Пространство памяти - Маргарет Махи

— Паб "Колвилл", — прочитал Джонни и снова застыл: в него будто током ударило воспоминание.

Все это время он твердо верил, что отдался во власть слепого случая. Но ноги, не спрашиваясь, предательски привели его назад, в мучительное прошлое. Небось потому табличка с названием "улица Маррибел" и показалась ему вдруг столь значительной. Верно, это было предупреждение, которого он не понял. Ведь именно здесь, в школе за углом, его заставили бить чечетку в мужском туалете. Помимо воли перед ним ясно возникло лицо Нева Фаулера, который преследовал его дольше других: Нев схватил его за воротник, сунул головой в унитаз и спустил воду — волосы у Джонни были только что обесцвечены и уложены для выступления. Он вспомнил и другие, еще более страшные вещи: кончив школу, Нев Фаулер пристегнул себе на пояс нож и пообещался его убить. Чуть не целый год Джонни всерьез верил, что Нев собирается перерезать ему горло и только выжидает, когда подвернется случай. Дома он боялся даже заикнуться о том, что чечетка в телевизионной рекламе может стоить ему жизни.

"Это только первый шаг на звездном пути!" — любила повторять миссис Дарт в те дни. Ее восхищала дивная работа, предложенная Джонни и Дженин телевизионным агентством; ее радовали не только деньги, но и надежда на то, что дети станут звездами и, можно сказать, войдут в сонм бессмертных.

Софи остановилась у почты и растерянно посмотрела на нее.

— Надо бы снять со счета немного денег, — неуверенно произнесла она. — Не люблю, когда мне денег не хватает.

— Конечно, — согласился Джонни. — Тебе и так уже кое-чего не хватает.

От этой дурацкой шутки на душе полегчало.

— Почта закрыта. Завтра придешь.

Почта осталась позади; тени безмолвно сопровождали их — то спереди, то рядом, то сзади, то удлиняясь, то укорачиваясь в свете уличных фонарей. Они прошли еще какое-то здание, на котором сияла надпись "Интегральная электроника". Потом потянулось железнодорожное полотно. Возле путей Джонни с удивлением увидел еще одну пустую тележку, непонятно как попавшую сюда из супермаркета; она сверкала на грубом гравии.

— Я эту дальше не повезу, — объявила Софи, вызывающе взглянув на Джонни.

Она, видно, ждала, что он заспорит, но он лишь равнодушно пожал плечами. Софи аккуратно поставила свою тележку вровень с другой.

— На меня они эту ответственность не взвалят, — доверительно произнесла она и закивала со значением.

— О ком это ты? — спросил Джонни.

— О тех людях, что живут со мной рядом, — пробормотала она и посмотрела на него из-под своей красной шляпки так же мрачно, как он из-под своей черной.

Дорожка кончилась. Они прошли по гравию, потом пересекли, правда не без труда, железнодорожное полотно. В своих черных туфлях без каблуков Софи неуверенно шагала по путям. Джонни все еще чувствовал себя совершенно разбитым, однако ступал твердо. Впрочем, такое уж у него было свойство.

В свое время он наслаждался чечеткой. Чего-чего, а этого у него было не отнять. Порой, когда ему случалось танцевать, он прямо-таки воспарял, будто освобождаясь от земного притяжения. Танцевал он, конечно, на людях, но чувство было глубоко личным. Его ноги касались земли лишь потому, что надо же было как-то передать сложный рисунок ритма. Он совершенно забывал о том, как его зовут и где он выступает, — он делался воплощением ритма, остановившего на нем свой выбор в поисках внешнего выхода. Ежевечернее появление на цветных экранах в тысячах домов совершенно его не трогало. Просто ему не повезло, что среди них оказался и дом Нева Фаулера.

Тропа продолжалась и по ту сторону железнодорожного полотна. Джонни с Софи прошли мимо высокого забора с оторванными кое-где досками — там на заросшем участке располагалась автосвалка. Из сорняков и травы торчали остовы старых машин, побитых, со снятыми частями.

"Далеко ли еще?" — подумал Джонни. А вдруг его спутница и сама не знает, куда идет, впервые мелькнуло у него в голове. Он представил себе: подъезжает к супермаркету семья, выбрасывает из машины бабку, как надоевшую кошку, и, воровато оглядываясь, уезжает. Когда-то Джонни принес в дом кошечку, от которой избавились вот так же; однако теперь она больше всех любила его мать. Лицо саднило, казалось, что оно превратилось в маску. Надо решить, какое выражение больше всего понадобится ему в следующие двадцать четыре часа, а то начнешь менять, а маска треснет и раскрошится. Миг — и от всего лица ничего не останется, а перед общественностью предстанут в кровь разбитое мясо да обнаженные нервы.

Путешествие близилось к концу. Позади заросшего участка с остовами машин виднелись два старых дома; высокие, узкие, похожие друг на друга, как два близнеца, они были построены в начале века, давно пришли в запустение, но все еще выглядели прилично.

