Я живу в твоем подвале! - Роберт Стайн

Она не отвечала.

— Пойдешь со мной вниз? — спросил я. — Ну пожалуйста.

Она закусила губу.

Гвинни куда храбрее меня, сказал я себе. И крупнее. Да и сильнее, если уж на то пошло.

Если в подвале мы найдем Кейта, с Гвинни будет куда безопаснее.

— Это чушь, — сказала она наконец. — Пора мне домой. Надо заняться домашкой. — Она направилась к двери.

— Нет. Погоди! — взмолился я. — Я не псих, Гвинни. Пойдем в подвал, я могу это доказать.

Она остановилась в дверях.

— Нууу…

— Пожалуйста! — умолял я. — Он там, внизу. Мы его найдем, я знаю. — И добавил: — Ты ведь не боишься, нет?

— Конечно, нет! — отрезала Гвинни. Она со стоном воздела руки вверх. — Окей. Окей. Идем в твой подвал.

Я знал, что сумею ее убедить.

— Пошли быстрее, — скомандовала Гвинни. — Покажешь своего дружка — приятеля, и я пошла домой.

Я провел ее к лестнице в подвал. Потом рывком распахнул дверь и включил свет.

Бросил взгляд на деревянные ступени. Никого не видать.

Но я ощущал леденящий страх, все равно.

— Ты пойдешь первой, — сказал я Гвинни.

17

Наши кроссовки стучали по деревянным ступеням. Воздух становился все холоднее и холоднее, по мере того, как мы спускались. Мама всегда жалуется, что у нас в подвале нет отопления.

Гвинни быстро шла впереди. Цепляясь за перила я, тем не менее, старался не отставать.

У подножия лестницы я остановился, чтобы не врезаться в Гвинни. Мы оба окинули взглядом основное помещение.

Потолочный светильник не горел; половина комнаты была погружена во тьму. Я слышал, как в прачечной в глубине подвала капает вода из крана.

Услышав чье — то тяжелое дыхание, я ахнул. Лишь потом я сообразил, что это дышит Гвинни.

Гвинни сделала несколько шагов в комнату. Затем сложила ладони рупором и проорала:

— Эй, пацан, ты там?!

Я подкрался к ней и прислушался.

Нет ответа.

— Кейт?! — вопила Гвинни. — Кейт?! Где ты?!

Я содрогнулся. Он был здесь — я это знал. И почему это Гвинни не боится?

Внезапный звук заставил меня подскочить. Взгляд мой устремился к потолку. Порывы ветра сотрясали окна подвала.

Я остановился, услышав еще один странный звук. Мышь?

Нет. Это Гвиннины кроссовки скрипят по линолеуму.

Мы продвигались вглубь комнаты. Я подошел к бильярдному столу и заглянул под него.

Там никого не было.

Гвинни потянула дверь кладовки под лестницей. Включила свет и осмотрела полки.

Потом закрыла дверь и повернулась ко мне.

— Я начинаю чувствовать себя дурочкой, Марко.

— Он здесь, внизу, — настаивал я, понизив голос почти до шепота. — Он сказал, что живет здесь. Я знаю, он здесь.

Гвинни вздохнула.

— Даю тебе еще пять минут. А потом сваливаю отсюда.

— Давай тут поищем, — сказал я. — Возле печи.

Мы пересекли комнату. Печь находилась на затемненном участке комнаты. Она возвышалась над нами, точно какое — то гигантское чудовище.

— Кейт! — Позвала Гвинни. — Кейт, где ты прячешься? Выходи, выходи — где б ты ни скрывался!

Ее голос эхом отдавался в темных стенах. Снаружи завывал ветер, сотрясая окна.

— Эй, постой! — прошептал я. Мне вовсе не хотелось, чтобы она уходила далеко вперед.

Она распахнула старый платяной шкаф.

— Кейт, ты здесь?

Запах нафталина поднялся из шкафа. Гвинни захлопнула дверь.

— Кейт? Не стесняйся, Кейт! — крикнула она.

Мы заглянули за печь. Никто там не прятался.

— Прачечная — мы только там не искали, — сказал я Гвинни.

— А я бьюсь об заклад, что он заныкался в сушилке, — поддразнила Гвинни.

Я понимал, что она не воспринимает меня всерьез. Впрочем, мне было плевать. Я все равно был рад, что она здесь, со мной. Я бы ни за что не решился осмотреть подвал в одиночку.

Я последовал за ней вдоль стены по направлению к прачечной. Мы были уже на полпути, когда Гвинни вдруг остановилась.

— О, вау! — Воскликнула она. — Здесь он! Я вижу его!

18

— А? — У меня екнуло сердце. Ахнув, я круто повернулся.

И уставился на старый мамин манекен.

Гвинни засмеялась.

— Упс! Ошибочка вышла.

Меня прямо всего трясло.

— Не смешно! — Выдавил я наконец. Я попытался ее стукнуть, но она с хохотом увернулась.

