Дар сгоревшего бога - Джеймс Клеменс

— Помочь им… — простонала она. — Освободить их…

Те же слова — сообразил он вдруг — твердил мальчик, сидя в подземелье с черепом в руках. Тилар оглянулся на Бранта. ПОМОЧЬ ИМ… ОСВОБОДИТЬ ИХ… НАЙТИ их.

Мальчик ничего об этом не помнил. Но Эйлан… Он торопливо повернулся к ней.

— Найти их… — выдохнула она.

— Кого? — крикнул Тилар.

Вира упала на колени. Из носа хлынула кровь. Казалось, внутреннее противоборство разрывало ее на части.

— Это конец, — сказал Роггер, подтверждая мысль Тилара. — Песня-манок глубоко вросла в разум и плоть. Вырывая ее корни, мы убиваем Эйлан.

Та осела на пол всем телом, кое-как приподнялась на одной руке.

— Мальчик умирает! — воскликнула Катрин.

Но выбора у Тилара не было.

— Кого? — снова обратился он к вире. — Кого мы должны найти?

Она с трудом подняла голову.

— Бродяг… найдите остальных бродяг… закованных… их заставляют… — Эйлан закашлялась, сплюнула на лед кровью.

— Заставляют — что?

Она открыла рот, но вместо слов оттуда хлынула кровь. Из глаз потекли слезы. Эйлан подняла руку, указала на сломанные ворота.

— Это связано с ураганом? — спросил Тилар тихо.

Она уронила руку, как бы подтверждая. Бессильно опустила голову на грудь.

— Где они? Где их искать?

Эйлан не шелохнулась.

— Мальчик не дышит! — Катрин вскочила, подхватила Бранта на руки и повернулась к Роггеру. — Накрой череп!

Вор в замешательстве взглянул на Тилара. Еще не все вопросы заданы…

Катрин закричала:

— Довольно, он не может больше говорить!

Роггер подчинился наконец, понимая, что она права, накинул на череп лоскут. Пожал плечами, как бы извиняясь перед Тиларом.

Оттуда, где лежала Эйлан, донесся шорох. Тилар посмотрел на нее.

Пальцы виры царапали лед. Голова болталась, как у сломанной куклы. Нога согнулась в колене, уперлась в пол. Руки тоже нашли опору. Эйлан начала подниматься.

— Ее вновь призвала песня, — сказал Роггер.

Вира выпрямилась. От ступней и запястий поползла вверх изморозь, одевая ее, возвращая к жизни едва не потерянную марионетку.

Она вновь нашла глазами Тилара. И, прежде чем губы ее сковало инеем, успела вымолвить несколько слов — ответ на его последний вопрос:

— В окраинных землях…

Губы застыли, глаза сделались пустыми и прозрачными как лед.

В тот же миг за спиной Тилара что-то громко лязгнуло, заставив его вздрогнуть.

Во лбу Эйлан расцвело оперение стрелы. Вира пошатнулась и навзничь рухнула на лед.

Мертвая.

Тилар оглянулся.

Креван опустил арбалет. Встретился взглядом с регентом, резко развернулся и зашагал по лестнице вверх.

Поступок жестокий, но необходимый.

Для Ташижана, для Эйлан.

Но вслух Тилар ничего не сказал. Он заметил — когда Креван опускал оружие, — что рука пирата дрожала.

На обратном пути подъем возглавила Катрин. За ней шел Креван, нес Бранта. Тот начал дышать, но в сознание не приходил, и дыхание оставалось неглубоким.

Ее подгоняла ярость. Мальчик был на волосок от смерти! Конечно, Тилар использовал его дар в благих целях, но нельзя переступать грань меж необходимостью и жестокостью. Это казалось Катрин злом не меньшим, чем черная Милость, с которой они все боролись.

Но теперь Брант возвращался к жизни… И никто не заметил ее слез, там, внизу, когда она его обнимала. Катрин злилась и на себя — на собственную глупость. Мало ли смертей она видела на своем веку? Так почему расплакалась из-за этого мальчика, когда множество других потерь не вызывало и слезинки? Впрочем, ответ она знала.

Она оплакивала не только Бранта, а еще и сына, давно потерянного. Жестокость Тилара ее возмутила. Раздула угли, которые Катрин считала давно остывшими. Оказывается, те еще тлели… обида на Тилара не умерла. В гибели их ребенка она по-прежнему отчасти винила его. Ведь это он связался с серыми торговцами, ступил на скользкий путь. И вот итог — крохотное мертвое тельце в ее окровавленной постели…

Брант застонал. Пошевелил рукой. Что ж, хотя бы этот мальчик будет жить.

Катрин облегченно перевела дух, поспешила дальше.

Тилар как будто почувствовал, что некая плотина внутри ее рухнула. Догнал ее и сказал:

— Аргент придет в ярость.

— Я с ним разберусь, — холодно ответила она.

В данный момент староста пребывал в каком угодно состоянии, только не в ярости. То, что он испытал, узнав, что Эйлан убита, скорее можно было назвать ликованием. Филдс охотно разрешил им подняться в покои Катрин, чтобы передохнуть, ибо дело свое они сделали. После смерти посланницы урагана лед в нижнем коридоре растаял, холод отступил.

Но надолго ли? Следовало подготовиться к новому нападению. И Аргент принялся заново укреплять первый этаж. Расставлять часовых, разжигать огонь, чинить ворота. Призвал мастеров во главе с Хешарином искать защиту от ледяных атак. Никто не знал, сколько продлится передышка, купленная смертью Эйлан, но все понимали, что война не кончилась.

— От Геррода были вести? — поинтересовался Тилар.

Катрин покачала головой.

— Я послала гонца — сказать ему, чтобы поторопился. Надо еще и Дарт предупредить.

— Мы нанесли им удар, — произнес Тилар, имея в виду силы урагана. — И пока они в растерянности, этим надо воспользоваться.

Катрин кивнула.

Они поднялись на очередную площадку, и тут справа донесся рев:

— Мастер Брант!

На лестницу вывалился земляной великан.

— Что вы с ним сделали? — вопросил он с болью и угрозой одновременно.

Тилар вскинул руку.

— Он жив. Несем его к лекарям, в покои смотрительницы.

— Дайте я понесу! — Великан ринулся к пирату.

За его спиной Катрин заметила прочих ольденбрукцев, толкавшихся в коридоре и явно жаждавших услышать новости. Стоял там и капитан, который спускался в подземелья, рядом со стройной женщиной в серебристой ночной сорочке.

— Возвращайтесь к себе! — строго приказала им смотрительница.

Любопытствующие попятились, однако уйти и не подумали. Времени спорить не было, и Катрин повернулась к великану, собираясь отослать хотя бы его.

Но руки ее коснулся Роггер и тихо сказал:

— Это брат-близнец погибшего.

Катрин тяжело вздохнула, только теперь разглядев в глазах великана, полных слез, страдание и гнев. Видно, капитан успел рассказать ему о гибели брата.

Она посмотрела на Кревана, кивнула.

Он передал мальчика великану, и тот принял его в свои огромные ручищи с удивительной бережностью.

Брант пошевелился. Открыл глаза.