Беглец. Трюкач - Дж. Диллард

— Нет, — сказал Камерон. — Я не умею разгадывать загадки.

— Какой же ты не любопытный! Море, мой друг. Море объясняет это. Море руководит человеком, как луна приливом и отливом. Да, море манит нас своей неправдоподобной глубиной, своими изумительными красками и невероятной силой, с какой оно навсегда связало континенты.

Готтшалк снял свои затемненные очки и взглянул на солнце. Камерон был потрясен, увидев боль на его лице и глаза, полные слез.

— Вы в порядке? — спросил он.

— Я как Глаукус, — ответил режиссер. — Ты знаешь историю? Он съел волшебную траву и прыгнул в море, где превратился в бога, обладающего пророческим даром.

Камерон ничего не ответил, а просто покачал головой. Снова загадки, подумал он.

— Глаукома, мой друг. У меня глаукома. Коварный недуг. Медленно прогрессирующий и абсолютно безболезненный. Иногда его можно еще замедлить каплями пилокарпина. А вообще это кончается полной потерей зрения. Атрофия глаз. Они становятся зелеными и твердыми. Как изумруды в глазницах бога солнца инков. Да, глаза превращаются в изумруды — пугающая трансформация. Попытайся представить

Ужас. И я — я, который, помимо прочего, должен видеть!

Режиссер замолчал и снова погрузился в свои мысли, но через минуту Камерон увидел, как он изучает чертово колесо в луна-парке, которое быстро и легко вращалось в ясном голубом небе.

— Слишком много историй, — пробормотал он.

— Слишком много совпадений. — И взяв Камерона под руку, повел его в противоположный конец пирса.

— Это, должно быть, прямо здесь. Поверни-ка голову вправо и взгляни на колесо. Немного выше, пожалуйста. Да, так. Знаешь, что я вижу? Я вижу чертово колесо, наложенное на твои глаза под стеклами очков. Двойная экспозиция всегда была моей творческой особенностью. Она великолепна для начала. Именно то, что я искал.

Бесконечные загадки, подумал Камерон.

— Начала чего? — спросил он.

— Моего следующего фильма, — ответил режиссер, возобновляя прогулку вдоль пирса, — который будет о жене первого астронавта, затерявшегося в космосе. И с тех пор проделывающего бесконечные трюки. Бессмертная мумия. Ты можешь это вообразить? Бессмертную мумию, вынужденную в результате катастрофы вращаться среди звезд и бережно хранимую в сердцах и умах своих сограждан. Да, женщина! Именно о ней мой фильм. Эта женщина содрогается от всего, что крутится. Может она навсегда оставаться верной своему мужу-герою? Может она продолжать не жить? Влюбится ли она когда-нибудь еще? Да, я наконец нашел прекрасное начало — героиня, ошеломленная и измученная ночными кошмарами, смотрит в упор на чертово колесо, которое зрители видят отраженным в ее очках. Нет, сначала я покажу чертово колесо на расстоянии, затем буду держать его в фокусе до тех пор, пока оно не рассорится в очках, и, наконец, отъеду камерой чуть-чуть в сторону, чтобы показать ее лицо. Таким образом, я создам настроение тайны и подозрения.

Они дошли до конца пирса и поднялись на крытую веранду, окружавшую обшарпанное казино.

— Ну, — сказал режиссер. — Что ты об этом думаешь?

— Звучит интересно, — ответил Камерон.

Режиссер задержал на нем укоризненный взгляд.

— Интересно? — повторил он.

— Дело в том, что меня в данный момент занимает совсем другая история.

— Счастливчик, можешь зациклиться только на одной истории.

— Это занимает все мое время, — сказал Камерон сухо.

— Ничего удивительного. Твоя история довольна интригующая. Она начинается с trompe l'огеllе (слуховой обман), продолжается trompe l’oeil (обман зрения) и кончается — впрочем, кто знает, как она кончится?

Камерон засмеялся:

— Большим количеством трюков, я думаю. Так же, как с тем трюкачом, о котором вы упоминали?

— Просто, фильм, — сказал режиссер, — фильм, который мы снимаем, — это прямолинейная мелодрама. Герой — беглец, которого с самого первого эпизода обнаруживает полиция на танцплощадке. Он обманывает их и убегает через веранду. Сначала он поворачивает в одну сторону, потом в другую, но его преследователи наступают с двух сторон. Наконец, за углом он осознает, что у него один путь к спасению.

— Море, — сказал Камерон, глядя через перила на темную зеленую воду, плещущуюся о пирс.

— Где именно ты, трюкач, заменишь актера. Ты взберешься на парапет и после некоторого колебания… — режиссер улыбнулся и пожал плечами в знак окончательного решения.

— Нырну в воду, — сказал Камерон.

— Я буду снимать твое погружение двумя камерами, — продолжал Готтшалк. — Одна будет находиться здесь, на парапете, другая в лодке, внизу. После того, как ты спрыгнешь с парапета, полиция кинется с поднятыми пистолетами и начнет стрелять в воду. Герой, однако….

Но Камерон почти не слышал его, вместо этого, глядя в воду, он думал о Фонтиналии. Твоя очередь принять крещение, сказал он себе. Да, а как быть с тем, другим крещением, которое не сопровождалось никаким слышимым всплеском?..

— …проплыв под водой, выплывает из-под пирса, который будет освещаться переносными прожекторами из лодки. Затем он начнет пробираться от сваи к свае к берегу.

— А всплеск? — спросил Камерон.

— Всплеск?

— Когда я уйду под воду.

Режиссер терпеливо улыбнулся:

— Всплеск — это только звуковой эффект. Их полно во всех фонотеках. Это просто дело отбора наиболее подходящего из них и использования потом при озвучании.

Камерон кивнул головой, почувствовав рядом какое-то движение, обернулся и увидел свое собственное отражение в окне. Секунду он был поражен незнакомым блондином, затем, вспомнив о своей трансформации под руками гримерши, улыбнулся про себя. Да, кусок замазки делал возможным все, включая и его метаморфозу, отраженную в этом окне на берегу моря. И, озвучив всплески, разве не сдают их навсегда, чтобы возвратиться к ним в запоздалых размышлениях? Только искусство реально, сказал Готтшалк. Только искусство повторяется. Снова и снова. Бесконечно…

— Последняя часть самая трудная, — продолжал режиссер. — Когда герой доплывает до места, где волны обрушиваются на берег, он выплывает из-под пирса, чтобы не разбиться о сваи. Затем его волной выносит на песок. В этом месте трюкач заканчивает

свою работу и снова появляется актер, а герой спасается.

— Вы уверены? — спросил Камерон. — Что он спасается?

— Абсолютно. Поверь, мой друг.

— Вера, — сказал Камерон с ядовитым смехом. Это крещение — только начало, а не конец, подумал он.

— Кроме того, где герой может быть в большей безопасности, чем со мной? — продолжал режиссер. — Короче, что может быть лучше для беглеца, чтобы остаться не пойманным, чем быть одновременно актером и зрителем в развитии своей собственной истории?