Королевства Глубин - Линн Абби

Остальные моркоты окружили Кероса, пока Ксирль говорил, и их лидер переместил кольца магических тенёт, позволяя своим миньонам высвободить реликт. Керос отчаянно пытался удержать Коготь, но двое моркотов тянули его, ещё один душил самого тритона, и тот почувствовал, как артефакт, наконец, вырвали из его хватки.

Сын жреца чувствовал себя побеждённым, но его ярость продолжала нарастать. Он смотрел, как моркоты протягивают Коготь своему предводителю, державшему чёрное поблескивающее щупальце над сердцем Мораса, но теперь убравшему, чтобы забрать реликвию. Керос смотрел, как архонт вертит засушенное щупальце снова и снова, будто что-то выискивая. Он не понимал – как, очевидно, и сам Ксирль – почему Коготь больше не светится зелёным, затем вспомнил о непонятных зелёных чешуйках на руках. Только после того, как моркот исступлённо заорал и уставился на него, тритон понял суть происходящего. Сила Когтя перешла к нему.

Хоть голова его и шла кругом от водоворота событий, Керос всё ещё собирался спасти отца – и теперь мог это сделать. Тритон воззвал ко всем своим эмоциям и взревел, напрягая мускулы, пытаясь прорубить опутавшие его кольца многажды благословенным тапалом. Мир покраснел в его глазах, и чары лопнули, не выдержав натиска его злости, а отдача лишила трёх из моркотов голов и конечностей. Аксар Ксирль съёжился перед лицом такой непредвиденной мощи, когда Керос высвободился из рассыпающегося заклятья и направился к нему. Тапал в правой руке теперь испускал изумрудного цвета энергию; тритон навёл его на злодея с серебряным клювом – и в глазах его не было ничего кроме ярости.

Трясясь от ненависти, вызванной поражением, Аксар Ксирль сказал спокойным, и от того ещё более жутким голосом:

- Забрал мой трофей, маленький тритон? Или забрал тебя он? Знает силу Когтя Аксар Ксирль, знает, но не скажет, нет. Принесёт маленькому тритону лишь горе и вечную месть победа его.

За спинами моркотов, готовясь атаковать, встал на дыбы Прилив, а Керос бросился вперёд, но Аксар завершил заклинание парой быстрых жестов и исчез в водовороте.

Керос негодующе закричал, раздражение от того, что он так быстро потерял врага вырывалось из него вместе со всей злостью, душившей его во время битвы. Плотно закрыв глаза и заходясь в яростном рёве, Керос не видел, что тапал разгорелся зелёным сильнее прежнего – но он заметил, когда ощущение веса в руке пропало. Открыв глаза, молодой тритон увидел, что клинок замерцал и растворился в пустоте. Хоть и поражённый этим, тритон всё же обратил свой взгляд не на себя, а дальше – на израненное тело отца, всё ещё пришпиленное к стене. Морас встретился с ним взглядом – и в нём не было ожидаемого сыном разочарования.

Керос подплыл к верховному жрецу, неожиданно испытав за то, что тот ещё жив, огромную благодарность судьбе. Сын не заметил, что Прилив отплыл от них на расстояние. Водяной конь какое-то время был тих, будто бы пытаясь понять, что за человек взрастил его из жеребёнка. Хотя тело болело от полученных ран и прошлых шрамов, Морас не обращал на боль внимания, посмотрев на сына по-новому.

- Из всех течений, что были открыты для тебя, Керос, - сказал он, - я не ожидал, что ты выберешь такое. Я ждал появления Клинка Персаны много приливов, но не предполагал, что им окажешься ты, мой сын.

- Что это значит, отец? – не понимал Керос. – Я сделал, как ты просил, и не дал моркотам завладеть Когтем. Теперь только надеюсь, что у тебя найдутся какие-нибудь заклинания, чтобы вытащить эту штуку из меня и вернуть обратно в лёд.

Молодой тритон позволил отцу повиснуть на его плечах. Они оба застонали, когда Керос выдернул трезубец из стены. Сын отнёс отца вниз, на один из обломков с ровной поверхностью на полу комнаты, но оружие всё ещё оставалось в теле, до тех пор, пока они не найдут другого целителя.

- Должно быть он потерял сознание от боли, - сказал Керос самому себе. – Поэтому не отвечает.

Уложив отца настолько удобно, насколько он смог, молодой тритон посмотрел ему в лицо, обнаружив, что тот в сознании и с любовью смотрит на сына.

Когда Морас взял Кероса за правую руку и повернул ладонью вверх, тот охнул – большой зелёный изумруд теперь поблескивал в самом центре.

- Тапал придёт на зов, когда он тебе понадобится; отрадно знать, что оружие остаётся на службе нашей семьи, - сказал Морас. – Единственное волшебство, которое сможет разделить тебя с ним и Когтем – то, которое ждёт всех нас в конце всех течений. Тебе придётся нести эту ношу до конца своих дней, но тебе хватит для этого сил. По крайней мере я так увидел, - Морас резко вдохнул, и удушающий кашель сотряс его тело, а вода около рта и жабр помутнела от крови.

- Отец! – вскричал Керос, его смущение сменилось тревогой, ведь теперь, после пыла сражения, раны старого тритона казались ещё серьёзнее. – Отец…

Морас прекратил кашлять и открыл глаза.

- Ты мой сын. Холодное течение ждёт тебя, но не избегай его. Тебе известен твой долг перед Пуманатом, перед Серосом, перед Персаной. Защищай и храни эту силу от любого, кто захочет её заполучить и использовать во зло. Сделай это, и знай, что мы гордимся… - жрец снова закашлялся, и ещё больше крови просочилось из жаберных щелей.

Керос был слишком сосредоточен на последних словах отца, поэтому не услышал появления военного отряда тритонов. Резкое ржание Прилива предупредило его о нападении со спины, и тритон поднял правую руку, отражая зубцы трезубца, удивлённо вздохнув, когда оружие отскочило, высекая искры там, где металл коснулся чешуек – оба тритона вздохнули, но напавший лишь удвоил усилия.

Отвернувшись от поверженного отца, Керос увидел ещё восьмерых тритонов, наседающих на него со всех сторон, даже сверху. Всех он знал целую жизнь – и все они теперь смотрели на него так, будто не узнавали его, будто он был их злейшим врагом.

- Что происходит? – непонимающе спрашивал он. – Почему вы нападаете?

Ответом ему был лишь вихрь набрасываемых сетей. Прилив пришёл на помощь, сбив в сторону двоих тритонов, подбиравшихся снизу, и оттянул своего друга, как и сражение, подальше от раненого жреца.  Внутри Кероса всё кипело – из-за потери матери, близкой смерти отца, необъяснимого нападения на него и непонятной новоприобретённой силы. Ему хотелось наброситься на тритонов, и словно