Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - Василий Молодяков

Однако удовлетвориться Эльзасом и Лотарингией Франция была не готова: претензии простирались на Саарскую и Рейнскую области, которые в конце XVIII – начале XIX вв. были ненадолго оккупированы ее революционными армиями (в остальное время их принадлежность Германии вопросов не вызывала). Во время войны Париж их не требовал, поэтому Тардье честно признал, что обосновать претензии на эти «исконно французские земли» оказалось нелегко.[34] На самом деле, Францию интересовали угольные шахты Саара, а не «восстановление исторической справедливости». В итоге он был отторгнут от Германии и передан под управление Лиги Наций (фактически – под контроль Франции). Только через 15 лет судьба Саарской области была решена плебисцитом, когда 13 января 1935 г. более 90% населения проголосовало за возвращение в Рейх.

Безоговорочно заполучить Рейнскую область, также имевшую не столько историческое, сколько экономическое значение, Франции не удалось, как ни пытался Тардье сделать Рейн западной границей Германии. Область была демилитаризована и оккупирована Францией – Ллойд Джордж и Вильсон сочли за лучшее уступить Клемансо, который пригрозил прибегнуть к силе. Однако некоторым «горячим головам», включая президента Пуанкаре и маршала Фоша, этого показалось мало. Они решили навеки отрезать эти земли от Германии и превратить их в вассальную Рейнскую республику. Несмотря на поддержку со стороны командующего оккупационными войсками генерала Манжена, движение рейнских сепаратистов оказалось нежизнеспособным, а спровоцированные им конфликты и последовавшие за ними репрессии против местного населения только усилили антифранцузские настроения. Именно эти события подарили юному национал-социалистическому движению Германии одного из первых «мучеников» – Лео Шлагетера, казненного французами 25 мая 1923 г. по обвинению в саботаже. В его прославлении объединились нацисты и коммунисты: главный стратег Коминтерна по германским вопросам Карл Радек выдвинул лозунг «линии Шлагетера», союза «красных» и «коричневых» против Веймарской республики.[35] Союз не состоялся, а в марте 1936 г. вермахт без единого выстрела занял Рейнскую область [Последний контингент французских войск был выведен оттуда 30 июня 1930 г. По иронии судьбы приказ об этом отдач А. Тардье, бывший в то время премьер-министром.]. Державы были поражены «самоуправством», повозмущались, но ничего не предприняли.

Завершая обзор новых западных границ Германии, добавлю, что принадлежавшие ей железные дороги в Люксембурге стали французскими. Тардье активно поддерживал территориальные претензии Бельгии к… Голландии (провинция Лимбург), но в результате она получила кусок… германской территории с городами Эйпен и Мальмеди (место ожесточенных боев во время последнего наступления вермахта зимой 1944/45 гг.) и 55 тысячами немецкого населения. Северный Шлезвиг отошел к Дании.

Несмотря на все это, Берлин признал западные границы Германии окончательными, подписав в 1925 г. Локарнский договор. Что касается восточных рубежей Рейха, то их таковыми не признал ни один веймарский канцлер или министр иностранных дел, включая самых что ни на есть «демократов».

Польское государство в «версальских» границах появилось на свет за счет территорий, принадлежавших империям Гогенцоллернов и Романовых. Польские националисты сочли столкновение между ними историческим шансом, предлагая помощь то России, то Германии (мнения о том, на кого ориентироваться, разделились уже давно), чтобы по окончании войны победитель дал им возможность создать независимое государство – за счет побежденного. Вопрос о появлении на карте Европы новой страны был фактически решен заранее. Оставался вопрос о ее границах.[36]

