Фронтовик (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

Неплохо вышло, котёл мы захлопнули, немцы немногих смогли спасти морем, наши моряки там старались не допустить этого, да и авиация работала. Мой фронт преобразовали в Первый Прибалтийский, но сдал я командование вначале октября, как котёл был уничтожен, Ленинград деблокирован, и по приказу Ставки Верховного Главнокомандующего принял под командование Северо-Кавказский фронт, получив приказ освободить Крым. Что ж, приступим, интересная задачка. Своих людей я взял с собой. Ах да, за Ригу и за Псковский котёл, как его называли, там половина войск уничтожена, половина сдалась, мне дали орден «Суворова» первой степени, и генерал-полковника. Быстро расту в чинах. И я так понял, меня проверяли, как умельца в наступлении, и видимо убедились. Умею. Вот и дали возможность попробовать свои силы в морском десанте и взятии Крыма.

Эпилог.

За мной была погоня, лаяли злые псы, и преследователи уже по сути на пятки наступали. Сходу бросившись в реку, что как раз попалась на пути, активно работая руками, я стал переплывать её. Преследователи, выбежав на берег, отчаянно палили. Ха, как с Чапаевым всё. Мельком обернувшись, отметил, что среди тех, кто в немецкой форме, были и гражданские. Владельцы псов тоже. Не с фермы ли они? Сделал вид что в меня попали, всплеснул руками и ушёл под воду, воздуха уже успел набрать, и там цепляясь за дно, глубина неожиданно небольшой оказалась, хотя тут от берега до берега метров сто пятьдесят, направился дальше, хотя в голове уже стучали молоточки.

Не стоит думать, что я, маршал Советского Союза в отставке, был арестован, лишён всего, бежал из лагеря, и на меня охота идёт. Да ничуть. Я прожил замечательную жизнь и умер в возрасте ста трёх лет. Война закончилась в сорок четвёртом, в декабре, и войну я заканчивал маршалом, командующим одним из фронтов, именно он брал Париж. Да, союзники не успели. Три года правдами и неправдами добивался своего, и наконец позволили уйти в отставку. Служба меня не интересовала и наконец смог убедить в этом. Впрочем, квартиру в Москве как четырежды герой я имел, и дача в закрытом дачном поселении имелась. Жена тоже. Врач молодой, в сорок третьем ещё встретились, и я залип на красотке, моя военно-полевая жена, которая стала уже настоящей. Четырёх сыновей родила, я всё дочку ждал. Вот сыновья все военными стали, а я жил жизнью военного консультанта, поэта, мои песни по всей стране звучали, и отдыхал. В общем, жизнью сибарита жил и мне всё нравилось. Мои родственники и знакомые из родного мира тоже тут вполне здраво проживали. Удивительно, за всю войну никого не потерял. Ну один внук ноги лишился, военным инвалидом стал, танкист он, однако ничего, двадцать шесть лет прожил, аж шесть детей оставил. Мы прожили хорошую и замечательную жизнь, потомки знают, что делать, один из внуков Генеральный секретарь Союза, правитель, ядерной войны не будет, и умер я на рыбалке, закололо сердце, правнук бросился ко мне, я с двумя правнуками и внуком на рыбалке был, но было поздно. Не откачали.

Знаете, вот честно, я был уверен, что всё, жизнь прожита и дальше на перерождение, как и положено, с потерянной, чистой памятью, буду рождаться младенцем, не зная сколько всего пережил. На целый сборник приключенческих книг хватит. Однако очнулся я в лагерной больничке. Не младенцем, а вполне себе молодым парнем лет двадцати. В младшего лейтенанта Соломина попал, танкиста, что уже год как выживал в концлагере. Хотя он их три успел сменить. Нет, память не вернулась, всё это сообщил врач, он из наших, тоже пленный. И сейчас был август сорок второго, а лагерь находился на территории Польши, недалеко от Кракова. Это всё что я узнал. И ещё, парня по сути забили капы, прислужники немцев, что на них работают, из бывших наших, тот бросился на одного, руку успел сломать, так его дубинками. По сути клиническая смерть, принесли в лазарет, а тут я очнулся. Тело так избито, шевелится трудно, ещё сильно оглодавший, скелет ходящий, и вообще, состояние ужасное, но через две недели я смог сбежать, да не один, почти полторы тысячи наших ушло через отверстия в стене барака, и в кирпичном высоком заборе, растекаясь кто куда. В темноте все потерялись, кстати, тот врач что меня выходил, тоже сбежал, вот я и остался один. А все бежали в сторону бывшей границы, а я наоборот на юг. Там меньше искать будут. Да и прибарахлится надо. Насчёт этого да, хранилище пустое. Было немного еды, но я на себя потратил, старался вернуть форму, за две недели немного отъелся, синяки почти сошли, вон на побег силы появились, но всё что было использовал.

