Лилит - Джордж Макдональд

Мольба была напрасной. Я должен смириться со своей судьбой! Но как же я проживу в мире, все законы которого мне придется учить заново?.. Но какое же, однако, будет приключение! В этом есть некоторое утешение, ведь, найду я дорогу домой или нет, у меня будет редчайший шанс познакомиться с двумя мирами!

До сих пор я ничего не делал для оправдания моего существования; мой предыдущий мир не был лучшим прибежищем, здесь же я мог бы заслужить или каким-нибудь образом найти себе пропитание. Но здравый смысл подсказывал мне, что раз уж в том, что я оказался здесь, нет моей вины, то я вправе ожидать, что обо мне позаботятся и здесь так же, как и там. Я ничего не мог поделать с тем, что не могу вернуться в тот мир, который я оставил, а ведь в нем я был наследником большого имущества! Если этот мир, как я теперь понимаю, будет в претензии на меня за то, что я ем и еще могу есть, то моя претензия к этому миру будет состоять в том, что я должен есть - если он вообще будет иметь ко мне свои претензии.

- Не спешите, - сказал ворон, глядя на меня, - мы здесь живем не по расписанию. Но все же чем раньше начнешь делать то, что должно, тем лучше. Я возьму вас с собой - к моей жене.

- Благодарю вас. Идемте же! - ответил я, и он немедленно возглавил процессию.

Глава 5

СТАРАЯ ЦЕРКОВЬ

Я следовал за ним, и мы глубоко погрузились в сосновый лес. Никто из нас не вымолвил ни слова, пока нас окружал его торжественный полумрак. Мы шли через wee, к деревьям более старым, еще старее, и они имели более выраженную индивидуальность, а некоторые из них были абсурдно стары! А затем стволы стали более тонкими.

- Вы видите этот боярышник? - сказал мой провожатый, указывая клювом.

Я посмотрел туда, где лес таял у кромки вересковой пустоши.

- Я вижу сгорбленного седого старика, большеголового и седого, ответил я.

- Еще раз посмотрите, - возразил он. - Это боярышник.

- Да, несомненно, он похож на старый боярышник, но сейчас ведь не сезон, боярышник не цветет! - возразил я.

- Сезон цветения боярышника, - ответил он, - это время, когда он цветёт. Это дерево стоит на развалинах часовни на принадлежащей вам ферме. Вы собирались или нет отдать какие-то распоряжения вашему управляющему по поводу садика у часовни, в то утро с громом и молнией?

- Я собирался ему сказать, что собираюсь вернуть садик розовым кустам, пусть растут там в свое удовольствие; и что плуг не должен приближаться к ним ближе, чем на три ярда.

- Слушайте! - сказал ворон, и мне показалось, что он затаил дыхание.

- Я прислушался и услышал... был ли это мелодичный вздох далекого ветерка или дух музыки, который однажды когда-то был счастлив? Или... А слышал ли я что-то?

- Они до сих пор сюда приходят, - сказал ворон.

- Кто приходит? И куда? - спросил я.

- Люди, которые привыкли молиться здесь, до сих пор приходят к развалинам, - ответил он. - Но, я думаю, это не очень надолго.

- Что заставляет их приходить?

- Им нужна помощь друг от друга для того, чтобы додумать свои мысли, и для того, чтобы их чувства очнулись; поэтому они разговаривают и поют вместе, а затем (говорят они) большая мысль выплывает из их сердец так, как огромный корабль из устья реки на большую воду.

- И молятся они так же, как поют?

- Нет. Они обнаружили, что каждому легче молиться в тишине собственного сердца - некоторые люди постоянно живут в молитве. Смотрите! Смотрите же! Вот одна из них!

Он указал на что-то справа, в воздухе. Белоснежный голубь поднимался вверх по невидимой спирали воздушной лестницы, все быстрее и быстрее взмахивая крыльями. Дрожащие солнечные блики играли на его крыльях.

- Я вижу голубя! - сказал я.

- Конечно, вы видите голубя, - ответил мне ворон, - потому что это и есть голубь! А я вижу, как возносится молитва. Живительное сердце породило этого голубя! Кто-то проснется на моем кладбище!

- Как голубь может быть молитвой? - сказал я, - Я понимаю, конечно, что он мог бы быть подходящим символом или отражением чего-то, но омямлил я, как я могу отличить ложьМолитва - это мысль, это духовная категория! продолжал я.

- Совершенно верно! Но если бы вы понимали чей-то мир, кроме своего собственного, тот, собственный, вы бы понимали гораздо лучше! Сердце действительно живое тогда, когда оно может думать о вещах живых. Есть душа, все мысли которой сильны, создания счастливы, и все мечты - оживают.

Бывает, кто-то молится только затем, чтобы, подняв от земли свои тяжелые думы, вернуть их назад, вниз; некоторые возносят ввысь молитвы из живых образов, тех или иных, наиболее подходящих для каждой. Прежде всего было задумано все живое, и поэтому все, кто думает, может использовать эти образы. Когда кто-то говорит величайшему из мыслителей: "Вот, это одна из моих мыслей, я сейчас ее думаю!" - это молитва, слово, обращенное к большой душе одной из его маленьких душ...

...Смотрите! Вот еще одна!

В это время ворон опустил свой нос к чему-то у подножия гранитной плиты. Я посмотрел и увидел маленький цветок. Ничего подобного ему я никогда не видел и не могу передать чувство, которое он пробудил во мне своей доверчивой миловидностью, цветом и запахом, таким, будто бы это был новый мир, не успевший состариться. Могу только сказать, что он напоминал ветреницу, бледно-розовую и с золотой сердцевинкой.

- Это цветок-молитва, - сказал ворон.

- Никогда не видел прежде такого цветка! - возразил я.

- И никто не видел. Ни одна из молитв-цветков не похожа на остальные, ответил он.

- А как вы узнали, что это - цветок-молитва? - спросил я.

- Он производит такое впечатление, - ответил он. - Больше мне нечего вам сказать. Если вы это знаете, то вы это знаете, а если нет - то уж нет!

- А вы не могли бы научить меня узнавать цветок-молитву, когда я его увижу? - сказал я.

- Не могу. Но если бы я мог... Разве было бы-лучше для вас то, что вы бы узнали это не от себя и не от него? Что проку в том, что вы будете знать имя предмета, а о нем самом не будете иметь представления? Кто должен, если вы сами этого не сделаете, открыть вам глаза? Но конечно, это забота для всей вселенной - сделать из вас такого дурака, который (для примера) узнает все о себе и таким вот образом станет мудрее!

Но я все-таки видел, что этот цветок отличается от всех, что я видел до того, поэтому я знал, что я должен разглядеть в нем тень молитвы, и великий трепет объял меня, когда я подумал о той душе, которая внимает цветку.

Глава 6

ДОМ ЦЕРКОВНОГО СТОРОЖА

Некоторое время мы шли по каменистой вересковой пустоши, покрытой чахлой растительностью и мхом, и вот, где-то в неописуемой дали я заметил маленький домик. Солнце еще не село, но было скрыто серым облаком. Пустошь выглядела так, - будто никогда на ней не было тепло, и ветер был необыкновенно холодным, будто бы дул откуда-то из царства вечной ночи.