Юзеф Пилсудский, бывший революционер-террорист и союзник Берлина, провозглашенный 22 ноября 1918 г. временным главой нового государства, в силу своего прошлого популярностью у союзников не пользовался. Поэтому самым влиятельным (но не единственным!) польским представителем в Париже оказался лидер национал-демократов Роман Дмовский. Территориально-политическую игру поляки провели безукоризненно, уступив в эффективности своей дипломатии только чехам. На Западе Польша получила «коридор» к Балтийскому морю, поскольку инкорпорировать Восточную Пруссию с центром в Кенигсберге явно не могла. Тот факт, что Германия оказалась, в самом прямом смысле слова, разрубленной пополам, картографов, видимо, не беспокоил. Данциг, который всегда был германским, стал «вольным городом» под контролем Лиги Наций, хотя первоначально его предполагалось передать Польше. Ллойд Джордж сказал Клемансо: «Из-за Данцига у нас будет новая война», но всего несколькими годами позже Остин Чемберлен, министр иностранных дел и старший брат «мюнхенца» Невиля Чемберлена, заявил: «Ни одно британское правительство не рискнет и даже не подумает рисковать жизнью хотя бы одного британского солдата ради защиты Польского коридора».[37] Много позже германский дипломат Г. фон Дирксен вспоминал: «Даже несмотря на период переживаемого страной глубочайшего упадка, Германия всегда была едина в своем требовании справедливого решения проблемы «коридора»».[38] Чем это закончилось в сентябре 1939 г., хорошо известно.

Кроме того, Польше было решено передать Верхнюю Силезию, компактно заселенную немцами (для справок: германская территория с 1336 г. непрерывно; 20% германского угля, 57% свинца, 72% цинка), и некоторые другие участки, судьбу которых должен был решать плебицсит. Первые итоги – в Алленштайне и Мариенвердере – оказались впечатляющими: за вхождение в состав Польши высказалось чуть больше одного процента. Но Клемансо и Тардье не унывали, понимая, что создают Франции союзника в стратегически важной зоне, поэтому «Варшаву на Шпрее воспринимали как существенный элемент версальской системы, созданный на основе антигерманских принципов».[39] Они настояли на полном выводе германских войск и полиции из зоны плебисцита и на введении туда союзных частей под командованием французского генерала Ле Рона. 21 марта 1921 г., после двух лет проволочек, Силезия проголосовала – за Германию, хотя международная комиссия и здесь отличилась в проведении границы на местах: «В городах оказались разделены водопроводные сооружения, а рабочим по пути на работу приходилось по два-три раза в день пересекать границу, поскольку они повсеместно жили не там, где располагались их заводы и фабрики. Но главное, в чем полякам удалось добиться успеха, – это в присвоении объектов, которые они жаждали заполучить: заводов, больниц и шахт».[40]

Однако даже такая граница не устраивала поляков, организовавших вторжение в Верхнюю Силезию якобы нерегулярных отрядов, вооруженных французским оружием. Англичане и французы умыли руки; только итальянцы вспомнили о своем долге в рамках межсоюзнической комиссии, но сделать ничего не смогли. Правительство в Берлине, всерьез опасаясь интервенции на западе, смолчало, но за дело взялись добровольцы, разгромившие поляков. В результате нового передела (об итогах плебисцита было велено забыть) Германия получила две трети Верхней Силезии, Польша – треть. «Но КАКУЮ треть? Германия лишилась, но Польша приобрела 95% запасов силезского угля, 49 из 61 антрацитовых копей, все 12 железных рудников, 11 из 16 цинковых и свинцовых рудников, 23 из 37 доменных печей. Германия потеряла 18% общенациональной добычи угля и 70% – цинка».[41] Эмоции эмоциями (рана так и не зажила!), но и цифры впечатляют.

На северо-востоке Германия лишилась Мемеля (Клайпеда), переданного Литве; у той же Литвы Польша отобрала Вильно (Вильнюс). В 1939 г. после предъявленного Литве ультиматума Германия получила Мемель обратно, но в конце того же года, после «распада польского государства», как это тогда называлось, Советский Союз подарил «Гедиминову Вильну» Литве [Историческая принадлежность этого города может вызвать много вопросов. Тютчев начал известное стихотворение конца 1860-х гг. строкой «Над русской Вильной стародавней…», а Брюсов одну из военных корреспонденции 1914 г.: «Вильна – исконно польский город». Вот и разберись тут…]. Вообще в первые послевоенные годы никто эффективнее Польши не вел в Европе вооруженной экспансии. Советско-польская война 1920 г. окончилась новым «приращением» территорий на Востоке: «Пилсудский… считал, что чем дольше в России продолжается неразбериха, тем большие территории сможет контролировать Польша. Своеобразной программой максимум Пилсудского было создание ряда национальных государств на территории европейской России, которые находились бы под влиянием Варшавы. Это, по его мнению, позволило бы Польше стать великой державой, заменив в Восточной Европе Россию».[42] Но этим грандиозным планам не суждено было сбыться.