Тут да, стоит пояснить некоторые моменты. Хранилище пустое. А я знал, что немного мне осталось. Тот приступ не первым был, третий даже. Сердечко износилось за столько лет, вот и не выдерживало. Знал я что скоро уйду. Не хотел забирать с собой много нужного, вот и передавал внукам и детям, тем кто имел такие же хранилища или не имел. В общем, прибрали. Поэтому и было у меня немного еды, термос с какао, пара журналов, два рулона туалетной бумаги, и мелочёвка, и всё. Я готовился умереть и уйти на перерождение. Откуда я знал, что меня сюда закинет, снова на войну? Да ещё хранилище при мне останется, а оно осталось, с тем что там было. Мелочёвкой. Это первым делом проверил. Я решил пополнить хранилище и бежал в сторону ближайшего населённого пункта, не Краков, от него подальше держался, в другую сторону, убегал на Грецию держа путь. В общем, хутор случайно встретился, успел пяток куриц прихватить в курятнике, топор из полена выдернул, но собаки вспугнули, и из дверей дома по мне пальнули, похоже из охотничьего ружья, не попали, поэтому убегал дальше. А тут под утро собаки позади залаяли, похоже хуторянин навёл, по следам шли, и вот река. А я уже выдохся. Однако камыши вот они, добрался, чуть забрался в них, похоже это заметили, да и вряд ли я их такой уловкой обману, но выбрался под прикрытием камышей с другой стороны, отдышался на берегу, и по-пластунски пополз дальше. Стреляют. А с этой стороны лес, как деревья скрыли, так и побежал дальше. Чёрт, утро, целый световой день впереди, и начало сентября. С побегом конечно затянул, ночью холодает и вода уже холодная, пусть и терпимо, но я сил набирался. Хоть что-то есть.

Сам я был в полосатой одежде, номер лагерный сорвал уже, боты на ногах. Хоть такая одежда и обувь, выжал её в лесу, надел ещё влажную, ждать, когда преследователи переправятся не стал и побежал дальше, спускаясь вниз по реке. В хранилище пустое, точнее не так, моя любимая эмалированная кружка, термос, ложка, перочинный нож, маникюрные ножницы, солонка с солью, пять куриц, что умерли, попав в хранилище, если бы меня петух не атаковал, подняв шум, больше бы набрал. Ну и топор. Тупой, я проверил. А это всё, мелочёвка не в счёт. Дальше на хуторе видел бельевые верёвки, что-то светлое сушилось, но не успел прибрать, собаки, да ещё обстреляли. В общем, своя шкура дороже, пусть та и попорчена. Вот так я ушёл на километр вниз, вернувшись к реке, снял влажные боты и сырую одежду, убрав в хранилище, и ступил в воду. Ну и по голову в воде стал подниматься выше по реке, на пять километров, больше не смог, било от холода. То место, где заплыв устроил и меня обстреляли, прошёл свободно, берега пустые были. И выбрался на тот берег с которого меня обстреляли. Тут заполз в кустарник, повесил одежду сушится, а сам бился в ознобе. Как бы не простудится. Хорошо солнце светило, тепло давало. Костёр нужен, но разжечь нечем, спички посеял до перерождения, и там же отдал зажигалку правнуку костёр разжечь. Так и не вернули. А трением разжигать… я конечно согреюсь, но это долго и за результат не ручаюсь, поэтому пока без костра и приготовления пищи. Вот и я занялся курицами. Доставал по одной, ощипывал, рубил шеи и ноги, потом потрошил, готовил к жарке на углях. Соли хватит на две, да и то маловато будет, но приготовил все пять, закопав перья и внутренности. Топором рыл. Два часа провозился, и это ещё быстро справился. Согрелся. Даже сырую одежду надел, та на мне сохла. Сидел на открытом солнечным лучам месте, отогревался и сох. Потом искупался, омылся, воды набрал в термос, и побежал дальше, на километр где-то, хорошее место, скрытное, и солнце достаёт, согревает. Тут и уснул. Одежда уже высохла, порядок, это боты ещё влажные, не успел снять и в хранилище отправить, в них переплывал, что тоже не просто было.