглесс собралась звонить своему дяде Джей Ти.

Отведя глаза, Николас тихо проговорил:

– Знаешь, мне все-таки нужно вернуться в церковь – в самый последний раз!

Дуглесс почувствовала, как все в ней прямо-таки замерло.

– Нет! – воскликнула она шепотом и, кинувшись к нему, схватила его за руки и уставилась ему в глаза.

– Но я должен! – улыбаясь, произнес он. – Я ведь часто туда ходил, и решительно ничего не происходило! Ну же, Дуглесс, посмотри-ка на меня!

Она подняла к нему лицо, и он засмеялся:

– Опять лук в глаза попал, да?!

– Я просто боюсь! – ответила она.

– Но я же должен помолиться о прощении, – воскликнул он, – прощении за то, что не желаю возвращаться и спасать имя свое и честь! Ты меня понимаешь?!

Она только и смогла кивнуть, но затем сказала:

– Хорошо, но я намерена пойти с тобой, и я тебя никуда не отпущу! Понятно тебе? На этот раз я не останусь ждать тебя во дворе!

Целуя ее, он ответил:

– И я тоже хотел сказать, что более не хочу отпускать тебя от себя! Ладно, значит, сейчас мы пойдем в церковь, чтобы я помолился там, а потом ты позвонишь дяде. А что, в Шотландии тоже есть поезда?

– Ну, разумеется! – сказала она.

– Что ж, похоже тогда, что страна эта здорово изменилась: в мое время это было совсем дикое место! – заметил он, потом обнял ее за плечи, и они вместе вышли из гостиницы.

Глава 11

В церкви Дуглесс не захотела отпускать от себя Николаса. Он преклонил колени для молитвы, и она тоже опустилась на колени рядом с ним, крепко обхватив его обеими руками. Он не оттолкнул ее, как она ожидала, и она догадалась, что, несмотря на притворную оживленность, он так же, как и она, испытывает страх.

Так они простояли на коленях на холодном полу более часа, и колени у Дуглесс начали ныть, а руки, обхватывавшие Николаса, онемели, но ей ни разу и в голову не пришла мысль о том, что можно хоть сколько-нибудь ослабить объятия. В церковь зашел священник – постоял какое-то время, наблюдая за ними, потом молча удалился.

Столь же горячо, как Николас, моливший о прощении, Дуглесс в молитвах просила Господа не забирать его у нее, позволить ему навсегда остаться с нею.

Прошло еще немало времени, прежде чем Николас открыл глаза и, оборачиваясь к ней, с улыбкой произнес:

– Я остаюсь! – Он рассмеялся, подымаясь с колен, и Дуглесс, почти не чувствуя ног, тоже попыталась встать, но руки ее еще крепко держали Николаса. – У меня прямо вся кровь отхлынула от рук, так ты их сжала, – шутливо и ласково проворчал он.

– Я не отпущу тебя, пока мы не выйдем отсюда! – упрямо сказала Дуглесс.

– Но все ведь уже кончилось! – засмеялся он.

– Нет, Николас! Хватит дразнить меня и давай выбираться отсюда! Мне больше никогда уже не захочется видеть вновь могилу!

Продолжая улыбаться ей, он хотел было шагнуть, но тело не слушалось. Николас озадаченно поглядел себе под ноги: ниже колен не было ничего, один лишь воздух, а вместо ступней только пол!

Он быстро подхватил Дуглесс на руки и, прижимая к себе столь сильно, что, казалось, вот-вот задушит ее в объятиях, прошептал:

– Я люблю тебя! Я люблю тебя всей душой! И буду любить тебя через века!

– Николас! – вскричала она, и в голосе ее был ужас – так напугали ее эти его слова! – Николас, давай уйдем отсюда! Сжимая ее лицо в своих ладонях, он произнес:

– Только тебя одну я и любил, о моя Дуглесс! Теперь и она почувствовала, что происходит: тело его, покоившееся в ее объятиях, уже стало бесплотным!

– Николас! – воскликнула она.

Он поцеловал ее – поцеловал так нежно и вместе с тем вкладывая в этот поцелуй все свое томление, всю тоску, все, что он чувствовал, желая ее и нуждаясь в ней.

– Я пойду за тобой! – воскликнула она. – Возьми меня с собой! Господи Боже! – закричала она. – Ну, позволь же и мне уйти с ним!

– Дуглесс! – крикнул Николас, и голос его донесся как бы откуда-то издалека. – О Дуглесс, любовь моя!

И вот его уже нет в ее объятиях. Одетый в доспехи, он стоит у своей могилы! И он уже плохо различим – абрис его какой-то размытый, будто изображение на экране кинотеатра, в котором показывают фильм среди бела дня.

– Приди ко мне! – произносит он, протягивая к ней руку. – Приди ко мне!

И Дуглесс кинулась к нему, но его уже не было!

Только лучик солнечного света проник в церковное окно и сверкнул на его доспехах.

И все – больше ничего!

Дуглесс продолжала стоять и смотреть на могилу, а потом, обхватив голову руками, закричала. Такой крик никогда еще не издавало ни одно живое существо! Этот крик эхом отразился от старых стен, задребезжали стекла в окнах, но могила… могила так и осталась недвижимой, немой и холодной! И Дуглесс, потеряв сознание, рухнула на пол.