Идеальные каникулы смерти - Шарлин Харрис

— Что?

Я кивнул на ее книгу.

— Быть ловцом во ржи. Стоять над пропастью в поле качающейся на ветру ржи, присматривая за детьми, играющими в салки. Если бы они подошли слишком близко к краю, я бы тоже их поймал. Спас бы их.

— Это не настоящая работа, Дэвид.

— А должна быть настоящей.

Она вопросительно приподняла бровь.

— Ты и в самом деле так считаешь?

— Ну конечно. Слишком многие люди в наше время сталкивают детишек в пропасть, Заставляют их взрослеть слишком быстро. Отсылают умирать в бессмысленных войнах.

Ее лицо смягчилось.

— Дэвид, а сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— Ты кажешься старше. Мудрее.

— Это хорошо или плохо?

— Хорошо.

— То, что надо.

От этого ее улыбка стала еще шире. У нее были пухлые и влажные губы.

— А ты не такой, как другие мальчишки, правда, Дэвид?

Я рассмеялся.

— Это точно. Большинство других парней, которых я знаю, сейчас зажигают вон там, в дюнах, с другими девушками.

Я допил остатки «Фальстафа».

— Скажи мне, Дейв, чем ты занимаешься?

— Чего?

— Чем. Ты. Занимаешься.

— Я хожу в школу. В Вероне. В следующем году перехожу в старшие классы.

— В самом деле?

— Ну да.

Бренда придвинулась ближе. Теперь она сидела так близко, что я ощущал запах мятного дыма, запутавшийся в ее кудрявых волосах.

— Я не об этом спрашиваю. Чем ты занимаешься, когда ты — это просто ты.

Я слышал, что студентки обожают философские разговоры о смысле жизни и прочей ерунде. Способны чесать языками ночи напролет. Поэтому я на секунду задумался. И дал честный ответ:

— Я люблю рисовать.

— Ты художник?

— Нет. Я бы так не сказал. Я просто люблю рисовать. Я нарисовал клоуна на этикетке для спичечного коробка. Хотел поступить в Заочную школу знаменитых художников. Но провалился.

Она улыбнулась и снова полезла в свою пляжную сумку.

— Покажи мне. — Она протянула мне шариковую ручку «Бик». — Я буду твоим судьей.

— Я обычно работаю маркерами…

— Покажи мне.

«Ну хорошо».

— У тебя есть какая-нибудь бумага? — спросил я.

Она протянула мне свой экземпляр «Над пропастью во ржи».

— Нарисуй внутри. На пустой страничке перед титульным листом.

— Ой, я не смогу этого сделать.

— Дейв, это не библиотечная книга. Она моя. Я хочу, чтобы ты в ней что-нибудь нарисовал.

— Ты уверена?

— Да.

— А что, если я все испорчу?

— Не испортишь. Рисуй.

Я открыл обложку. Начал рисовать на чистой странице внутри.

— У тебя красивые глаза, — сказала она.

— Спасибо. Они светло-карие, — ответил я, не поднимая глаз от наброска. — И меняют цвет в зависимости от того, что на мне надето.

— Очаровательно.

Опершись руками о песок, она встала на колени, чтобы посмотреть, как я рисую.

Дыхание у нее было тихое и учащенное.

Я давно заметил у себя способности к рисованию комиксов. Еще ребенком я читал много книжек с комиксами. И в самом деле участвовал в конкурсе для поступления в школу Знаменитых художников. Только я нарисовал скунса Бинки, а не клоуна. Потом я взял у них два заочных урока. Свои работы я отсылал им по почте. И каждый раз, бродя по магазинам, я обязательно заходил в «Б. Далтон» и листал эти чудовищных размеров книги об искусстве Микеланджело и Да Винчи. Впрочем, на произведение искусства, созданное мною для Бренды Наррамор, меня вдохновила, скорее, школа Билла Галло, отраженная на спортивных страницах «Нью-Йорк дейли-ньюс».

Я изобразил ее бейсбольным кетчером с бутылкой ржаного виски в ловушке.

— Voila!

— Мило, — еле слышно произнесла Бренда хрипловатым от бесчисленных сигарет шепотом. — Подпиши.

Я подписал.

— Я хотел нарисовать с буханкой хлеба, — пояснил я, выписывая замысловатую подпись, которая по сей день является моим автографом. — Но бутылку рисовать легче. Да и как бы ты поняла, что это ржаной хлеб? Пришлось бы рисовать какие-то семечки или что-то еще…

Я молол всякую ерунду, потому что теплая ладонь Бренды Наррамор осторожно ползла по моему колену, постепенно взбираясь все выше. Вот она уже легла на мое бедро и теперь двигалась не только вверх, но и вниз. Ширинка моих отрезанных джинсов стала похожа на походную палатку.

