Зачем живут патиссоны? - Дина Бакулина

— Да, — согласно кивнула я. — Шансов и в самом деле было немного.

— Ну так вот, — продолжал ветеринар, — привязанность у хозяев к таким дорогостоящим животным немного иная, чем у вас… Вернее, совсем иная. Они к ним относятся в первую очередь как к материальной ценности. Впрочем, вы это вряд ли поймете.

Да, мне было трудно понять это: у меня никогда не было дорогостоящих питомцев.

— Я хочу сказать, что вы со своим котом меня немного встряхнули.

Я вопросительно посмотрела на него.

— Даже очень сильно встряхнули, — поправился он. Затем Артём Иванович сжал руку в кулак и стукнул себя (по-моему, довольно сильно) в область сердца. — Эта штука больше так жить не может. Я больше не могу так, понимаете?

Я задумалась — и, кажется, поняла. Невыплаканная боль накопилась в душе Артёма Ивановича, застыла и сидела там плотно, как пружина или пробка. Она только и ждала подходящего момента, чтобы наконец разжаться и вылететь вон. Такой срыв мог случиться с ним где угодно в любую минуту. Очевидно, этот человек не был жестоким и чёрствым по своей природе — от рождения или в результате воспитания. Просто он надолго увяз в сильной и весьма разрушительной эмоции, — а вот сейчас его наконец отпустило.

— Да, я все поняла, Артём Иванович, — сказала я искренне. — Я поняла.

Дело в том, что и меня в некотором смысле отпустило: я перестала смотреть на Артёма Ивановича как на равнодушного исполнителя. Я увидела в нём в обыкновенного человека, который устал страдать и, страдая сам, мучить остальных. Немного подумав обо всем этом, я вдруг вспомнила жёсткий совет, который доктор Петров дал мне до своего «преображения».

— Значит, Артём Иванович, не зря вы тогда посоветовали мне молиться «моему» Богу. Видите, как всё обернулось. Андерсену стало лучше, и вам, да и мне.

Это была чистая правда. Мне определённо стало лучше.

— Да, — удивлённо покачивая головой, согласился Артём Иванович. — А ведь я тогда со злом это сказал, как бы в насмешку. А вот как вышло.

Он задумчиво почесал лоб.

— Ну надо же, уже вечер, а на улице солнце светит вовсю, — неожиданно взглянув в окно, удивилась я.

Артём Иванович тоже обернулся и посмотрел в окно.

— Так белые ночи на дворе! — усмехнулся он и беззлобно постучал себя пальцем по лбу. Это, видимо, означало, что я слишком медленно соображаю. «Ну, не всегда же…», — подумала я.

Лечение Андерсена продолжалось ещё две недели. Мой оживший кот начал самостоятельно есть и порой, слегка покачиваясь на ходу, семенил по залу. Он стал мурлыкать громче обычного, но не так продолжительно, как раньше: сил ещё маловато было. Артём Иванович приходил регулярно в течение двух последних недель и делал все необходимые процедуры. Нужно было пройти курс лечения до конца.

За свою работу Артём Иванович брал теперь совершенно символическую сумму. Сказал, что приобрел ту же самую вакцину от другого производителя, у которого она стоит значительно дешевле. А за своё появление в Лавке ветеринар теперь и вовсе денег не брал.

Мы с ветеринаром подружились и часто после работы подолгу засиживались за чаем. В благодарность за новое отношение ко мне и Андерсену я иногда покупала Артёму Ивановичу особые пряники в нашей церкви у Варшавского вокзала. Пряники выглядят празднично: такие нарядные, толстые, овальной формы. Сверху они покрыты узорной глазурью, а начинка — из сгущенки и грецких орехов. Удивительно вкусные и очень сытные. Уминали мы эти пряники очень быстро.

Во время таких посиделок я рассказывала Артёму Ивановичу о том, как Андерсен появился в моей жизни, какое отношение он имеет к Датскому королевству и скольким людям ему довелось вольно или невольно помочь. Артём Иванович слушал с большим интересом и только время от времени вздыхал или, хлопая себя по коленке растопыренной ладонью, удивлялся: «Ну надо же, ну и дела!» Мне было очень приятно рассказывать ему об Андерсене. Вам я, конечно, свои рассказы повторять не буду, потому что вы всё это уже знаете из книги «Кот из Датского королевства».

Я была признательна Артёму Ивановичу за то, что он с интересом слушает меня. А он и сам, по-моему, радовался тому, что просто сидит и с интересом слушает кого-то. Ветеринар Петров был, в сущности, человеком одиноким. Был у него, конечно, сын, подросший школьник, но у того уже имелось предостаточно собственных интересов.

