Похищенный рай - Жаклин Рединг

— Я сказал стоять на месте!

Дант остановился.

— Спокойствие, дружище. Одна старая цыганка как-то сказала мне, что убивать человека, даже не спросив его имя, чревато. На это могут весьма косо посмотреть вон там… — Дант показал глазами на небо. — Надеюсь, вы меня понимаете. — С этими словами он протянул руку. — Я Дант Тремейн, граф Морган. Мы попали в затруднительное положение и просто хотели бы где-нибудь приткнуться…

Человек с мушкетом посмотрел на протянутую руку Данта, но с места не двинулся и оружие не опустил.

— Проезд в Эйам закрыт для всех, даже для вашей светлости. Другого способа остановить распространение заразы мы не видим.

— Боже мой, — проговорил Дант, делая осторожный шаг вперед. — Так вы еще ничего не слышали? Эпидемия чумы закончилась. Но в любом случае мы не из Лондона, дружище, так что вам нечего опасаться. Я только что с континента и еду прямиком из Дувра…

— Я сказал стоять! — прикрикнул стрелок и, вновь наставив мушкет на Данта, положил палец на спусковой крючок. — Я делаю вам последнее предупреждение. У меня приказ стрелять во всякого, кто попытается пересечь эту границу.

Дант только сейчас заметил два колышка с красными тряпками по сторонам дороги.

— Могу вас заверить, джентльмены, что мы не принесем в ваш поселок чуму…

— Нас не беспокоит, что вы можете принести в наш поселок заразу, ибо она и так уже есть в Эйаме. Чума пожирает нас с прошлого года. Началось все с того, что нашему портному, старику Эдварду Куперу, прислали из Лондона посылку с отрезами на платья. Он и не подозревал, что вместе с этой посылкой к нам пришла чума. В первый же месяц у него заболели все родные. Потом зараза перекинулась на остальных. У нас вымерла уже почти половина жителей. Впрочем, никто не считает. Нам страшно, и большинство из нас хотели уехать, но священник Момпессон сказал, что наш христианский долг состоит в том, чтобы не позволить заразе распространяться дальше. Он сказал: «Пусть она останется у нас в Эйаме и не пойдет дальше». С тех пор мы затворились от всего мира и никому не позволяем переступать этих границ.

Дант потрясение уставился на этого человека, с трудом веря своим ушам. Только сейчас он обратил внимание на выражение усталой обреченности, которое было на лицах этих людей. Ему стало ясно, что их обоих сжигает страх.

— Вы хотите сказать, что весь ваш поселок уже почти год полностью отрезан от внешнего мира? Как же вы выжили? Где вы достаете пищу и, предметы, без которых не обойтись?

— Припасы нам доставляют из Чатсуорта их светлость граф Девонширский. Все оставляют на южной границе до рассвета. Мы приходим за присланным в полдень и кладем деньги в ручей. Вода смывает заразу.

— Но откуда же вы берете деньги, если ни с кем не общаетесь?

Факельщик сплюнул в грязь у себя под ногами.

— Да у нас уже и не осталось ничего. Все знают, что в поселке чума, поэтому никто не хочет торговать с Эйамом. Те, кто еще не умер от заразы, скоро умрут от голода. Мы пытаемся урезать себя во всем, но, так или иначе, надолго нас не хватит. Один только мошенник Маршалл Хоу греет руки на этой гадкой болезни.

— Маршалл Хоу?

— Да, богохульник и вор. Он вызвался хоронить умерших, но вовсе не из чувства христианского сострадания. Он забирает себе деньги и все имущество тех, кто не имеет наследников. У него у самого уже умерли жена и младший сын, но ему плевать. Только и знает, что набивать свои карманы. Обирает мертвых. Один он богатеет, а все мы голодаем и молимся Богу, чтобы зараза поскорее ушла от нас.

Дант больше был не в силах слушать.

— Пенхарст, принеси мне сумку из-под сиденья. — Вновь повернувшись к этим людям, он сказал: — Джентльмены, мы нашли на дороге недалеко отсюда девушку. Она была без сознания и с глубокой раной на голове. Я сомневаюсь, что она выживет, если ей не оказать медицинской помощи. Может быть, кто-нибудь из вас знает, где я могу найти лекаря?

Человек с мушкетом впервые за все время разговора опустил оружие.

— Вы говорите, что наткнулись на нее неподалеку? С раной на голове? На вашем месте, милорд, я отвез бы ее обратно. Очень может быть, что она из нашего поселка. Пыталась сбежать. Вполне возможно, что она чумная. Просилась в проезжающий экипаж, но люди испугались и избавились от нее. В любом случае, милорд, поблизости вы не найдете ни одного лекаря, который отважится осмотреть ее.

Дант взял у Пенхарста сумку, достал из нее небольшой кожаный кошелек и бросил его мужчинам под ноги. В кошельке что-то звякнуло.

— Возьмите эти деньги, джентльмены, и купите на них провизию для ваших односельчан.

Факельщик поднял с земли кошелек и заглянул в него.

— Смотри, Маки, ведь этих денег хватит на весь поселок, чтобы питаться целый месяц! Боже, как нам повезло! Да хранит вас Господь, лорд Морган!

— Сам я из Уайлдвуда. Это недалеко отсюда. Около Каслтона. Как только я приеду домой и устроюсь, сразу же через графа Девонширского пришлю в ваш поселок необходимые припасы. Если вам понадобится что-то конкретное, передайте вашу просьбу мне, и я постараюсь помочь. И скажите вашему священнику Момпессону, что я прежде не сталкивался с таким самоотверженным геройством. Я буду молить Бога о том, чтобы у вас больше никто не умер. Ваш поступок достоин самой высокой похвалы.

С этими словами Дант во второй уже раз за эту ночь разрядил пистолет и пошел назад к карете.

— Счастливого пути, лорд Морган, — сказал ему вдогонку факельщик.

— Вот что значит настоящий джентльмен, — вторил его приятель, — и настоящий христианин. Да хранит вас Бог, милорд.

Дант с тяжелым сердцем возвращался к своей карете, глубоко сочувствуя безнадежному положению этих несчастных. Он дал им денег, но не чувствовал удовлетворения, ибо прекрасно понимал, что его пустяковая подачка не вернет тех селян, которые уже пали жертвой страшного мора.

Боже мой, когда же это закончится? Вот уже на протяжении почти двух лет чума держала Англию в рабских оковах. Поговаривали, что в стране не осталось ни одного семейства, которое так или иначе не пострадало бы от болезни. Она прибирала к рукам всех без разбора: праведников и грешников, невинных и злодеев. Конечно, вспышки эпидемии на его памяти случались и раньше, но ни разу в таких гигантских масштабах. На этот раз страшная болезнь унесла жизнь его матери. Пуритане называли чуму божьим наказанием за распутство и разврат, расцветшие в стране пышным цветом после свержения Протектората. Другие говорили, что это просто симптом приближающегося конца света, завещанного Господом Судного дня.

Никто не знал, каких бед еще ожидать. Англичане молили об искуплении. Каждый начал пересматривать то, как живет. И Дант тоже.