The Телки. Повесть о ненастоящей любви - Сергей Минаев

Я снова принял душ, почистил зубы, минут десять потратил на изучение надписей на тюбике зубной пасты «Lacalut Brilliant White» — немцы обещали тщательно и бережно удалить бактериальный налет. Может, член натереть? Уничтожить бактерии. Дурь какая-то в голову лезет, говорят, это первый признак беспомощности.

Следующие два часа я трачу на поход за сигаретами, прослушивание радио, просмотр телепрограмм и прочую ерунду. Я даже на крышу умудрился вылезть, воспользовавшись тем, что открыт чердак. Постоял минут пятнадцать, выкурил три сигареты и вернулся в квартиру.

Хотел было позвонить Ритке, но что я мог ей сказать? Типа «давай держаться вместе» и все такое? В итоге просто вырубил телефон, чтобы никто не достал. В Интернет не залезаю — слишком велик соблазн погрузиться в изучение той самой финальной стадии. Правда, напоминаний о болезни мне и так хватает. СПИД везде — он попадается мне на глаза в виде плаката социальной рекламы «Настоящее чувство и верность партнеру — лучшее предохранение», когда выхожу на улицу, он в песнях на FM-волнах: «У тебя СПИД, а значит, мы умрем» — поет Земфира. Брюс Спрингстин — «Streets of Philadelphia» из одноименного фильма про больных СПИДом, ВИЧ как тема программы «Пусть говорят» Андрея Малахова… Кажется, все вокруг хотят лишний раз напомнить мне о болезни, хотя она и так не оставляет меня ни на минуту.

От безысходности лезу на форумы, параллельно серфя по поисковикам за историями про звезд, больных СПИДом. Меня интересует только одно: сколько с этим живут? Меркьюри протянул семь лет, Нуриев меньше, а Мэджик Джонсон до сих пор жив. «Последние года три я постоянно болею. Мой парень поддерживает меня, мы даже думали о детях, но мне что-то все хуже и хуже», пишет Наташа из Ростова. «После того как я получил положительный результат, года два все шло совсем неплохо потом начались ухудшения» — это Twin из Саратова. Такое впечатление, будто я слежу за перепиской мертвецов. Нет-нет, надо с этим заканчивать, так я и сам постепенно превращаюсь в мертвеца.

Включаю видео, ставлю «Trainspotting», один из самых моих любимых фильмов. Искренне хохочу над наркоманским юмором, прусь от саунд-трека и вырубаю ровно на том моменте, когда один из героев ошибается и вместо видео с футболом возвращает в прокат кассету с собственноручно снятым хоум-порно. Во-первых, я с Риткой тоже сделал пару записей, а во-вторых, в следующей сцене этот парень признается: «Понимаешь, сам не знаю, как такое вышло, только вот у меня СПИД».

Достаю из шкафа бутылку «Dewars», залпом накатываю стакан, вставляю в плеер диск с концертом Моррисси «Who put «М» in Manchester», и заваливаюсь на диван:

You have never been in love

Until you've seen the stars,

Reflects in the reservoirs.

Моррисси поет, стоя на самом краю сцены и поставив ногу на монитор. Камера показывает зал, где тысячи фанатов вытягивают руки вверх, а в середине фан-зоны трое держат в руках белый плакат: «Daddy, welcome back home!». Из переднего ряда вылезает парень. Я смотрю, как он забирается на ограждение, отталкивается и виснет на краю сцены. Охрана оттаскивает парня, но он успевает пожать руку Моррисси. Его волокут от сцены, а он улыбается, размахивает руками и подпевает. То же самое творится в зале. Все поют, воздев руки вверх. Единение.

У меня наворачиваются слезы. Вот то, чего я хочу: страданий, мрачной лирики, тысяч родственных душ, знающих наизусть мои тексты. Концерты, туры, записи в студии… Жизнь в уединении. Я не хочу участвовать в этом глобальном балагане сошедших с ума офисных клерков и их жен-домохозяек. Где мои сорок тысяч фанатов, скандирующих на стадионе «Миркин, Миркин!» и растягивающих плакат «Who put «М» in Moscow? Daddy, welcome back home», после того как я спустя пять лет, проведенных в добровольном отшельничестве в Багдаде, вернулся в Москву с новым альбомом? Что я делаю здесь, когда мое предназначение совсем в другом? И хватит ли у меня на это времени?

