Заветы жизни. Из жизни и учения архимандрида Епифания Феодоропулоса - Епифаний Феодоропулос

— В своей жизни я не сделал ничего доброго, но верю, что Священные Каноны будут предстательствовать за меня пред Богом, — говорил батюшка.

Когда этот инославный паломник собирался уезжать из монастыря, отец Епифаний смиренно простился с ним, поклонился ему со словами:

— Чадо мое, если ты думаешь, что я против тебя что‑то имею, прости меня. В моем поведении нет никакой антипатии, но так поступать предписывают Священные Каноны.

В афинской архиепископии батюшка совершал Таинства по письменному разрешению архиепископа, которое всегда было при нем. Однажды секретарь епархии для проверки послал в храм в честь Трех Святителей одного викарного епископа, чтобы узнать, есть ли у отца Епифания разрешение служить. Батюшка по первому же требованию предъявил нужный документ…

— Батюшка, Вы всегда точно соблюдаете Священные Каноны?

— Могу ли я их не соблюдать, ведь они же являются плодом Духа Святого! В первом правиле Седьмого Вселенского собора ясно говорится, что Святые Отцы, равно как и Святые Апостолы, установили Священные Каноны. Кто я такой в сравнении с ними?

— Батюшка, в своем пристрастии к Священным Канонам вы становитесь законником.

— Нет, чадо мое. Но во времена, когда многие выискивают предлоги, чтобы выкинуть на свалку этот плод Святого Духа, я продолжаю испытывать глубокое благоговение и к Канонам, и к тем духоносным отцам, которые исполнили Божии веления. В этом смысле, если тебе нравится, я законник.

— Батюшка, известно Ваше постоянное стремление к точному соблюдению Священных Канонов в решении всех церковных вопросов, в этом духе написаны и Ваши книги. Может быть, Вы, видя дальнейшее развитие событий, раскаивались когда‑нибудь в такой позиции?

— Нет, чадо мое, никогда… даже в помыслах. И сейчас, если бы мне пришлось писать об этом, я утверждал бы то же самое. Никогда я не раскаивался, что не отступал от Священных Канонов.

Смирение и неприметность

Один из редакторов газеты для верующих «Ортодоксос Типос»[12] рассказывает:

— Отец Епифаний, можно сказать, панически избегал каких‑либо почестей и всякой похвалы. В 1985 году в исихастирии Благодатной Божией Матери в монахи были пострижены три послушника: член апелляционного суда[13], инженер–электрик Национальной политехнической школы «Мецовион»[14] и выпускник высшей церковной школы Ризариу[15]. Мы захотели написать в газете об этом. Естественно, там упоминалось и имя отца Епифания. «Ортодоксос Типос» выходит по пятницам, но начинает печататься уже со среды. В ту среду работник типографии нашей газеты И. А. пошел к батюшке на исповедь и дал ему один лист только что напечатанной газеты. Как только тот прочитал его, он немедленно позвонил мне:

— Я очень прошу Вас заменить эту страницу.

— Но это невозможно…

— Все возможно… стоит только захотеть. Вы уже начали рассылать газету?

— Еще нет.

— Итак, замените страницу, а расходы я возмещу.

— Но, отец Епифаний, там ничего сколь‑нибудь важного не написано.

— Я очень прошу Вас заменить ее, чтобы я успокоился.

— Хорошо, — с большой неохотой ответил я.

— Вы сделаете это?

— Поскольку Вы так сильно хотите, мы это сделаем.

— Большое спасибо, теперь я спокоен.

— Отец Епифаний, — закончил эту историю рассказчик, — сам свидетельствует о своей добродетели. Некоторые приходят и просят написать о них, а он заставил нас изменить лист, где мы просто упомянули его имя. Помню, эта замена обошлась ему тогда в 25000 драхм.

Когда скончался блаженный митрополит Елевферопольский Амвросий[16], который не просто ценил, но очень любил отца Епифания, то газета «Ортодоксос Типос» должна была опубликовать завещание усопшего владыки. Батюшка, подозревая, что там будет много похвал в его адрес, постарался ознакомиться с содержанием документа заранее и через ответственных лиц газеты позаботился о том, чтобы «доработать» текст. Поэтому, когда завещание было опубликовано, оно имело много пропусков…

Отец Епифаний, — вспоминает один из братии монастыря, — подражал Господу, Который «смирению нас наказуя изрядному… учеников–послушников — ноги умы» (седален утрени Великого Четверга). Расскажу лишь два случая.