Внезапно Бренда встала. Теперь она возвышалась надо мной подобно Колоссу Родосскому, если бы у мистера Колосса были длинные, покрытые золотистым загаром ноги. Она стащила через голову свою полупрозрачную крестьянскую блузу, встряхнула спутанными кудрями.

— Дэвид, ты когда-нибудь рисовал обнаженную натуру?

Она протянула мне руку.

И так же, как в этот субботний вечер сделали до нас другие мальчики и девочки, мы ушли от костра, чтобы уединиться в дюнах.

Мы скользнули за покрытый морской травой песчаный холм.

— Я никогда… — забормотал я, когда она начала расстегивать мои джинсы.

— Не переживай. Я все сделаю сама.

Ее тяжелая грудь покачивалась, а пальцы ловко расстегнули молнию.

— А как же…

Она приложила палец к губам.

— Тс-с… Ты просто нервничаешь.

Я кивнул. Я и в самом деле очень нервничал.

— Вот… — Она сунула руку в свою пляжную сумку и нашла смятую пачку «Дорала». — Покури. Это тебя успокоит.

— Я думал, что обычно курят… ну… после всего.

Она прикурила две сигареты сразу.

— Покурим, Дейв, покурим.

И вот тут я его и увидел. Позади нее. Сразу за ее плечом.

Она протянула мне сигарету. Я ее не взял.

— Дейв?

Я уже не обращал на нее внимания.

Да и как я мог?

И кто бы смог на моем месте?

В десяти футах позади Бренды Наррамор, притаившись в тени, стоял демон дюн! Это был древний, дряхлый старик… нет, скорее скелет старика. Острые кости выпирали из-под туго обтянувшей их кожи. Он горбился от боли, как будто его позвоночник скрутило в кривой горб. Это существо было облачено в какой-то белый, похожий на саван, балахон, доходивший до колен и открывавший взору костлявые босые ступни и многочисленные раны на ногах, как покрытые струпьями, так и сочащиеся сукровицей.

Я оттолкнул Бренду. Грубо. Прикуренные сигареты, которые она держала в руке, очертили огненные траектории и, подобно кометам, вонзились в песок. Я отчаянно затеребил молнию на джинсах, торопясь застегнуться.

— Это…

Она посмотрела туда, куда смотрел я. Туда, куда я показывал.

— Что?

Она ничего не увидела.

К сожалению, мне повезло меньше.

Зловещее облако, закрывавшее луну, сместилось в сторону, давая ночному светилу возможность озарить чудовищно изнуренное лицо демона. Под складками наброшенного на голову капюшона я увидел морщинистые впалые щеки. Зияющую дыру на месте рта. Никаких волос у него не было. Даже над черными глазницами. Ресниц, разумеется, тоже. Только распухшие и выкатившиеся наружу глазные яблоки перепуганного эмбриона.

Я помню, что тихонько заскулил.

— Дэвид?

Мое поскуливание перепугало Бренду насмерть.

Мне уже было все равно.

Я в панике начал пятиться назад, карабкаться по склону дюны, пытаясь добраться до верха этой жуткой песчаной ловушки и убежать от этого доступного только моему зрению демона.

Тут я услышал, как хрипят, борясь за каждый вдох, ссохшиеся легкие существа. Это было похоже на храп в обратную сторону. Его грудь раздувалась, как воздушный шар, из-за чего съежившееся лицо корчилось от непереносимой боли.

В этот момент Бренда меня бросила.

— Эй, ребята! — кричала она, убегая и пытаясь прикрыть руками грудь. — Ребята-а!

Я тоже хотел бежать, но мои ноги были парализованы.

Демон дюн, шатаясь, шагнул вперед. Он сипел, и на меня обрушилось ужасное зловоние смерти. Он поднял правую руку и ткнул в мою сторону отвратительно длинным костлявым пальцем.

— Кто ты? — заикаясь, прошептал я, хотя и так знал ответ.

Демон был моей пьяной галлюцинацией. Моим истощенным розовым слоном. Похоже, пиво и вино не всегда разрешено пить. «Вино и пиво — ужасно некрасиво», — промелькнуло у меня в голове. И не только некрасиво, но еще и очень страшно. Особенно если речь идет о шести банках пива, разбавленных половиной бутылки медицинского спирта с земляничным ароматом.

Особенно после историй о привидениях.

Я решил, что это существо является кошмарной манифестацией дремлющего во мне чувства вины, присущего всем католикам. Иллюзией. Чудовищной реинкарнацией моего неукротимого стыда из-за того, что мы чуть было не сделали с Брендой Наррамор. Именно об этом предостерегали нас монахини. Ко мне явился сам Смертный грех в образе воплощения Смерти. Я не был женат на мисс Наррамор, но я видел ее обнаженную грудь. И я чуть было не пал еще ниже.