Джонни с удивлением посмотрел на первый из них. Меж верхних окон на улицу торчал гигантский водопроводный кран, старомодный, выкрашенный в лиловый цвет. Если в таком кране открыть воду и забыть ее перекрыть, она может залить весь город. Даже если вода будет просто капать — опасность возникнет серьезная. В каждой такой капле будет воды галлона[5] два, не меньше. Прямо под краном шел узкий балкон, куда выходили еще два освещенных окна; второе, зашторенное, словно хитро подмигивало кому-то.

"Я-то знаю, да не скажу", — говорил дом Джонни. Из-за узких штор на балкон выбивался яркий желтый свет. Черная тень от балкона, падающая на тропу, походила на дыру. Может, в ней кроются водопроводные и канализационные трубы, идущие под городом. Ворота гаража, судя по всему, много лет не отворялись.

На воротах кто-то намалевал: ТЫ ТОТ ЧЕЛОВЕК, КАКИМ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ ТЕБЯ ГОСПОДЬ? Но кто-то другой замазал синей краской слово "человек", вписав вместо него "овца", и прибавил еще несколько слов, так что теперь надпись гласила: ТЫ ТА ОВЦА, КАКОЙ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ ТЕБЯ ГОСПОДЬ? ЗАПРЕТИТЬ ЭКСПОРТ ЖИВЫХ ОВЕЦ В ИРАН! "От лозунгов и политики никуда не спрячешься, — подумал Джонни. — Все из-за чего-то дергаются, всем что-то нужно рассказать". Рядом с воротами в гараж была еще одна дверь, тоже запертая, но без надписей; она плотно прилегала к косяку, ручки не было, только замочная скважина. На этой двери висел древний почтовый ящик, а прямо под балконом, между воротами и дверью, на стене красовалась длинная надпись:

ДОМ С КРАНОМ

ЭРРОЛ ВЕСТ: МАСТЕР ВЫСОКОЙ КВАЛИФИКАЦИИ.

Водопроводные работы и обслуживание.

На втором доме надписей не было, но какие-то хулиганы разбили почтовый ящик пополам. Ящик с отбитой крышкой криво болтался на болтах. "Писем туда, наверное, не бросают", — подумал Джонни, с грустью взглянув на него. И все же кто-то в этом доме письма, должно быть, получал. На ступеньке перед дверью стояла чистая бутылка из-под молока.

Софи принялась рыться в сумке, набитой какими-то кошельками, бумажными салфетками и конвертами. Она заглядывала в конверты, отдергивала молнии во внутренних отделениях, совала туда узловатые пальцы, что-то нетерпеливо приговаривая и огорченно охая.

— Я знаю, что брала ключ с собой, — призналась она наконец. — Он случайно не у тебя?

— Нет у меня ключа — посмотри! — ответил Джонни, поднимая руки с растопыренными пальцами.

— Может, эти люди в том доме... — произнесла Софи и, повернувшись всем телом, с подозрением глянула на соседний дом. Словно в ответ в окнах зажегся свет.

— Они знают, что ты им спуску не дашь, — сказал Джонни. — А в карманах ты посмотрела?

— Ну нет! — воскликнула Софи. — В карман я ключи никогда не кладу. — Ее голос, серьезный и озабоченный, вдруг повеселел. — Я всегда вешаю их на шею.

И тут же, не колеблясь, вытащила из-за пазухи своего винилового плаща длинную тесемку, на которой болталось несколько ключей.

— Память у меня не так хороша, как хотелось бы, — доверительно призналась она и, оттянув тесемку, посмотрела на ключи. — Но я всегда прячу их у себя на груди: ведь если потеряю, их кто угодно может найти. Возьмет и явится с улицы прямо в дом. Представляешь?

— Да, всякое бывает, — согласился Джонни и осклабился, словно Оборотень, хотя до полнолуния было еще далеко.

Софи выбрала ключ, который выглядел вполне подходящим. Сунула в замочную скважину — ключ и вправду подошел. Повернула его. Дверь распахнулась. Джонни увидел крошечную переднюю; по стенам на крючках висели пальто и плащи, а за лестницей в глубь дома шел коридор. В передней было тесно; стоявшая под вешалкой тележка, тоже, видно, из супермаркета, с грудой обуви на ней, еще увеличивала тесноту.

— Одну тележку мы оставили у железнодорожного полотна, — заметил Джонни.

— Да, две нам не нужны, — деловито подтвердила Софи. — Знаешь, там тележки не всегда бывают. — И вошла в дом.

Джонни замялся. Оборотень он там или нет, но в этот дом, может, войдешь, а потом никогда из него и не выйдешь. Он представил себе, как годы спустя новый хозяин Дома с краном откроет дверцу стенного шкафа и обнаружит, что там на крючке висит Джонни Дарт, пожелтевший, высохший, но все еще узнаваемый.