Другая жизнь - Джоди Чапмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То лето в Европе выдалось на редкость жарким. Поговаривали, что другого такого не случалось чуть ли не пятьсот лет. Уровень воды в Дунае упал настолько, что стали видны снаряды и танки времен Второй мировой, похороненные на речном дне. Они лежали там все это время, спрятавшись под водной толщей, необезвреженные, смертельно опасные, и дожидались, когда их найдут. А ближе к дому от жары начали плавиться автомагистрали.
Зной и поныне напоминает мне о том лете.
* * *
Поначалу мы искали любые предлоги, чтобы только коснуться друг друга. Анна тянулась к бардачку в машине и, опершись на мое колено, находила в нем нужный компакт-диск. Я убирал невидимую прядь с ее щеки. Мы лежали на траве в парке, и она осторожно вставляла мне в ухо наушник и нажимала кнопку «плей» на своем айподе.
Мы провели вместе две ночи. Я знал, что у нее дома установлен строгий комендантский час, а значит, она наверняка заранее предупредила о своем отсутствии, сказав, что заночует у кого-то из друзей. Наверное, и мы с ней были только друзьями. Я уже не первый год пытаюсь в этом разобраться.
Мы лежали в моей постели. На экране черно-белого телевизора, стоявшего у дальней стенки, мелькали кадры из очередной серии «Башен Фолти»; картинка слегка расплывалась – а все из-за сломанной антенны, перемотанной изолентой. Анна подхватывала за героями их реплики – она помнила их все! – и смеялась, а я, откинувшись на подушку, наблюдал за ней.
Отчетливо помню этот момент. Видимо, она почувствовала на себе мой взгляд, потому что тут же пригладила волосы, подобралась ко мне и поцеловала.
– Чего ты хочешь от жизни? – спросила она.
Я откинул с ее лба непослушную прядку.
– Меня еще никто об этом не спрашивал.
– Шутишь?
– Разве что мама, – уточнил я и примолк ненадолго. – В детстве я писал рассказы. Маме нравилось, когда я читал их вслух, и после она всякий раз хлопала и говорила, что у меня настоящий талант. Впрочем, мамы всегда предвзяты.
Анна улыбнулась:
– Из тебя бы вышел прекрасный писатель.
Ее вера меня удивила. О том, что я пишу, я никому не говорил – а Дэзу и другим любителям позубоскалить тем более, чтобы не давать им лишнего повода для шуток.
– А ты? – спросил я. – Чего ты хочешь?
Она улеглась мне на грудь.
– Мне нравится рисовать, – призналась она. – А еще мне бы очень хотелось однажды вернуться в Нью-Йорк. В прошлом году я уезжала туда на три месяца по программе студенческого обмена. Там просто чудесно! Давай поселимся в Ист-Виллидже да заделаемся парочкой богемных бездельников! – сказала она и поцеловала меня.
Я сбежал вниз покурить перед домом.
– Ты правда оставишь меня одну в своей комнате? – спросила она и заговорщически подмигнула. Правда. Я оставил ее в своей постели, хотя знал, что от одной сигареты мое волнение не утихнет. Мне нравилось думать, что она в моей комнате, в моем личном пространстве. Выкурив сигарету наполовину, я взглянул наверх: она выглядывала в окно. По ее позе – она облокотилась на подоконник, подперев рукой подбородок и широко расставив локти, – я понял, что она стоит голыми коленками на моей подушке, и почувствовал странное волнение. Улыбнулся, а она помахала и исчезла из виду. Я же стоял, докуривал и представлял, как она разглядывает мои вещи и гадает, какой я. Я поднялся и открыл дверь; она лежала на том же месте, где я ее оставил.
Тогда, в ту первую ночь у меня в комнате, в моей постели ничего не было. Мы просто целовались, разговаривали, спали. С наступлением темноты мы переплелись на моей узкой кровати; Анна надела мою любимую футболку.
– И сколько девчонок побывало в этой постели? – спросила она, когда в небе забрезжил рассвет.
Я пожал плечами:
– А это важно?
И я рассказал ей о том, как прошлым летом в дверь моей комнаты в общаге постучалась девушка. Она искала моего соседа, но его на месте не оказалось. Он обещал подойти с минуты на минуту, и потому я пригласил ее подождать внутри. А через десять минут она уже была у меня в постели. Когда я пересказывал эту историю приятелям в пабе, они хохотали от души и одобрительно хлопали меня по спине, а потом даже купили мне еще выпить.
Когда я закончил, Анна тряхнула головой и отвернулась к стенке.
Зря я ей это все рассказал.
* * *
А вот вторую ночь ничто не омрачило. Я часто ее вспоминаю.
– А папа твой где? – спросила Анна, когда мы поднимались по лестнице. – Почему я еще ни разу его не видела?
– Его нет дома, – ответил я. – Вечно где-то пропадает.
Мы лежали на моей кровати, откинув одеяло. Окно было распахнуто настежь, но знойный июльский воздух оставался тягучим и неподвижным.
– Я вот подумываю волосы отрезать, – сказала она.
– Зачем?
– И перекраситься в блондинку. Как хичкоковская героиня.
– Совсем с ума сошла, – сказал я, лаская ее бедро.
– А что, я тебе тогда разонравлюсь?
– У тебя очень красивые волосы. Зачем портить такую красоту?
Она накрыла мою ладонь своей.
– Они ведь снова отрастут. Да и потом, они все равно мертвые.
Не помню, как стягивал с нее одежду, но прекрасно помню, как она выглядела, а еще: что в ней не чувствовалось ни капли стеснения. Ее нагота была совершенно особенной, до того не похожей на наготу других девушек, что я смотрел на нее как зачарованный. Даже теперь, стоит только зажмуриться, и она встает перед глазами. Память – опасная игра.
Временами мне казалось, что в мире есть только она и я, и ничего кроме.
Почувствовав приближение кульминации, я посмотрел на Анну и спросил:
– Ты уверена?
Она закрыла глаза и кивнула, но я все понял и тут же остановился.
* * *
– Кстати, про волосы. Ты заметил, что они вовсе не черные? – спросила она после, улегшись у меня на животе.
Было уже часа два, не меньше. Казалось, мы нежились в постели, лаская друг друга, от силы полчаса, но на деле прошло целых три. Но мы все никак не могли насытиться друг другом. Я гладил Анну по спине кончиками пальцев, вырисовывая на коже круги.
– А кажутся черными, – заметил я. Во мраке, царящем в комнате, я попросту не мог различить ее волос – до того они были темные.
– Если присмотреться, то на ярком солнце видно, что они темно-коричневые.
Я притянул
