Бег по кругу - Мария Кокорева (Муффта)

— Тут дело не в измене. Тут все гораздо сложнее, глубже… Леша, ты сам не замечал, как отталкивал меня: своим равнодушием, занятостью на работе, постоянными посиделками с друзьями и моими одинокими вечерами. Ты привык… Мы привыкли — это норма, что так живут все, и жена должна терпеть. Но я не хочу быть как все, пойми. Я хочу быть собой!

Я не хочу провести жизнь, играя роль, которую для меня придумали другие. А потом, в сорок лет, понять, что живу с нелюбимым мужчиной, и бояться уйти, разорвать этот замкнутый круг… Из-за детей, опасения остаться одной или привычки, неважно. Я этого не хочу!

Леша, ты же знаешь, я бы никогда тебе не изменила, но… Просто нас уже давно нет, и у меня хватило мужества это признать, осознать и двигаться дальше.

И дело тут не в другом мужчине, а в нас… Вернее в том, что нас-то, по большому счёту, уже давно нет.

Казалось, Лёша впервые понял, что я хочу донести до него, и наконец, услышал меня. Возможно, такая встряска была необходима ему, нам, чтобы расставить все точки над «и», а вернее, поставить точку.

— Юль, мы же любили друг друга… — произнес негромко после долгого молчания. И то, что он сказал о любви в прошедшем времени, показало — муж, наконец, принял то, что так старательно пытался не замечать последнее время.

— Именно поэтому, в память о нашей любви я не хочу расставаться врагами. Леша, мы взрослые люди и можем развестись цивилизованно, без скандалов и оскорблений. Ведь в прошлом у нас было столько хорошего.

— Так может все еще можно вернуть?

Я отрицательно покачала головой, и он понимающе кивнул в ответ.

— Я рад, что мы вот так поговорили… А за мальчишку не переживай, нос я ему не сломал — попросту не успел. Мордашка останется такой же смазливой.

— Леша…

Я не могла винить мужа за горечь, которой было пропитано каждое слово. Все же ему нужно время, чтобы отпустить наши отношения, ведь я-то сделала это уже давно. Да и какому мужчине будет приятно знать, что твоя жена, пусть и практически бывшая, спит с другим?

Через пару минут подошли двое охранников и помогли перенести Диму в небольшую комнату на втором этаже бара. Он все еще был без сознания, поэтому ребята, уложив его на кушетку и проверив пульс, оставили меня дожидаться, когда он придет в себя.

Кровь перестала идти, и я попросту сидела рядом, все еще сжимая в руках пакет с почти растаявшим льдом.

— Он не любит вас.

Я вздрогнула и, быстро обернувшись, увидела в дверях Ольгу.

— Что?

— Он не любит вас. Вы — наваждение, навязчивая идея, на которой он зациклен. Не более того. Однажды не смог вас получить, и это терзает его самолюбие. Желание обладать вами превратилось в одержимость, он как мальчишка хочет то, чего не может получить.

— Оля, я…

Хотя, что я могла сказать?

Она была права, и я это понимала. Дима не любит меня. Лишь желает отомстить, убедиться, что смог завоевать, что я люблю и принадлежу только ему. Причинить боль в отместку за то, что я когда-то растоптала его чувства. Но ирония заключалась в том, что я люблю его. Как и два года назад, люблю… Хоть и опять мое чувство совершенно неуместно.

— Юлия, прошу вас, не затягивайте его обратно в это болото! Вы не представляете, в каком состоянии он был в прошлый раз…

Оля сделала несколько неуверенных шагов вперед и остановилась, глядя на лежащего на кушетке Диму.

— Когда мы встретились, он пил, очень много пил, дрался, ввязывался в неприятности. Вы не представляете, из каких передряг я его вытаскивала…

А ещё он все время говорил о вас, особенно когда был пьян, будто для него не существовало никого другого. В первые полгода нашего знакомства я только и делала, что слушала рассказы о вас…

Девушка на мгновение закрыла глаза, будто собираясь с силами.

— Прошу вас, отпустите его.

— Но я ничего не делаю, он сам…

— Он не сможет быть счастлив с вами, не простит предательства. Вы причинили ему слишком много боли. Он будет сомневаться и терзаться до конца, пока окончательно не измучает вас обоих.

По моим щекам текли слёзы, я смотрела в глаза Ольги и видела в них боль и мольбу.

— Уезжайте, пожалуйста. Дима забудет вас, это наваждение пройдёт, и он будет счастлив со мной. У нас все было так хорошо до возвращения. Я слишком его люблю, чтобы потерять, поверьте, я сделаю все, чтобы он был счастлив… Отпустите его…

Дима закашлялся, и Оля тут же подбежала к нему, присев рядом, осторожно касаясь ладонью его щеки.

А мне не оставалось ничего, кроме как стоять и смотреть, ведь у меня нет никаких прав быть рядом с Димой, равно как и находиться в этой комнате. Те крупицы счастья, выстраданные и горькие, которые мне достались, были нагло украдены, и теперь пришло время платить по счетам.

Дима приоткрыл глаза и непонимающе уставился в потолок.

— Все хорошо, я рядом, — Оля нежно касалась его щеки, успокаивая, как маленького ребенка.

— Оленька, я опять накосячил?

— Да, — девушка смахнула слезу и грустно улыбнулась, — опять.

Видимо такая ситуация и такого рода разговор были привычны для этой парочки.

— Прости меня, — Дима все еще был пьян и с трудом проговаривал слова, да и рассеченная верхняя губа вовсе не способствовали этому. Он смотрел на Олю, едва фокусируя взгляд, но, несмотря на это, на его лице без труда можно было увидеть нежность, светившуюся во взгляде, — Оленька, ты — мой ангел хранитель.

Теперь уже я не могла остановить слез, поспешно отступая за порог и прикрывая дверь, не желая больше видеть этих двоих, понимая: то, что сейчас происходит между ними, и есть настоящая любовь.

Они давно знают друг друга, живут вместе, их отношения построены на чем-то большем, чем желание отомстить или затащить в постель.

А то, что между нами — это болезнь. Да, вот самое точное определение. Наваждение, одержимость, помешательство, все, что угодно, но не любовь, тем более с Диминой стороны. Сегодняшний вечер во всей красе показал мне, как все обстоит на самом деле.

Моя любовь с самого начала была обреченной, и наконец, у меня появилась достаточно мужества, чтобы, отбросив иллюзии, признаться в этом самой себе и решить, наконец, что делать.

Я больше не хотела играть в жестокие игры со своей совестью и чувствами. Моя душа разрывалась на осколки, но, несмотря на это, я чувствовала какую-то странную опустошенность внутри, будто все эмоции разом умерли, уступив место одному единственному чувству — отчаянью.

Франция- Париж.

Год спустя.