Хрустальный грот - Мэри Стюарт

— Ты не была замужем, — сказал король тихо, словно размышляя вслух.

— Нет.

Мать опустила веки, и я понял, что она насторожилась.

— Так значит, отец твоего сына умер до того, как вы смогли пожениться? Быть может, он пал в битве?

— Нет, господин мой.

Голос ее звучал тихо, но совершенно отчетливо. Я видел, что ее руки слегка напряглись.

— Значит, он все еще жив?

Она ничего не сказала — лишь склонила голову, так что капюшон упал ей на лицо, скрыв его от людей в зале. Но те, кто был на помосте, по-прежнему могли видеть ее. Королева уставилась на нее с любопытством и презрением. У саксонки были светло-голубые глаза и тяжелые, белые, как молоко, груди, выпиравшие из тугого голубого корсажа. Маленький рот, руки белые, как и грудь, но некрасивые, с толстыми, как у служанки, пальцами. Пальцы были унизаны золотыми, эмалевыми и бронзовыми кольцами.

Король, видя, что моя мать не отвечает, сдвинул брови. Но голос его звучал по-прежнему доброжелательно.

— Госпожа Ниниана! Скажи мне одну вещь. Говорила ли ты своему сыну, кто его отец?

— Нет.

Ее голос, громкий и уверенный, странно противоречил ее позе: опущенная голова, лицо, скрытое капюшоном… У нее был такой вид, словно ей стыдно. Я подумал, что она, быть может, делает это нарочно, чтобы оправдать свое молчание. Я сам не видел ее лица, но мне была видна рука, сжимавшая складки ее длинной юбки. Мне вдруг вспомнилась та, прежняя Ниниана, которая бросила вызов своему отцу, отказав Горлану, королю Ланаскола. Это воспоминание сменилось другим: отец, сидящий напротив меня и глядящий на меня через стол в свете лампы. Я поспешно прогнал это видение. Оно было таким отчетливым, что я удивился, как это прочие присутствующие не видят его. И внезапно я с ужасом подумал, что Вортигерн его видел и все знает. Вот почему мы здесь. Он услышал о моем приезде и решил удостовериться. Как же со мной обойдутся? Как со шпионом или как с заложником?

Должно быть, я невольно дернулся. Мать подняла голову, и я увидел ее глаза. Она больше не была похожа на принцессу: это была женщина, которой страшно. Я улыбнулся ей — в ее лице что-то вспыхнуло в ответ. Я понял, что боялась она только за меня.

Я стоял спокойно и ждал. Пусть первый ход сделает Вортигерн. У меня еще будет время сразиться с ним, когда я увижу, с чего начинать.

Он повертел большое кольцо у себя на пальце.

— Твой сын сказал моим посланникам то же самое. И я слышал, что люди говорят, будто никто во всей Британии не знает, кто его отец. Судя по тому, что рассказывают люди и что я знаю о тебе, госпожа Ниниана, его отец не мог быть низкого происхождения. Так почему же ты ничего ему не сказала? Человеку ведь следует знать такие вещи.

— А тебе-то что до этого? — гневно воскликнул я, забыв осторожность.

Мать взглядом заставила меня умолкнуть. Потом обратилась к Вортигерну:

— Зачем ты расспрашиваешь меня об этом?

— Госпожа, — сказал король, — я послал за тобой и за твоим сыном с одной лишь целью. Узнать, кто его отец.

— Я спрашиваю: зачем?

Он улыбнулся — попросту оскалил зубы. Я шагнул вперед.

— Мама, он не имеет права допрашивать тебя! Он не посмеет…

— Заткните ему глотку, — приказал Вортигерн.

Человек, стоявший рядом со мной, схватил меня и зажал мне рот ладонью. Послышался звук выдвигаемого из ножен меча: другой солдат вынул оружие и приставил меч к моему боку. Я замер.

