Время для жизни - taramans

Так – теперь назад, на берег. Не успел Сергей развернуться от воды, как его бурно стошнило. Процесс продолжался долго, выматывающе долго, все тело словно выгибалось в судорогах. Через некоторое время полегчало, и Елизаров, открыв, глаза, обнаружил себя лежащим на боку у кромки воды. Умыться… Сергей какое-то время постоял на четвереньках над водой, периодически опуская лицо в воду. Вроде бы получше… Но голова болела по-прежнему сильно.

- Чибис!

Снова этот мужик.

Также на четвереньках, боясь даже пробовать подняться на ноги, Сергей пополз поближе к мужику.

- Ты кто?

- Ты, Чибис, совсем с катушек съехал… - мужик говорил как-то странно, кривя рот, с присвистом, очень тихо. - Здорово тебя по башке приложили… Ладно, времени нет рамсы разводить. Слухай сюда…

- Не… ты кто все же? – Сергей прищурившись (так вроде бы было легче смотреть) попытался рассмотреть мужика.

Лет 30-35 на вид. Волосы спутанные, слипшиеся. На голове какая-то кепчонка (восьмиклинка, блин… Сергей не знал, как выглядит кепка-восьмиклинка, но почему-то пришло в голову именно это определение). На мужике был одет черный в полоску пиджак, сейчас измазанный в глине и в каких-то бурых пятнах по нижнему краю. Рубашка без воротника (вроде старинной гимнастерки). Серые, опять же в глине, штаны заправлены в кожаные, с высоким голенищем, сапоги. Одна нога у мужика была поджата, другая выпрямлена.

«Это он меня пихал, когда я в себя приходил?».

Лицо… мутное какое-то лицо. Небритый, кожа серая - как у больного. На лбу испарина. Точно – больной! И еще… было какое-то ощущение, что вроде бы подобного вида, так же одетых мужиков Сергей уже где-то, когда-то видел. Думать было больно…

Вот… что-то вспоминается… Блин! В каком-то фильме, про довоенное время, урка был такой же на вид. «Мой друг Иван Лапшин»? Ну, что-то подобное…

- Так, сявка! Слушь сюда, и не базлай! – в интонациях мужика, несмотря на тихий, свистяще-хриплый шепот явно прорезалась угроза.

- Я – Фрол! Вспоминай, давай! Кассу мы брали, помнишь? Вот касса лежит! – мужик чуть вильнул ногой. Сергей перевел взгляд на его ногу. Рядом лежал небольшой фанерный коричневый чемоданчик, с металлическими уголками.

«Угу… у бати раньше такой же вроде бы был. Он его еще почему-то «балеткой» называл. Хотя нет – тот был поменьше».

Сергей вновь перевел взгляд на мужика.

Тот смотрел на Елизарова, не отрываясь.

Взгляд какой-то волчий, мля… Точно – урка. Причем матерый. Откуда он взялся – такие еще лет 30 назад перевелись. Хотя нет, в начале службы милиции, Сергею довелось пообщаться с мурым зэчарой, у которого первая ходка была в 1947 году. Тоже взгляд был – не каждый мужик выдержит! Хотя уже и лет тому было – как не больше 60, но дряхлым бы его при всем желании не назвал.

Урка коротко простонал, стиснул зубы. Потом осторожно перевел дух.

- Вернешься в Никольск… Пойдешь к Савоське… Он сведет тебя со Шрамом… Кассу отдашь Шраму, он тебе долю даст. Еще… скажешь, что Сова, сука… наколку дал паленую… вохра там была…

Так… .

Никольск… Савоська… Шрам… Сова… Бред, блядь, какой-то. У меня что – крыша съехала?

- Я ничего не понимаю… Мы где?

- У-у-у-у… - Снова простонал мужик. – Память отшибло что ли? Так. Слушай сюда. Ты – Чибис! Пацан приблатненный, шпанский. Я Фрол, в авторитете. Мы брали кассу в Никольске, в коопторге. С нами был Тяпа. Нарвались на вохру, потом еще и лягавый подскочил, попка, мля, постовая... Тяпу положили. Но тот налетчик старый, успел одного из вохры подстрелить (урка криво усмехнулся), да и лягавого вроде бы порешил. Кассу все же взяли. Мы с тобой ноги делали. Сели на лихтер. Там у меня знакомец старый был, с-с-сука штопанная…

Фрол замолчал, коротко подышал, выдохнул.

- Знакомец этот мой – Шраму передай – Короб его кличут, пусть потом разберется с ним, если найдет. Мы вместе с Коробом пару раз на киче отдыхали. Он сейчас на этом лихтере шкипером или как там у них называется… В общем, они решили кассу скрысить, а нас с тобой в питье спустить. Вот там тебе по кумполу и наладили. Только про волыну у меня он не знал. – Фрол снова скривился, вроде усмехнулся… - Я их на арапа взял. В волыне-то маслят уже не было. Пустая волына-то… - Фрол затрясся (смеется, что ли?), потом дернулся, застонал.

- Только пока я волыну достал, черт один успел мне заточку в бок сунуть, падла. Потом-то отскочил, а мне его, гребанного, и положить нечем было. Но не усекли они…

«Так… лучше бы я в сознание не приходил…».

Фрол открыл глаза.

- Пить мне дай.

- Так вроде бы, если брюхо пропорото – нельзя пить.

Фрол заскрипел зубами.

- Я один хрен кончаюсь… Пить хочу… Ну, ты все понял?

Сергей стянул с урки кепку, прополз к воде, набрал в кепку (больше все равно не во что было) воды, и дотащил до Фрола сколько-то. Сделав несколько жадных глотков, тот сразу покрылся даже на вид липкой испариной.

Елизаров вновь вернулся к воде, умылся, попил. Фрол, похоже, впал в забытье, полусидел, негромко постанывая.

Мутило, голова кружилась, в затылке токало болью… ток… ток… ток…

Надо лечь… Сергей отполз чуть подальше от Фрола, лег на бок.

«Так, разобраться… Сплю, что ли? Сон яркий, прям до краев, и даже дальше. Или бред? Может, где в больнице валяюсь? Это было бы неплохо… Врачи, как их не хают в последнее время, все же работу свою знают, постепенно на ноги поставят… Может быть…».

Закрыл глаза… Угу… Никольск… Фрол-Савоська…

Наверное, он уснул, потому как, когда он, трясясь от холода и росы, открыл глаза, было темно, но как-то по-утреннему темно, предрассветно. А когда он с Фролом разговаривал, был вроде бы вечер. Ну, по крайней мере – показалось, что вечер.

«Так… А разговор с Фролом был? Он мне не приснился?»

Осторожно (голова болела заметно меньше, но не настолько меньше, чтобы делать резкие движения) приподнялся и сел на землю, повернулся… Хрен там – вон этот урка лежит!

Оп-па… а лежит-то он нехорошо! Живые так не лежат – завалившись набок и уткнувшись головой в землю.

Елизаров на четвереньках подполз к Фролу, несильно толкнул. Молчок. Протянул руку и приложил ладонь к шее.

«Какой, нахрен, пульс! Он же холодный, как та роса!».

Снова отполз от