Изгнанники Зеннона - Алина Брюс

невозможно. Естественно, Зеннон проявил недоверие, заподозрив, что Альвион устранил исполнителей и просто-напросто скрыл камень. Альвион же заявил о своей полной непричастности к краже.

– Почему вы ничего не сказали Кинну о его родителях?

Утешитель Йенар поднял брови.

– Кинн считает, что его родители погибли, и это чистая правда.

– Но ведь его отец жив! Пусть и в тюрьме…

На мгновение в его глазах что-то дрогнуло, но он тут же сделал непроницаемое лицо.

– Сомневаюсь, что Ронс Террен жив.

– Но…

– Если позволите, я продолжу свою историю, она уже почти подошла к концу. – Глаза Утешителя сузились. – Буквально до сегодняшнего дня я, как и все, считал, что эрендин в руках альвионцев. Однако этим утром мне довелось побеседовать с Волками. Не могу сказать, что это доставило мне большое удовольствие, однако беседа оказалась весьма познавательной. Во-первых, я узнал, что Кинн попотчевал Волков той же ложью, что и вас, – он слегка улыбнулся, – что якобы он узнал о них от Карателей. Во-вторых, я выяснил, что у Волков было только два набора камней для щита – один они взяли с собой «на охоту», а второй остался в Волчьем логе. И они понятия не имеют, откуда у Кинна взялся третий. Ну и наконец, их главарь обмолвился, что мой мальчик что-то «вынюхивал» и ходил там, где не положено.

Меня охватила дрожь.

– Итак, услышав эту историю, вы готовы поделиться своими мыслями? Зачем, как вы думаете, Кинн отправился в Волчий лог? Я уже знаю ответ, но мне бы хотелось, чтобы вы подтвердили мое предположение.

Он выжидательно уставился на меня, а я замерла, чувствуя, как трудно стало дышать.

В этот момент в дверь постучали. Утешитель Йенар не торопясь поднялся и открыл. За дверью стоял один из Карателей. Утешитель выслушал его и, коснувшись роммия, что-то спросил.

Пока они тихо переговаривались, я перевела взгляд на стол, на котором поблескивал мамин браслет. Меня охватило мучительное желание надеть его, чтобы вновь почувствовать такое знакомое ощущение на запястье и перебрать каждую неровную бусинку, которой когда-то касались мамины руки.

Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, и заставила себя сосредоточиться.

Каратели наверняка обыскали Кинна и выяснили, что эрендина у него нет. Сам Кинн вряд ли им что-то сказал. Теперь Утешитель Йенар надеется разузнать о камне у меня. Что же делать?

Утешитель уверен, что Кинн нашел тайник с камнем, и его уже не убедить в обратном. Он поставил Кинну татуировку только ради того, чтобы услышать, как тот умоляет о пощаде. На что он пойдет, лишь бы узнать правду об эрендине? Будет пытать приемного сына?

Нет, нет, нет!

А вдруг Утешитель догадается, что камень у меня? Или просто решит проверить? Надо срочно что-то придумать, чтобы сбить его с толку, направить его мысли по другому пути.

Я застыла. По другому пути…

Когда Утешитель Йенар закрыл дверь и обернулся, я сразу поняла, что Кинн так ни в чем и не признался. Хотя Утешитель тщательно скрывал свою злость, она притаилась в его крепко сжатых губах. И даже шаги его утратили обычную размеренность.

– Итак…

Он опять сел напротив, но поза его теперь была напряженной.

– Мой мальчик верен себе и всё так же упрям.

– Он вам ничего не сказал.

– Увы… Но к чему молчать, если он ничего не скрывает?

Я сухо заметила:

– Вероятно, он из принципа не хочет общаться с вами и вашими Карателями. Вы же не забыли о татуировке?

Губы Утешителя дрогнули, словно он хотел что-то ответить, но сдержался. Вместо этого он, немного помолчав, проговорил:

– Ваша попытка выгородить Кинна весьма благородна, но я знаю, что в Волчьем логе он нашел тайник с камнями, оставленными его родителями. И я готов поставить очень многое на то, что Кинну известно, где эрендин. Мой мальчик упрям, но и я тоже. Уверен, что вы могли бы сэкономить нам всем массу усилий.

Я покачала головой и, чтобы потянуть время, спросила:

– Зачем вам вообще эрендин? Только не говорите, что печетесь о соблюдении Закона, – к сожалению, я вам не поверю.

Утешитель Йенар улыбнулся краешком губ, словно я сказала нечто забавное, а потом произнес:

– Эрендин – не простой камень. А мне нравится то, что представляет вызов.

Я опустила взгляд, чтобы не смотреть на него. Нельзя слишком быстро сдаваться, иначе он заподозрит подвох. Наконец Утешитель мягко спросил:

– Ну так что, вы согласны мне помочь? Как видите, браслет вас до сих пор ждет.

Мое сердце сжалось от тоски, и на долю секунды решимость не брать браслет чуть поколебалась. Может, всё-таки взять? Ведь я не собираюсь выдавать Кинна. Но тогда Утешитель будет считать, что я ему должна. Я впилась ногтями в ладони и бросила одно короткое слово:

– Нет.

Потом подняла подбородок выше, чтобы была видна шея.

– Как видите, я не с Псами. Я не ношу ошейник.

Глаза Утешителя заблестели, а ноздри чуть раздулись. И от его хищного взгляда всё мое тело покрылось мурашками.

– Меня восхищает ваш сильный дух. Совсем как у вашей матери. Жаль только, что наследство вам от нее досталось не самое лучшее.

Мне словно поставили подножку.

– О чем вы говорите?

Утешитель откинулся на стуле и посмотрел на меня так, что мне сделалось не по себе.

– Вы с Кинном ловко водили меня за нос. Но Кинн – это так, мелочь. А вот вы… Я ведь оказался здесь из-за вас, а не из-за него.

Меня вдруг охватило неотвратимое чувство беды.

– Из-за меня?

Он улыбнулся, явно наслаждаясь происходящим.

– Вы же знаете, я бы мог с легкостью устроить так, чтобы изгнали одного Кинна, а вас оправдали. Но я этого не сделал из-за вашего дяди. Он слишком близко подобрался к моим делам. А ваше изгнание его неплохо дискредитировало. К его голосу в Совете теперь прислушиваются гораздо реже… Но вы и представить себе не можете, как я пожалел о своем решении уже на следующее утро после вашего изгнания.

Даже злость, вспыхнувшая от его слов о дяде, не смогла ослабить нервного напряжения, которое меня охватило.

Утешитель Йенар пригвоздил меня взглядом.

– Да уж, разве я мог подумать, что Вира Линд, та самая Вира Линд – дреме́ра?

В моей голове сделалось пусто, губы онемели, и мне не сразу удалось переспросить:

– К-кто?

– Дремера. С древнесеррийского – «проклятая».

Это слово хлестнуло меня как хлыстом, и я вздрогнула.

– Что это значит? – спросила я, чувствуя, как в груди расползается холод.

– Это значит, что на вас есть метка Теней.

Я