Однажды батюшка, прежде чем благословить одному послушнику ношение рясы, умыл его ноги. Думаю, что этим он проверил послушание юноши, уподобился Господу в смирении и самим делом научил этому послушника.

В другом случае монах допустил какую‑то ошибку, и когда он рассказал об этом Старцу, тот сказал ему:

— В качестве епитимьи я зайду к тебе в келью и умою твои ноги.

Так он и сделал.

— Излишне говорить, — продолжил рассказчик, — что все это происходило без всякого шума и никто до сегодняшнего дня ничего об этом не знал.

Один из духовных сыновей батюшки, занимавший высокий административный пост, довольно часто на исповеди говорил ему об одной своей ошибке, которую он допускал по отношению к подчиненным. Батюшка пригрозил ему, что если тот снова допустит эту слабость, то он наложит на него «епитимью»: заставит сесть и умоет ему ноги. Этот человек, к несчастью, вновь совершил тот же грех, и отец Епифаний осуществил свою угрозу. После умовения батюшка сказал:

— Я знаю, что ты очень смущен. Поэтому каждый раз, когда ты будешь совершать этот грех, я буду умывать тебе ноги.

Этот духовный сын уже не дерзал допускать подобных промахов. Но каждый раз, когда подчиненные выводили его из себя и он был уже на грани падения, он восклицал:

— Будьте благодарны тому, кто умыл мне ноги!

Но, конечно, никто не понимал, что он имеет в виду.

Характерна простота Старца, проявившаяся в следующем случае. Многие из мастеров, которые время от времени работали в исихастирионе, говорили ему «ты» — естественно, не из презрения, а просто по привычке. Я думал, — вспоминает один монах, — что батюшка, наверное, огорчается, когда к нему обращаются на «ты» и спросил его:

— Геронда, Вас не огорчает, что мастер говорит с Вами на «ты»?

— Чадо мое, я и не заметил, что он со мной на «ты». Впрочем, у меня нет к нему претензий.

Когда отец Епифаний занялся изданием «Толкования Страстной Седмицы»[17], он попросил своего духовного сына, студента, теперь уже священника, посмотреть рукопись и предложить свои варианты ее редакции. Студент, очень смущенный этим, сказал:

— Геронда, возможно ли, чтобы я редактировал Ваш текст? Я смотрю на Вас как на великого мыслителя, тогда как сам себе кажусь маленьким мышонком.

Батюшка ответил:

— Чадо мое, предположим, что все это так. Пусть гигант мысли весит, скажем, 900 килограммов, а мышка — всего лишь несколько граммов, но вместе они будут весить все‑таки больше.

Молитвенник

Будучи духовником, батюшка в первые годы жил при храме Трех Святителей. Очень часто после утомительного дня он, держась за перила, с трудом поднимался по лестнице к себе в комнату. Он рассказывал нам:

— Диавол нашептывал мне на ухо: «Сейчас ты устал, зачем тебе читать повечерие? Все равно ты будешь читать его, ничего не понимая, чисто механически». А я отвечал ему: «Если я не совершу повечерие, победа будет на твоей стороне. Если же я его прочитаю, пусть даже механически, половина победы достанется мне». И совершал повечерие.

Однажды он сказал:

— Я настойчиво просил Бога продлить жизнь тетушки Александры, «чтобы не прибавилась мне печаль к печали» (Фил. 2,27), но понял, что Господь меня не услышал.

— Как Вы это поняли, Геронда?

— Когда Бог слышит мою молитву, тогда мой язык журчит, как ручеек. Когда же этого нет, я путаю слова молитвы.

Возвращаясь вечером домой после многочасовой трудной исповеди, Старец, прежде чем присесть, смотрел на Распятие и говорил: «Виждь смирение мое, и труд мой, и остави вся грехи моя» (Пс. 24, 18).

Батюшка очень любил тропарь «Что воздадим Господеви…» из благодарственного молебна. В монастыре он установил петь его после отпуста повечерия.

Сердце его также преисполнялось благодарности, когда он читал слова Акафиста Божией Матери: «Пение всякое побеждается…»[18] Состарившись, батюшка уже не мог сам совершать богослужения и всегда просил своих духовных чад, которые прочитывали ему службы, повторить этот кондак.

Как‑то раз клирики, духовные чада отца Епифания, долго обсуждали, рукополагать одного диакона во священники сейчас или же сделать это позднее. К окончательному выводу они так и не пришли. Тогда батюшка пригласил всех в алтарь и положил на престол жребий, что он делал всегда после усердной молитвы, чтобы Бог открыл Свою волю. Тут вмешался один из присутствующих: