Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском - Людмила Штерн

Мой петербургский подарок Бродскому представлял собой альбом, заполненный газетными и журнальными вырезками, посвященными его юбилею. Иосиф (как и следовало ожидать) хмыкал и закатывал глаза, вырaжая тщету и ненужность моих стараний. Но чувствовалось, что он доволен и ему совсем небезразлично, что пишут, говорят и как чествуют его в Петербурге. Например, его очень тронуло поздравление Самуила Лурье «Вроде тоста» и стихотворение Татьяны Вольтской «На возможный приезд Бродского», опубликованные в газете «Невское время».

Сейчас, после его смерти, заметка Лурье кажется мне пророческой – вот маленький из нее отрывок.

...Бродский храбр настолько, что верит в существование Вселенной без него... Собственно говоря, он только и делает, что испытывает данность чьим-нибудь отсутствием – чаще всего своим, – выказывая необыкновенное присутствие духа.

Только пепел знает, что значит сгореть дотла.Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:не все уносимо ветром, не все метла,широко забирая по двору, подберет...

Бродский – самый привлекательный герой нашего времени и пространства. Метафизика его каламбуров посрамляет смерть и энтропию и внушает читателю нечто вроде уважения к человеческой участи...

А стихотворение Татьяны Вольтской начинается так:

Не приходи сюда. Нас нет, Орфей.Не вызвать нас, подобно Эвридике.Мы – только тени от строки твоей.Снег падает, и лица наши дики.....................................................Перед тобой виновная земляТебя не ждет и тяготится нами,Посколько тени в вытертых пальтоНи встречи недостойны, ни разлуки.И только тем знакомы небу, что,Не удержав тебя, разжали руки...

Я также привезла Иосифу фотографию его дома. За пять лет до юбилея, в 1990 году, впервые приехав в Россию после пятнадцатилетнего отсутствия, я тоже сфотографировала его дом, балкон и окна его квартиры. На стене рядом с подъездом было выковыряно ножом: «В этом доме с 1940 по 1972 год жил великий русский поэт Иосиф Бродский». «Русский поэт» было замазано зеленой краской, а внизу нацарапано «Жид».

– И ты удивляешься, что я не хочу туда ехать? – спросил Бродский.

Глава ХХII

ВСТРЕЧИ С СОБЧАКОМ

Осенью 1991 года, привезли мне из Петербурга любительскую видеокассету выступления Собчака на Дворцовой площади 20 августа 1991 года, на второй день после путча.

...Сотни тысяч людей. Случайно выхваченные из толпы лица – не усталые и угрюмые, как обычно, а радостные и полные энтузиазма. В глазах – гордость за свой город и своего мэра. И сам Собчак, вдохновенный и мужественный, выглядел как настоящий народный герой.

Снова и снова, с комом в горле, прокручивала я эту пленку, завидуя тем, кто сейчас там, в Петербурге, и впервые сожалея, что шестнадцать лет назад уехала, не дождалась.

Захотелось узнать о Собчаке больше. Я взяла в Гарвардской библиотеке его книжку «Хождение во власть» и заказала в информационном агентстве все, что было написано о нем за последние два года в американской, русской и французской периодике.

Прочтя кучу статей, заметок, интервью, писем к нему, стихов, поэм и частушек, я была озадачена тем, какие противоречивые, более того, взаимоисключающие чувства вызывал у современников Анатолий Александрович.

Его сравнивали с Робеспьером и де Голлем, ему объяснялись в любви и в ненависти, им восхищались, ему грозили.

Одно стихотворение (Г. Григорьева), к несчастью оказавшееся пророческим, я даже запомнила наизусть.

Надменный, в адмиральском кителе,Шел гордо к роковой чертеКолчак, рожденный в граде Питере,Чтоб стать правителем в Чите.Перекликаются события,И есть, наверно, тайный знакВ том, что сегодня правит ПитеромВ Чите родившийся Собчак.Как все по-нашему, по-русски...Товарищами из ЧККолчак расстрелян был в Иркутске.Что ожидает Собчака?

Образ петербургского мэра показался таким интригующим и непохожим на привычные стереотипы советских руководителей, что я послала заявку в журнал «Vanity Fair» с предложением написать о нем статью.

В этой заявке, в частности, был такой абзац:

Стремительным восхождением к власти Собчак косвенно обязан американскому правозащитнику Мартину Лютеру Кингу. Каждый абзац исторической речи Мартина Лютера Кинга начинался словами «I have a dream» – «Я мечтаю». Выступая во время избирательной кампании в Верховный Совет СССР в январе 1989 года, Собчак начал свою речь со слов «Я тоже мечтаю...»

Сравнение советского политического деятеля с негритянским правозащитником показалась редакции интересным, и тогдашний главный редактор Тина Браун пригласила меня на интервью.

– Похоже, ваш мэр – любопытная фигура, – сказала Тина Браун. – Мы решили заказать вам статью. Ваша задача – сделать «close-up» (крупный план) Собчака, «get under his skin» (иначе говоря, «залезть ему под кожу»). А для этого надо поговорить с бывшими и теперешними его коллегами, политическими противниками, друзьями, врагами, женами и любовницами. И конечно, вы должны взять интервью у самого Собчака. Как вы думаете, вам это удастся?

– No problem, – сказала я.

И тут меня охватил ужас. Я не знала никого из петербургской правящей элиты и ни единой души из свиты Собчака. У меня даже не было номера телефона и факса петербургской мэрии.

С чего начать? С кого начать? Куда звонить? Как добраться до Собчака?

Впоследствии оказалось, что страхи мои были напрасны. И сам Собчак, и его пресс-секретарь Василевская когда-то были студентами моего отца и прекрасно его помнили.

О перипетиях этой поездки и встречах с Собчаком, с его женами, бывшими и настоящими коллегами, друзьями и врагами я, помимо статьи в «Vanity Fair», написала детективную повесть «Охота за мэром Собчаком». Она печаталась из номера в номер в нью-йоркской газете «Новое русское слово» и, надеюсь, когда-нибудь увидит свет в России.

Но, тогда, собираясь в Петербург, я ломала себе голову, как проникнуть к Собчаку, как растопить его настороженность, неизбежную в интервью с бывшей советской эмигранткой.

Из книги «Хождение во власть» (которую впоследствии Анатолий Александрович мне подарил) явствовало, что мэр не чужд изящных искусств, особенно поэзии. Любимым поэтом оказалась Цветаева, тут и там мерцали имена Маяковского, Мандельштама, Давида Самойлова, Бродского.