— Бросай это, Марко, — сказала она, качая головой. — Я понимаю, ты пытался напугать меня этой байкой о Кейте. Только ни капельки не страшно. Я знала, что никого там нету.

— Но… но… но… — выдавил я. — Хочешь сказать, что ни на секунду мне не поверила?

— Конечно же нет, — ответила Гвинни. — Да и кто бы в такую историю поверил?

— Ты думала, я просто пытаюсь расквитаться с тобой за удар? — воскликнул я.

Она кивнула.

— Хотел придти завтра в школу и всем рассказать, как меня напугал, — сказала она укоризненно.

— Нет. Ты ошибаешься. Выслушай меня… — взмолился я.

— Ни за что, — оборвала она и, повернувшись, направилась к лестнице.

— Гвинни, послушай! — взмолился я, бросаясь следом.

Она остановилась у подножия лестницы и повернулась ко мне.

— Ты не сможешь меня напугать, Марко, — сказала она и свет подвальной лампы отразился в ее глазах. На ее лице играла странная улыбка.

— Ты не сможешь меня напугать, — повторила она. — Я покажу тебе, почему.

— Что, прости? — я ничего не понимал. — Если бы ты только меня выслушала…

— Я тебе кой — чего покажу, — сказала Гвинни.

Она положила обе руки на перила и открыла рот. Широко.

Еще шире.

Ее рот растягивался. Шире… шире…

Пока все лицо не исчезло позади раззявленного рта.

Ее язык тяжело шлепнул по подбородку.

А потом наружу поперло что — то розовое.

Что — то розовое, влажно блестящее, выкатилось из распяленного рта.

Еще, еще… Попадая наружу, оно разбухало.

Сперва я подумал, что у нее там, внутри, большой ком розовой жвачки. Но потом, когда розовая мерзость вылетела наружу, когда рот распялился еще больше, когда вся голова исчезла за ним, я понял…

Я понял…

Я понял, что вижу не жевательную резинку.

Я смотрел на внутренности Гвинни!

Я видел желтые органы, залипшие в блестящей розовой плоти. Что — то длинное и серое закручивалось, вылезая из ее рта.

Темно — лиловые легкие соскользнули по вывалившемуся языку.

А потом и красное сердце — такое красное, такое потрясающе красное! — выскочило изо рта, пульсируя, пульсируя, пульсируя равномерно и влажно!

Я испустил долгий стон ужаса.

Но отвернуться не мог. Не мог оторвать глаз от Гвинни, когда ее внутренности лезли через рот.

Я так и стоял. Стоял и смотрел в потрясении, в леденящем ужасе на корчащиеся органы, пульсирующие в сочной розовой плоти.

Стоял, глядя на Гвинни — пока она целиком и полностью не вывернулась наизнанку.

И тогда я разинул рот в бесконечном вопле.

19

Мой вопль нарастал, точно сирена.

Гвинни — вернее, ее нутро — трепетала передо мною, трепетала и пульсировала.

Казалось, мой вопль заставляет ее трепетать сильнее, как массу желто — розового желе.

И когда я кричал, вокруг нас вспыхивал белый свет. Столь яркий, что и закрыв глаза я видел его.

Такой ярко — белый, ослепительно — белый.

Мой крик прорвался сквозь белизну. Гвинни исчезла за ней. Подвал — тоже. Я погрузился в эту белизну, в собственный пронзительный крик.

А когда я открыл глаза, то уставился в белый потолок. В белый потолочный светильник. Белые занавески на полуоткрытом окне не скрывали серого, затянутого тучами неба.

Горло саднило. Мой крик оборвался.

Я, моргая, смотрел в белизну.

В поле зрения возникло мамино лицо.

— Марко? Ты приходишь в себя? — тихо спросила мама. Ее помада была размазана. Глаза налились кровью. Я увидел на ее бледных щеках следы от слез.

— Прихожу в себя? — выдавил я; голос мой звучал хрипло, как после сна.

— С тобою все будет в порядке, — сказала мама, потрепав меня по груди.

Я огляделся. Я лежал на спине в постели. В маленькой комнате. Больничная палата.

— Ты получил препаршивый удар по голове, Марко, — сказала мама. — Скорая привезла тебя сюда, в больницу. Ты был в отключке около часа.

— Что? В отключке? — прошептал я. — Ты имеешь в виду, спал?

Мама кивнула.

— Но я был внизу, в подвале, — возразил я. — Мы с Гвинни искали мальчика…

У мамы сделалось испуганное лицо. Ее подбородок задрожал.

— Мальчика? Что за мальчик?

— Кейт. — Сказал я. — Пацан, который сказал, что живет в нашем подвале.

— Марко, это тебе приснилось, — сказала мама.

— Это… это был такой ужас, — выдохнул я.

— Все из — за удара по голове, — заявила мама. — Ты был в глубокой отключке. Это и могло вызвать такие ужасные кошмары.