Сибирские купцы. Торговля в Евразии раннего Нового времени - Эрика Монахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя в середине XVII века Босовы и Гусельниковы вели более активную деятельность в Сибири, нежели Филатьевы, в конечном счете именно Филатьевы оставили по себе самый заметный след в сибирских таможенных книгах, потому что после смерти Босова и Гусельникова от чумы, пришедшей в Москву летом 1654 года, эти фамилии мгновенно исчезают из сибирских таможенных книг. Царь, находившийся во время вспышки эпидемии на Смоленском фронте, приказал активно отслеживать положение дел. Царская семья была вывезена из Москвы. На въезде в город и выезде из него были поставлены дополнительные заставы, которые строго охранялись. Депеши, которые привозили царю, держали над огнем для дезинфекции, а затем копировали на чистую бумагу, которая после этого вручалась царю. Дома и имущество жертв чумы сжигались. Вопреки православным традициям, государство приказало хоронить мертвецов, не меняя на них одежды. Несмотря на сильные карантинные меры, к декабрю 1656 года, когда было объявлено о прекращении эпидемии, от нее умерли бессчетные тысячи людей: по некоторым оценкам, погибло шестьдесят тысяч человек, а другие утверждают, что умерло значительно более половины двухсоттысячного населения Москвы975. В одном лишь Сибирском приказе в 1654 году из семнадцати подьячих девять умерло от чумы976.
Чума выкосила ряды гостей. Кроме Босова, его сына и Василия Гусельникова, от чумы полностью пресеклась мужская ветвь купеческой семьи Никитниковых977. Еще два гостя умерли в 1654 году и четыре в 1655 году978. Причины смерти в некоторых случаях неясны, но за два года корпорация недосчиталась восьми гостей: в 1653 году их было двадцать девять, а в 1655 году остался всего двадцать один гость, таким образом, убыль составила 28% членов корпорации. Это было самое резкое сокращение численности гостей в период с 1636 по 1725 год979. Общую смертность в Москве подсчитать невозможно, но сохранились записи двадцати хозяйств элиты, четырех монастырей и пятнадцати ремесленных посадов, и они показывают непомерную смертность среди представителей элит: «На момент чумы насчитывался 6801 человек, а к концу вспышки в живых оставалось лишь 1160, таким образом, смертность составила 83%. В боярских хозяйствах смертность была немного выше среднего – 85%. Записи из двадцати четырех городов московской округи указывают на смертность в 54%»980. Несмотря на свое богатство и статус, элиты раннего Нового времени не имели особых возможностей изолироваться от опасностей для здоровья, угрожавших обществу в целом.
Посреди московской трагедии, от которой Филатьевы, видимо, особо не пострадали, один Филатьев нашел себе ценную работу. Осенью 1654 года, когда смертность повышалась, а патриарх Никон закрылся на карантин «в горах и лесах, скрываясь от лютости моровой язвы, удаляясь от людей, проживая в палатке под дождем и снегом, не имея себе иного утешения, кроме огня», иконописец и торговец иконами по имени Иван Филатьев вместе со своими коллегами получил заказ на роспись построенной патриархом Никоном церкви Трех Святителей981. Через три года, в январе 1657 года, у Филатьева купили двадцать икон Богоматери Владимирской «для благословения» патриарха Никона982. Этой же осенью в холодный ноябрьский день, когда патриарх Никон произносил службу в Успенском соборе в зеленом воскресном одеянии, торговый человек Михаил Филатьев продал еще десять икон «для благословения» Никона983. Вероятно, Иван и Михаил Филатьевы, мелкие торговцы Иконного торгового ряда на московском рынке, были в родстве друг с другом и, может быть, с Филатьевыми, которые к этому времени занимали видное положение среди московской купеческой элиты.
Будучи представителем этой купеческой элиты, Остафий Филатьев руководил делами многочисленных приказчиков, подвластных ему людей и служащих в Сибири и других регионах вдали от Москвы. В мире раннего Нового времени, когда милость и покровительство были чрезвычайно важны для успеха, лучше всего было находиться в центре. Государственная служба занимала центральное место в московском обществе задолго до того, как Петр провозгласил себя «первым слугой Отечества». Государство ждало службы от всех социальных групп, и купцы не представляли собой исключения из правила. Как было сказано в первой главе, гости и купцы гостиной сотни формально служили государству на многочисленных ролях. Одной из составляющих этой службы были советы. Иван IV, как известно, сказал Энтони Дженкинсону: «Мы знаем, что дóлжно выслушивать купеческие дела, ибо они опора нашей царской казны»984. Династия Романовых относилась к этому серьезно. Государство регулярно обращалось к купцам за информацией о вопросах, связанных с коммерцией. Личное знакомство с высшими чиновниками царства и прямой к ним доступ заключали в себе, разумеется, очевидные выгоды. Когда сэр Дональд Маккензи Уоллес (1841–1919) принижал русских купцов, боровшихся за право принимать в своих домах высших должностных лиц, он упускал из виду, какой ценный капитал зарабатывает тот, кто налаживает политические связи, – не только в России, но и в его родной стране985. В XVII веке темп взаимной интеграции экономик России и стран Европы нарастал, и находиться в Москве было особенно важно потому, что в связи с этим изменением более тысячи трехсот европейских купцов пришли в Москву искать рынков и барышей – и эти купцы прекрасно понимали важность политического покровительства. Романовы искали равновесия между двумя подходами. В теории, подобно другим руководителям протекционистско-меркантилистских государств раннего Нового времени, они признавали, что благоденствие отечественных купцов пойдет стране на пользу. На практике же западноевропейские купцы часто предлагали что-нибудь заманчивое – звонкую монету, доступ к ценным товарам и иностранным рынкам, специалистов986 и прочие выгоды, которые были привлекательны для российского руководства здесь и сейчас. Периодически государство заключало сделки с иностранными купцами, которые, с точки зрения русских купцов, вредили их собственным интересам. Поэтому представители российской купеческой элиты старались сохранить доступ к царскому двору, чтобы не потерять возможности отстаивать свои запросы987.
Соперничество за придворные милости было отнюдь не единственной причиной, почему имело смысл находиться ближе к центру. Долгое проживание в родном городе могло привести к дурным последствиям. Гость Олисов, из Казани, в 1704 году свидетельствовал о том, как дорого могло обойтись отсутствие в Москве в момент исчисления суммы налогов:
