Принц Крови - Елена Прокофьева

Но все же сначала ей следовало подготовиться. Собираясь нанести визит принцу Парижа, Теодолинда должна была нарядиться, потому что знала, что он — мужчина из породы утонченных аристократов, ценящих красивые одежды. Сестры по храму, лучшее разбиравшиеся в нарядах, приготовили для нее длинное и просторное платье из белого бархата, к нему — накидку из серебристых лис. Накидку легко было сбросить, а в платье легко было двигаться, если придется сражаться.

Теодолинда приняла душ, вымыла и высушила волосы, и встав у большого, в рост, зеркала принялась причесываться.

…Смертные долго считали, будто вампиры не отражаются в зеркалах. Они заблуждались. Просто вампиры не любили зеркал и не держали их в своих домах. И в чужих домах тоже старались зеркал избегать. А то и вовсе их уничтожали. Во-первых, потому что сначала зеркала делались из полированного серебра, а позже в них использовалась серебряная амальгама, близость же серебра ослабляет вампира. Во-вторых, потому что между вампирами из поколения в поколение передается, будто взглянувший на себя в зеркало вампир может подпасть под власть своего собственного гипноза, да так и застыть навсегда у зеркала…

Некоторые утверждали, будто это глупое суеверие. Но проверять не торопились.

А вот Лигия как-то раз решила проверить. Любопытная она. Ей четырнадцати не исполнилось, когда ее обратили, и в чем-то она навсегда осталась подростком. Не только внешне, душою тоже. Теодолинда нашла ее тогда, застывшей в странной позе: Лигия будто окаменела, глядя в круглое зеркало, которое поднесла близко к своему лицу. Слишком близко. Будто хотела рассмотреть каждую свою ресничку. Но достаточно было выхватить у Лигии зеркало и насильно напоить ее кровью, как она пришла в себя. Лигия рассказала, что решила проверить, что будет, если просто посмотреть в зеркало, не применяя вампирский гипноз. Но когда она поймала свой взгляд, сработал какой-то неудержимый инстинкт. Перед тем, как раствориться в собственных глазах, Лигия успела поразиться тому, как она стала прекрасна…

В общем, зеркала были опасны. Но только для неосторожных.

Теодолинда была очень стара и очень осторожна. Ее обратили, когда ей было тридцать шесть — во времена ее жизни это был уже крайней рубеж зрелости, переход к пожилому возрасту. Она была избранным вождем в своем поселении. И она научилась контролировать себя еще задолго до обращения. Так что научиться смотреться в зеркало, избегая соблазна собственного взгляда, для нее было легко.

Сейчас она смотрела на свои рыжие волосы, при жизни довольно жидкие, а с возрастом еще и наполовину поседевшие, теперь же — пышные и роскошные, спадавшие на плечи крупными кольцами, сиявшие начищенной медью. Она смотрела на свое лицо, когда-то грубое, с толстыми щеками и тяжелым подбородком, а сейчас обретшее суровую красоту — такие лица рисовали на своих плакатах немецкие нацисты во время последней большой войны, и Теодолинда, разглядывая плакаты, печалилась: неужели это ее потомки? Но гораздо больше она удивлялась тому чуду, которое превратило ее некрасивое лицо — в красивое, которое сделало пышными ее волосы, вернуло ей молодость, смыло веснушки с кожи и сделало все ее тело белоснежным, сияющим, будто белейшая и необычайно гладкая жемчужина.

Ох, если бы при жизни она была такой красивой…

Впрочем, может быть, это только усложнило бы ей жизнь.

Теодолинда всегда была высокой. В те времена, когда она жила, ее почитали великаншей: даже самые рослые мужчины ей едва ли доходили до плеча. Теперь, правда, по подиуму вышагивали женщины ее роста, только тощие. Она же всегда была толще трехсотлетнего дуба. И даже сделавшись вампиром, не превратилась в тонкое и гибкое создание. Ее крепкая плоть сопротивлялась и не желала истаивать. Теодолинда по-прежнему была широкой в кости, пышногрудой и широкобедрой, и по-прежнему смотрелась могучей.

При жизни она была сильной, ловкой, отважной воительницей. Сделавшись вампиром, она отточила навыки боя до совершенства. И до сих пор презирала огнестрельное оружие. Она носила при себе два метательных ножа в рукавах, а на спине прятала короткое копье. С этим оружием она была непобедима более тысячи лет. Зачем ей какой-то хилый пистолетик?

Теодолинда уложила волосы в красивую старинную прическу из множества толстых, перевитых между собою кос. И достала из ларца драгоценную диадему, сделанную в виде венка из золотых цветов, на которой на упругих металлических проволочках были закреплены крупные золотые шмели с перламутровыми крылышками. Шмели чуть подрагивали при движении, и казалось, они кружатся над цветами в поисках сладкого сока…

Диадему ей подарил Наполеон Бонапарт. В 1804 году Теодолинду отрядили быть его помощницей и предсказательницей, ведь особенностью ее ясновидческого дара было то, что она предвидела только исходы всевозможных кровавых событий, вроде войн или военных переворотов. А Наполеону по какой-то причине покровительствовал Совет вампиров.

Никто, конечно, не ожидал, что Бонапарт станет ее любовником. Одним из ее лучших любовников за всю ее долгую жизнь. Теперь шмели напоминали Теодолинде о том, кого даже вампиры назвали Императором Судьбы, потому что этот смертный словно рожден был для побед и для того, чтобы править. На знамени Бонапарта сверкали золотые пчелы. Но Теодолинде в дар он заказал шмелей — живущих в земле, во тьме, более крупных и более опасных, чем обычная труженица-пчела…

Теодолинда не смогла помочь Бонапарту. Он слишком верил в себя, в свою звезду и в свою мудрость. И не желал ее слушать.

Ему нельзя было вторгаться в Россию. Никому, никогда нельзя вторгаться в Россию! Если эту страну и можно сокрушить, то не в войне. Слишком много рождается в этой земле боевых магов и просто героев. Слишком сильна жуткая и непонятная европейцам местная нечисть, от которой в панике бегут даже могущественнейшие из фэйри.

Наполеон был обречен… Теодолинда доложила об этом Совету — и ее отозвали назад.

Она грустила о Бонапарте. Но даже не предлагала его обратить: знала, что не позволят. Таких, как он, не обращали в последние столетия. Слишком боялись, что он постарается набраться силы и захватить единоличную власть.

А что касается утрат… Теодолинда привыкла к утратам.

Но подаренных им шмелей Теодолинда бережно хранила. И надевала только по особым случаям. Дар, полученный от Императора Судьбы она считала артефактом, придающим ее облику дополнительное величие. Сестры-ясновидицы это подтверждали: да, действительно, в этой диадеме была заключена какая-то сила.

Диадема со шмелями словно бы делала Теодолинду еще более внушительной и грозной, чем она была.