Голос пугающей пустоты - Андрей Дичковский

больше не может выдержать, когда его левая рука начинает скользить вниз. Она начинает дергаться и извиваться, но это как будто лишь раззадоривает Таргона.

— Какая строптивая оборванка. — На его лице вновь появляется ухмылка. — Люблю таких...

В ней просыпается ярость — примерно такая же сильная, как когда она впервые увидела убийцу своего отца. Она отводит левую руку в сторону, скользя по столешнице, надеясь нащупать нож или, на худой конец, вилку. Однако ни то, ни другое ей не попадается. Тогда она хватает недопитый Таргоном бокал с вином. Выплеснув из него содержимое, она с размаху лупит им по столешнице. Тот бьется со звонким хрустом, оставляя в ее руке ножку и нижнюю часть чаши, зазубренную, словно небольшая корона.

Таргон бросает на нее яростный взгляд.

— Какого...

Она всаживает разбитый бокал ему в правую руку, чуть выше локтя. Таргон с воплем отдергивает руку, на которой, подобно выплеснутому на пол вину, начинает проступать кровь. Она перекатывается по столу и спрыгивает на пол.

— Ты долбанутая с-сука! — Таргон, с налитыми кровью глазами, бросается к ней, но она успевает отскочить за кресло.

Затем, с халатом нараспашку, она бросается к двери. На счастье, та оказывается не запертой, и она проскальзывает в коридор. Босоножки, которые выдала ей служанка, отзываются от соприкосновения с полом звонким перестукиванием. Таргон бежит следом за ней.

— Ты ответишь мне за все, маленькая шлюшка!

Она заставляет себя не оборачиваться и бежать со всех ног вперед — благо, в этом у нее накопилось достаточно опыта. Позади себя она оставляет коридор, потому лестницу, потом прихожую. Отодвигает входной засов на двери и, пихнув ее с плеча, вылетает наружу, навстречу холоду и людным улицам родного города, нисколько не заботясь о том, как будет выглядеть со стороны. Ее внешний вид волнует ее меньше всего.

Куда больше она переживает, что больше не сможет никому довериться.

Никогда...

* * *

—...Быстрее!

Кто-то тянет ее рывком. Джейл открывает глаза и обнаруживает себя стоящей рядом с лошадью. Та фыркает, стуча копытом о землю, и глядит на Джейл с непониманием — как и она на лошадь. Лишь пару мгновений спустя до нее доходит, что тянет ее не лошадь, а стоящий сбоку мужчина. Один из людей Кройха: кряжистый, с перебинтованным плечом и свирепым взглядом.

Джейл обводит взглядом окружающее пространство. Вокруг отряда вздымаются к небу островерхие холмы, над которыми, высоко в сероватом небе, мигает посреди туч солнечный диск. Она узнает Кройха, Мощного и Проповедника; последний, явно нехотя, развязывает узлы на веревках Теолрина, что выглядит примерно так же, как когда Джейл приходила в себя последний раз — то есть никак. Джейл пытается спросить, что происходит, но из губ вырывается лишь свистящий хрип, отзывающийся болезненной резью в груди.

— Давай, давай, — поторапливает ее сосед, — шевелись, если хочешь жить.

Джейл, наконец, понимает, куда устремлены взгляды большей части членов отряда Кройха, и поворачивает голову в том же направлении. Ее глаза расширяются, когда она видит, что темно-серое, почти черное марево заслонило собой горизонт. Оно грозно гудит, и Джейл невольно вспоминает Щетину Кельма. Они были тогда буквально на волосок от смерти... Может, для всех было бы лучше, если бы все закончилось там?.. Ну уж нет. Чушь.

— Коней в поводу и бегом! — срывается на крик Кройх. — За этой грядой должен быть рудник.

Хватка держащего ее мужчины ослабевает, и Джейл едва не падает. Она шмыгает носом и с трудом восстанавливает равновесие. Ее левая рука безвольно свисает вдоль тела; любое неосторожное движение отзывается в ней жгучей болью. Нужно бежать... Джейл догадывается, насколько тяжело ей будет даваться каждый шаг. Каждый вдох. Каждое падение...

Впрочем.... Сейчас не тот случай, когда можно выбирать.

Поэтому она собирается с силами, насколько это вообще возможно в ее состоянии, и, пошатываясь, начинает шагать...

* * *

...В базарный день главный рынок всегда забит посетителями до отвала.

Повсюду толкотня и давка. Торговцы заманивают горожан к своим прилавкам, предлагая разномастные товары — от овощей, только-только завезенных с ближайших ферм, до кельментанийских стеклострелов и ковров из залмантрийского ворса. Царит шум, от которого с непривычки может заложить уши. Кто-то торгуется до потери пульса, яростно жестикулируя, кто-то, используя всю мощь своей глотки, расхваливает свой товар, уверяя, что дешевле не найти ни на одном из рынков Кавенгона. Во всем этом хаосе гуляют любители легкой наживы — она видит их по походке, по взглядам, украдкой бросаемым к плохо закрепленным кошелям. В иной день она и сама попытала бы счастья срезать у кого-то кошелек...

Но не сегодня.

Она двигается по рынку вместе с толпой, время от времени делая вид, что хочет что-то купить: не то кусок козьего сыра, не то оконную раму из синего стекла. Однако ее взгляд все время возвращается и приковывается к двоим, что идут на некотором расстоянии впереди. Один из них — мужчина, с легкой проседью в волосах, одетый в отороченный мехом плащ. Другая — девушка, которую он, мило улыбаясь, ведет под руку. Хотя нет, не девушка. Девочка. Скорее всего, не старше одиннадцати.

Ее ладони нервно сжимаются в кулаки, но она заставляет себя успокоиться и не делать глупостей. Она слишком долго выслеживала этого ублюдка, чтобы все испортить раньше времени. Мужчина продолжает вести девочку за собой, то и дело склоняясь и что-то шепча ей на ухо. Девочка робко улыбается в ответ; она вся чумазая и одета в обноски. Должно быть, тоже пообещал ей еду, возможность помыться и чистую одежду.

Что-то надрывается внутри нее от осознания этого.

Она ускоряет шаг и, обогнув нескольких человек, оказывается практически за спиной у преследуемых. Потом поворачивается, чтобы отыскать взглядом двоих мальчуганов, что ошиваются невдалеке. Ей не очень хочется просить кого-то о помощи, но насчет этих