Дружба наша с Артёмом Ивановичем получилась ненавязчивой и простой. В общении мы стараемся соблюдать меру и не надоедать друг другу без особой необходимости. Я, как известно, замужем за Васей. Вася — археолог, в свободное время он рисует. Не так давно он нарисовал мой портрет. Мне этот портрет очень нравится. Правда, с первого взгляда меня на нём никто не узнает, но это не так уж важно. Зато, присмотревшись повнимательнее, зрители уважительно отзываются с «необычной трактовке моего образа». На самом деле портреты Васе никогда не удавались, — но этот, по-моему, очень хорошо получился! Вася сейчас на раскопках в Малой Азии. Мы каждый день общаемся через интернет.

Но я, кажется, немного отвлеклась. Я ведь рассказывала вам о ветеринаре Петрове. Артём же Иванович чувствует себя рядом со мной и Андерсеном спокойно. Да и заходит-то доктор исключительно по делу, и разговоры о моём коте заходят у нас сами собой. Петрову нравится время от времени, отвлекаясь от собственных проблем, слушать необычные истории, а также есть вкусные пряники и чувствовать, что его понимают.

 II. АВГУСТ

Андерсен набирается сил

Андерсен совсем поправился и сейчас носился по залу, как угорелый заяц. Я с удивлением смотрела на него. Мне казалось, что я сильно погрешила против истины, назвав диспетчеру «Спокойного сна» примерный возраст Андерсена. Если память не изменяет, я тогда сказала, что моему коту семь лет.

— Два! Тебе от силы два года сейчас, Андерсен, — укоризненно сказала я своему разрезвившемуся коту. Он на секунду остановился, выгнул дугой спину, высоко поднял хвост и довольно зажмурился: видимо, расценил мою реплику, как комплемент. И уже в следующую секунду Андерсен снова скакал по залу, то пятясь задом, то забегая вперёд. Эта бессмысленная игра, по-видимому, очень забавляла его. А ведь Андерсен просто-напросто радовался тому, что ему удалось выкарабкаться, выжить, — ведь совсем недавно его жизнь висела на волоске.

Кот очень похудел за время болезни и теперь поглощал пищу в огромных количествах. Я боялась, что его сжавшийся за время болезни желудок может лопнуть, — а вот Андерсен, похоже, этого не боялся и ел, да ел, пока я сама не отнимала миску и не выгоняла его из кухни.

И ещё одна перемена произошла с Андерсеном. После болезни он приобрел такой по-детски непосредственный вид, что даже не верилось — тот ли это кот, который некогда поражал меня своей мудростью и величавой рассудительностью. Впрочем, несмотря на эту разительную перемену, я по-прежнему любила его — всё равно, мудрым или наивным. А сейчас мне хотелось только одного: чтобы он оставался здоров и скорее прекратил опасное обжорство.

Кристина Пирожок

Мне нужно было срочно разобрать несколько книжных полок. За время болезни Андерсена предоставленные сами себе посетители умудрились превратить мой любимый отдел «Библиотека» в настоящую свалку. Теперь невозможно найти ни одной книги, — разве что случайно на неё не наткнешься. Всё вверх тормашками!.. Книга кулинарных советов тесно прижалась к «Капиталу» Маркса, забавные Мумми-Тролли Туве Янсон заслоняют собой жуткий триллер «Тринадцать трупов на лужайке». В общем, кавардак невообразимый.

Я начала перебирать книги и схватилась за голову — сколько работы!

В то время как я отдирала жвачку от книги «Твист в подворотне» (эта повесть почему-то пользуется большим спросом у подростков с ярко-красными волосами и искусственно оттянутыми ушами), в лавку вошла моя приятельница Кристина.

— Ах, Андерсен, иди скорее ко мне! — с порога позвала она.

Кот с разбегу забрался к ней на руки. Кристина удивлённо охнула:

— Как же ты похудел! С ним что-нибудь произошло? — спросила она, осторожно выпуская кота из рук.

— Да, он болел, — подтвердила я. — И сильно!.. Но может, поздороваемся сначала?

— Конечно! — охотно согласилась Кристина, но я, тут же позабыв о своем резонном предложении поздороваться, взглянула на подругу и восхитилась:

— Как ты загорела! Тебе очень идёт!

— Отдых всем идёт, — рассудительно заметила приятельница.

Кристина ничем не похожа на меня, — только рост почти такой же, но на этом всё сходство и заканчивается. Кристина осторожна и мнительна, она всегда очень любит и бережёт себя. Я тоже частенько бываю мнительной, но только изредка осторожной, — и, к сожалению, мне далеко не всегда удаётся себя любить. Честно говоря, чаще всего я просто не вижу для этого никакого повода и вполне осознанно стараюсь жалеть себя как можно реже. И пусть все вокруг твердят: «Надо себя жалеть!..» — причём, говорят так люди вполне достойные и порядочные. Что ж, возможно, им жалость к себе и помогает, но мне — определённо нет. Дело в том, что, как только мне приходит желание пожалеть себя, я тут же раскисаю и становлюсь не пригодной ни к какой деятельности. Как говориться ни уму, ни сердцу не полезно.