История шифровального дела в России - Татьяна Соболева

Колемин представляет себе этот образец скопированным и перенесенным в русскую среду. Какой получится результат? А вот какой:

«Прежде всего глубоко демократическая русская социальная масса не имеет таких специальных общественных слоев, которые могли бы по внутреннему признаку своего мировоззрения служить преимущественным центром набора искомого кадра чиновников. Для русского чувства нет никаких каст и никакого социального достоинства, кроме достоинства общечеловеческого, и распределение людей по разрядам у нас будет поэтому всегда случайным, основанным на признаках внешних. И никакие человеческие силы не заставят русского человека ограничить себя в смысле низведения своей внутренней нравственной удовлетворенности до узких пределов того круга, в который он насильственно и материально замыкается. Русские идеалы всегда безмерны, и в своем роде это проявляется и в сфере нашего материального и социального существования.

И вот наши русские специалисты–криптографы будут попадать в безвыходные условия второразрядной службы со всеми внутренними предпосылками неудовлетворенности. Они будут принадлежать к хорошо изестному классу «вечно обиженных»…»

Мы думаем, что читатель оценит приведенную цитату по достоинству, не забывая, что автор этих строк отнюдь не философ или писатель, а всего лишь чиновник. И пишет он не научный труд или роман, а деловой документ, то есть, казалось бы, сухую бумажку. Вероятно, все дело в том, что этот чиновник обладал по–настоящему тем самым «государственным мышлением», которое так часто отсутствует в необходимых случаях, широчайшей эрудицией и в конечном счете истинным чувством человеческого достоинства, которое не позволяет смириться с тем, что бессмысленно и бездумно уничтожается дело, которому ты посвятил жизнь, дело, создававшееся трудами целых поколений.

«Но если бы и устояла честность, — продолжает Колемин, — то рвение к делу вряд ли устоит. А создавать организацию, в которую заложено игнорирование стимулов производительности труда — дело безнадежное. Из такого учреждения, при наступлении нормальных условий, лучшие силы уйдут, а с остальными оно будет влачить свое жалкое существование до краха… и притом до такого краха, который при совершившемся уже приспособлении всего Министерства к новому порядку ведения нашей секретной переписки может обойтись очень дорого».

*

Колемин дает конкретные предложения для организации корпорации работников криптографической службы, деятельность которых была бы обусловлена соответствующими гарантиями как экономического, так и морального свойства, и, что не менее важно, корпорации, свободной от протекционизма и других пороков.

Так, для работников специальной службы МИД Колемин предлагает следующее. Прежде всего, эти работники постоянно должны себя чувствовать «особо доверенными чинами». Почетное их положение должно быть обеспечено в такой исключительной мере, чтобы они не чувствовали обиды в этом отношении при сопоставлении себя с дипломатами, которые проходят мимо них по служебной лестнице к высшим почестям и окладам. И это достижимо только при создании таких корпоративных условий, которые явно и недвусмысленно подчеркивают в отношении служебных прав то исключительное доверие, которым пользуются эти чины. Тогда и эта служба в глазах всех будет считаться показателем исключительного достоинства того лица, которое ее отправляет. Для насаждения и укрепления этого корпоративного начала требуется установление внутри корпорации, с одной стороны, строгого принципа старшинства, исчисляемого со дня поступления, а с другой — невозможность попасть в нее иначе, как на младшую должность и притом только с согласия самой корпорации, известным образом и при известных гарантиях выраженного. Внутри корпорации должны были бы существовать, во–первых, особый товарищеский дисциплинарный суд и, во–вторых, отдельный от общеминистерского товарищеский суд чести. Заграничные назначения следовало бы нормировать так, чтобы в них широким образом проявлялось бы самоопределение корпорации и чтобы одновременно исключен был всякий произвол и обеспечено было назначение подходящего кандидата и с точки зрения служебной. Порядок периодического возвращения из–за границы в центр или поддержание связи заграничных чинов со своей центральной корпорацией должны быть так или иначе обеспечены. Необходимо было бы затем выработать особую формулу присяги, приводить к ней членов этой корпорации и т.д.