— Отпустите его! — воскликнула мать. — Послушай, Вортигерн! Если причинишь ему зло, то, будь ты хоть трижды королем, я тебе ничего не скажу, даже если убьешь меня! Неужто ты думаешь, что я все эти годы скрывала правду от отца, от брата и даже от родного сына лишь затем, чтобы рассказать все тебе, как только ты спросишь?

— Расскажешь ради сына, — сказал Вортигерн.

Он кивнул.

Солдат убрал руку от моего рта и отступил назад. Но он по-прежнему держал меня за локоть, и я чувствовал сквозь тунику острие меча другого солдата.

Мать откинула капюшон. Теперь она сидела прямо, вцепившись руками в подлокотники, бледная от страха. Даром что одета была всего лишь в скромное домотканое платье, но королева рядом с ней выглядела служанкой. В зале воцарилась гробовая тишина. Жрецы, стоявшие за троном короля, вытянули шеи. Я лихорадочно пытался собраться с мыслями. Если это действительно жрецы и маги, я не должен даже думать об Амброзии. Мое тело покрылось потом. Я пытался мысленно докричаться до матери и удержать ее, не создав при этом образа, который могут разглядеть эти люди. Но сила ушла, и бог не хотел помочь мне. Я не знал даже, хватит ли мне мужества вынести то, что ждет меня после того, как она все расскажет, и не осмеливался заговорить: боялся, что, если они снова схватят меня, мать все расскажет, чтобы меня спасти. А когда они все узнают и начнут допрашивать меня…

Должно быть, мне удалось дозваться: она обернулась и снова взглянула на меня. Ее плечи передернулись под грубым платьем, словно чья-то рука коснулась ее. Когда наши глаза встретились, я понял, что это не имеет никакого отношения к силе. Ее взгляд говорил о любви, она пыталась как-то успокоить меня, но это было послание на человеческом уровне, и я его не понимал.

Она снова повернулась к Вортигерну.

— Ты выбрал странное место для расспросов, король. Неужто ты и впрямь думаешь, что я стану говорить об этом здесь, посреди зала, чтобы все могли слышать меня?

Вортигерн нахмурился, сведя брови. На его лице блестел пот, и я видел, как его руки судорожно стиснули подлокотники трона. Он весь звенел, как натянутая струна. Напряжение расходилось по залу почти зримыми волнами. Я почувствовал, как по спине у меня поползли мурашки — страх коснулся меня холодной волчьей лапой. Один из жрецов, стоявших за спиной короля, наклонился и что-то шепнул ему. Король кивнул.

— Эти люди уйдут. Но жрецы и маги останутся.

Люди загудели и принялись неохотно выходить из зала. Жрецы остались. Около дюжины человек в длинных одеяниях, стоявшие за тронами королевской четы. Один из них, тот, что говорил с королем, высокий мужчина, поглаживавший седую бороду неопрятной рукой, унизанной перстнями, улыбался. Я всматривался в его лицо, ища признаки силы, но, хотя эти люди носили одеяния жрецов, на их лицах я видел только смерть. Смерть была в глазах у всех. Больше я ничего не видел. Меня снова пробрала дрожь. Я стоял, не пытаясь высвободиться из рук солдата.

— Отпусти его, — велел Вортигерн. — Я не хочу причинять вред сыну Нинианы. Но если ты, Мерлин, еще раз что-то сделаешь или скажешь без моего дозволения, тебя выведут из зала.

Меч от моего бока убрали, но солдат по-прежнему держал его наготове. Солдаты отступили на пару шагов назад. Я не шевелился и молчал. Никогда еще с самого детства не чувствовал я себя таким беспомощным, лишенным и знания, и силы, и поддержки бога. И с горечью осознал, что, даже если бы сейчас оказался в хрустальном гроте, среди пылающих огней, на глазах у моего учителя, я все равно ничего бы не увидел. Внезапно я вспомнил, что Галапас мертв, и подумал, что, быть может, вся моя сила исходила от него и ушла вместе с ним…