Я вырубаю телевизор, хлопаю еще виски, подхожу к столу, включаю диктофон и начинаю тупо наговаривать все, что накопилось за последнее время. Такой вот «хип-хоп» души…

А ведь Леха верно сказал: бежать, бежать отсюда! Я артист, а не коммивояжер. Вместо того чтобы заниматься творчеством, я вынужден проводить время в постоянном движении в никуда. Я должен работать журналистом в престижном издании, чтобы создавать себе имидж успешного раздолбая. Я пишу пафосные статьи, воспевающие жизнь пластилиновых людей, освещаю мероприятия для конченых ублюдков, беру деньги от напыщенного и самовлюбленного быдла, которое хочет, чтобы о произведенном им дерьме узнал весь мир. Я делаю пустые интервью с персонажами, все достоинства которых состоят в том, что они в свое время удачно продали несовершеннолетних дочерей сутенеру, в свою очередь, еще более удачно перепродавшему их олигарху из первой десятки «Форбс». Персонажи могут часами рассказывать, как добиться успеха и стать на них похожим: как трахнуться с известным продюсером, отсосать у модного дилера или вступить в какую-нибудь лажовую партию. Я пишу дерьмовые статьи, оплаченные дерьмовыми людьми, чтобы вся остальная дерьмовая публика дрочила на них и спрашивала себя — достаточное ли я дерьмо, чтобы стать героем журнала? Кругом одно дерьмо — это я и называю говножурналистикой. Проблема в том, что пишу я неплохо, и это временами делает мою жизнь непереносимой. В войну журналисты, «с лейкой и блокнотом», делали талантливые репортажи, ползая на переднем краю под пулями. Нынешние журналисты — тоже на переднем краю: у фуршетного стола, с вилкой и подносом. Да, единственное, что нас роднит с военными журналистами, — это ползание. Правда, мы ползаем в основном в заказанных не нами VIP-ложах ночных клубов, рискуя схлопотать от охранника, если снимешь его босса в обнимку со шлюхами. Клуб «Рай» — наш передний край. Ха-ха-ха! Так смешно, что блевать тянет. Я успокаиваю себя тем, что работа офисного планктона еще более непереносима, но от этого утешения легче повеситься. Есть еще работа заправщика на бензоколонке или грузчика на складе, но это в теории. Да, такой вот крутой и талантливый: не слишком много работаю, не слишком мало зарабатываю. Имидж — uber alles!

Но одного имиджа мало, нужны еще правильные друзья. Я «обрастаю связями», «вхожу в контакт», «пересекаюсь» и так далее. Я тусую с массой полезных людей в надежде на то, что кто-то из них «протолкнет», «даст наводку», «поспособствует», «сделает звоночек» и все такое. И после этого моя жизнь изменится: меня включат в ТОР 100 самых красивых людей Москвы или пригласят работать на телевидение, или предложат должность главреда «Плейбоя», или дадут собственное ток-шоу на радио. В общем, каким-то образом я стану популярным персонажем, и тогда диск моей группы с радостью выпустит любой рекорд-лейбл. После выхода альбома я наконец стану официально именоваться артистом, а значит, смогу заниматься творчеством. Следовательно, стану знаменит. Во всяком случае, я так объясняю себе цель своих ежедневных мельтешений. Хотя очевидно, что никто из этих самых полезных людей и пальцем не пошевелит, чтобы помочь мне. Тем более бесплатно. Все они пидорасы, тут Леха прав. Но я с упорством маньяка продолжаю свой бег на месте. Идея сконцентрироваться на записи гениального альбома, а потом обить пороги всех рекорд-лейблов, мне не приходит в голову. Причинно-следственная связь: запись диска — популярность — ток-шоу — телевидение кажется мне слишком сложной. Опять же успокаиваю себя мыслью, что в нашей стране все делается через связи, то есть через задницу. Чтобы стать известной телеведущей, нужно сначала написать разоблачительную книжку и получить статус писательницы. Чтобы стать писательницей, нужно сначала выйти замуж за миллионера, чтобы было кого разоблачать, а для того чтобы стать женой миллионера, нужно сначала года четыре поработать проституткой. Мораль — любая блядь может стать ведущей ток-шоу «Моя семья». Главное — крепкая задница! Я стараюсь попасть в правильный клуб и познакомиться с его владельцами, чтобы они пускали меня в свое заведение без всякого фейс-контроля. «Что за бред?» — подумаете вы. Ведь суммы, которые я каждый раз оставляю в клубе, не уменьшаются, несмотря на знакомство с владельцем. Это все равно что стремиться познакомиться с кассиршей в супермаркете, чтобы она без очереди пускала тебя скидывать лаве за покупки! Так — да не так, скажу я вам. Вы забыли про главную составляющую — правильные понты. Когда ты стоишь с двумя телочками на пороге клуба «Мост», где проходит закрытая вечеринка, а толпа на входе пытается договориться с фейс-контролем, и телочки понимают всю сложность ситуации, но все еще не теряют надежды пройти и переступают с ноги на ногу что твои лошади, ты достаешь мобильный, лениво набираешь номер и говоришь: «Жор, привет, со мной Лена и Таня, нас не пускают!». Это и есть правильные понты. Ради этой минуты тотального превосходства над окружающими, благоговейных взглядов телочек, и шепота: «Вот гондон!» за спиной — ради этого ты и тусил все эти ночи, чувак!