Наконец, материальные перспективы этих чинов должны были бы нормироваться таким образом, чтобы отсутствие иерархических служебных повышений находило равноценную компенсацию в постепенном росте окладов по принципу выслуги лет, причем можно было бы вносить сюда и некоторую поправку в смысле влияния трудолюбия и исполнительности на срок выслуги. Срок выслуги должен был бы быть установлен такой, который оставлял бы место более осязательной надежде на скорое материальное улучшение, т.е. не слишком продолжительный, например каждые три года. Лучше, казалось бы, в этом отношении уменьшить прибавку при более скорой выслуге, чем увеличить ее при выслуге большой. Колемин пишет: «Не следовало бы, кажется, установить предела для прибавок, а нормировать их таким образом, чтобы каждый из этих чинов при поступлении в молодом возрасте мог бы надеяться к концу своей службы иметь оклад, соответствующий, например, жалованью советника миссии при посольстве…» Колемин считает, что не следует открывать доступ в корпус лицам слишком молодым, ввиду необходимости базироваться при принятии какого–нибудь кандидата на вылившийся уже в определенные очертания его нравственный облик и на известное уже прошлое человека. Возраст мог бы быть установлен, например, в 22—25 лет. Необходимо было бы также установить предельный возраст службы в корпусе, например 60 лет. При таком порядке вещей наиболее длительный возможный срок службы внутри корпуса определился бы в 35—36 лет, что в бюджетном отношении дает 11 прибавок за трехлетние выслуги. Если бы каждая прибавка была определена в 750 рублей, то получилось бы, что, начав службу с годовым окладом 1800 рублей, криптограф выходил бы на пенсию, получая 9800 годовых.

Мы так подробно приводим здесь содержание докладной записки Колемина потому, что, как можно видеть, она не потеряла своей актуальности и ныне. Заключает свою докладную Юрий Александрович так: «Я счел своей обязанностью соорганизовать при деятельной поддержке моего помощника М. Н. Чекмарева и при содействии всего личного состава новое Отделение согласно требованиям Министерства, и я вложил в это дело всю свою душу. Но я считаю необходимым почтительнейше ходатайствовать о том, чтобы при возможном банкротстве всего этого дела в будущем, на случай непризнания основательными выраженных мною взглядов, я не был бы тогда признаваем как организатор ответственным за его неминуемое, на мой взгляд, крушение».

Деятельность Ю. А. Колемина имела активную поддержку среди служащих шифровального отдела и созданного для обработки внутренней шифрпереписки шифротделения МИД. 8 октября 1917 г. состоялось очередное общее собрание служащих шифровального отделения, порядок дня которого, записанный в протокол, гласит: «1) выборы двух делегатов в междуведомственное совещание для обсуждения проекта Ю. А. Колемина об организации шифровальной службы, 2) выборы пяти лиц в комиссию по организации шифровальной службы, 3) обмен мнениями и текущие дела».

Собрание постановило выразить благодарность от имени всех служащих шифровального отделения Юрию Александровичу Колемину и Михаилу Николаевичу Чекмареву за их труды по улучшению деятельности отделения и условий службы. 19 октября 1917 г. каждый из чиновников шифровального отделения МИД подписал текст присяги, которую составил Ю. А. Колемин для криптографов. Вот ее текст:

«Я, нижеподписавшийся (следует звание, имя и отчество. — Т. С.), вступая в исправление моих обязанностей, обещаю, что буду всегда свято и ненарушимо соблюдать перед посторонними лицами молчание о всех материалах, при помощи которых я буду исполнять возложенное на меня ведение секретной переписки Министерства иностранных дел. Обещаю, что буду свято и ненарушимо сохранять в тайне от посторонних лиц все сведения, которые будут проходить через мои руки и перед глазами моими при ведении этой секретной переписки. Обещаю, что буду всегда осторожно, обдуманно и предусмотрительно обходиться с вверенными мне тайными материалами, обещаю, что буду всегда осторожно, обдуманно и предусмотрительно относиться к тем условиям, при которых я могу с coслуживцами по отделению говорить об имеющихся у нас профессиональных сведениях, дабы всеми силами моими содействовать ненарушимости и непроницаемости этих тайн, составляющих собственность не мою, а доверяющего их мне Министерства, ведающего при помощи их, через меня, интересами моего Отечества. Обещания сии подкрепляю благородным и честным моим словом.