Надбавка за вредность - Вера Эпингер

забудется. А пока сопротивляться не хочется ибо женщина — существо мягкое и податливое. А строить из сильную, привыкнув за столько лет лишь окружать заботой и лаской, я устала.

Не успела понять, в какой момент мы оказались так близко, что наши лица разделяло лишь несколько сантиметров. Которые в следующую секунду исчезли и вовсе, и Воронцов, поддаваясь магии ночи, поцеловал меня. Что самое странное, я ответила на его порыв. Потому что вдруг сама стала отчаянно нуждаться в поддержке, хотя бы ее призраке, и сейчас губы Кирилла, ласкающие мои, дарили ее.

Когда нежность и страх отдалиться переросли в пылкую грубость? Наверное, в тот момент, когда я, до этого замершая, попыталась прижаться к нему сильнее, словно раствориться в нем. И это сыграло со мной злую шутку. Воронцов изменился. За доли мгновения перестав дарить удовольствие и начав его зло отбирать, словно отвоевывая. Это отрезвило меня.

И пусть нега, растекшаяся по телу, говорила о другом — о том, что мое тело явно желало продолжить, я попыталась оттолкнуть Кирилла, отворачивая свою голову чуть в сторону. Его ладони, уже успевшие забраться под майку, только подтвердили правильность принятого решения.

— Нет, — выдохнула я и все-таки снова попыталась оттолкнуть Воронцова. Казалось, он только сейчас понял, что я вновь закрылась.

— Нет? — не поверил он и руки, нажимающие чувствительные точки на ребрах, опустились.

Я тут же воспользовалась предоставленной свободой и отошла чуть в сторону. Дальше уйти не дали — Кирилл схватил меня за запястье.

— И как это понимать? — сквозь зубы процедил он. — Ты…

— Простите, Кирилл Романович, — унимая дыхание, прошептала я. — Я не могу.

— Я тебя испугал? — Воронцов будто осознал причину моего поведения и притянул меня к себе. — Извини, Кира. Я не хотел. Просто помешательство, — он тряхнул головой.

Мужчина обнял меня за плечи, будто пытаясь согреть и успокоить.

— Вы — мой начальник, Кирилл. Всего сутки назад мы определил рамки… И я не хочу уходить из «Немезиса».

— Уходить? — вскинулся он. — Что за бред ты несешь? Рамки — лишь рамки, и загоняем мы в них себя сами. Поцелуй — лишь поцелуй и совершенно ничего не значит.

— Я знаю, — согласилась я. — Но я не хочу, чтобы обо мне пошли сплетни.

— Сейчас мы не на работе, Кира, — твердо произнес Воронцов. — И я тебе сказал, что уже пожалел о своем порыве. Но знаю одно: я бы с удовольствием его повторил. В более располагающей обстановке.

— Почему же? — усмехнулась я, высвобождаясь из рук Воронцова и позволяя холодному ночному ветру успокоить меня. Кирилл удерживать не стал. Отпустил.

— Я не имею ни малейшего понятия. Ты красивая девушка, Кира. Странно было бы, если бы я относился к тебе равнодушно. Учитывая, что ты мой сотрудник, а деловая этика и субординация для меня не пустые звуки, позволить себе даже думать о тебе я не мог. У меня есть, с кем провести ночь.

Слушала Воронцова с улыбкой. Почему — то вспомнились слова Надежды. А ведь она была права. Он, как и я, пытается объяснить все простыми, низменными реакциями. И боится почувствовать что-то иное и дать себе волю, перестать держать себя в клетке.

— Но, между тем, я не могу позволить кому — то еще прикасаться к тебе. Меня это бесит, Кира, — как-то горько усмехнулся он.

— Значит, Державин был прав, — едва слышно произнесла я и добавила чуть громче: — Запрет на общение с Максимом? Какая у него была подоплека? Только ли верность «Немезису»?

— Я всегда доверял своим сотрудникам и понимал, что ставить невыполнимые условия — прямой путь к краху. Приказывать же держаться от кого — то подальше — практически невыполнимо, ведь человеческий фактор никто не отменял. Обычно хватало лишь предупреждения: одно лишь мое обоснованное подозрение и вы будете уволены. Но такого бреда, как с тобой, я не творил еще никогда! Я ненавижу Державина за то, что он даже думать посмел о тебе. И он так же относится ко мне, понимая истинную причину моих действий.

«Я доверяю тебе. Не ему» — всплыли в голове слова. Одна только я закрывала глаза на очевидное?

— А игра в бильярд?

— Просто попытка дать себе хотя бы часть того, что хочется. Посмотреть твою реакцию и придти хоть к какому — нибудь выходу. Кира, я не собираюсь терять контроль и изменять своим принципам из — за одной девушки, которая меня привлекла. И которая, по стечению обстоятельств, является моей ассистенткой. Смешивать работу и личные отношения, повторю, не в моих правилах. И я отлично держал себя в руках.

— Но мои слова вас подтолкнули, — сделала вывод я. — Вы сделали — и пожалели.

— Именно так, — ухмыльнулся начальник.

— А что вы предлагаете мне дальше, зная, что мой шеф испытывает ко мне чувства? — признаюсь, выбрала такую формулировку не случайно.

— Это не чувства, Кира, — одернул Воронцов. — Всего лишь страсть, похоть, желание. Не больше. Однако, ты можешь не переживать. Я уже сказал тебе, что на работе всему этому места нет. Сегодня — исключение, когда я решил попробовать то, от чего отказываюсь.

— Ну как, понравилось? — резко вскинулась я.

— Понравилось, — хмыкнул он.

— Так, значит, работать я смогу спокойно? — нахмурилась, поворачиваясь к начальнику. Он стоял, скрестив руки на груди. Чтобы не распускать, наверное. Как я там говорила Державину? Чтобы они не вели себя, как дети? А сама? Разве сама я лучше? Сама же позволила мужчине себя поцеловать, сама оттолкнула, передумав, и сама же вызвала его на откровенный разговор. Разве легче стало, знай я, что Воронцов, смотря на меня, думает не только о работе?

— Я же сказал, Кира. И все условия остаются в силе. Никакого Державина. Я прекрасно помню о ваших занятиях, но они меня вполне устраивают. Это меньшее из зол. Я бы предпочел полное отсутствие контакта между вами, но что есть, то есть. Сидя на лошади, он к тебе не прикоснется.

Не удержалась — рассмеялась. На лошади может и нет. Но знал бы Кирилл о том, что чистка лошади может стать очень… интимной.

— Вы — собака на сене, Кирилл, — признала очевидное. — Я понимаю, что Максим — ваш конкурент и отношения между нами крайне нежелательны. Но что вы прикажете делать мне, узнав всю эту информацию? И ваше чувство собственности раздражает только присутствие Державина?

— Меня раздражают все мужчины, — тяжело выдохнул Воронцов. — В том числе этот щегол Александр в обтягивающих бриджиках. Я бы посоветовал тебе и от него держаться подальше, но знаю, что не имею права вмешиваться в твою личную