Разрешение на жизнь - Михаил Климман

Дорин взглянул на молчащую жену и увидел, что она спит, по-детски шевеля губами. Он усмехнулся, замолчал и опустил с ее стороны козырек, чтобы фонарные огни не били в глаза. Почему-то он почувствовал себя очень счастливым. Красивая, умная, богатая женщина, которую все уважали, а многие и просто побаивались, настолько доверяла ему, что позволила себе расслабиться и заснуть, пока он отвечал на ее вопрос. Такие минуты помогали ему выжить в их в общем-то непростых отношениях.

Кроме машины он так и не позволил ей истратить на их жизнь хоть одну копейку из наследства. Сначала они жили на доринские сбережения, последние полгода он сам начал зарабатывать.

Книги он избрал своей специальностью не случайно. И не только потому, что любил читать. Где-то ждала его библиотека Лабунца. Дорин поклялся себе, что найдет ее, и верил что так и будет. А значит, надо будет понимать, что там что, чтобы уметь продать все с толком. Поиски, правда, продвигались туго. Ясно было, что из Братиславы библиотеку перевезли в Прагу, и сейчас Дорин ждал звонка оттуда. Была даже надежда, что он успеет смотаться туда и обратно, до презентации в магазине жены.

То, что Лена делала со своими деньгами, Андрея не касалось – жизнь их он обеспечивал сам. Она сначала возмущалась, говорила, что эти деньги общие, требовала, чтобы он купил себе то-то и то-то, или делала это сама. Но все, что она купила, осталось на полках или на вешалках в шкафу, возмущение ее он гасил поцелуями, делал вид, что не слышит разговоры про общие деньги.

За это она, когда они из-за чего-нибудь ссорились, иногда называла его «бумажным солдатом». На этом, правда, любая ссора прекращалась, потому что Дорин расплывался в счастливой улыбке («бумажный солдат» – это значительно лучше, чем «бумажный червь» или такая же «крыса», не правда ли?), Лена хмурилась, но не могла удержаться, тоже улыбалась в ответ и мир восстанавливался.

После одного случая Андрея повысили в звании, и теперь он был «пластмассовый легонант». За неделю до этого они шли по большому торговому центру, и Дорин рассказал, что все детство мечтал иметь такой большой конструктор, чтобы можно было не думать, хватит или нет запасных деталей, и строить самые фантастические сооружения. Лена остановилась и предложила сейчас, немедленно, купить ему самый большой «Лего», а если нужно – то два или три.

Андрей сказал, что, во-первых, сейчас таких конструкторов, которые он любил в детстве, нет, сейчас они все сделаны по принципу пазлов, то есть из одного набора можно сделать только одну вещь, а тогда ты решал сам, что тебе делать: экскаватор или робота.

А во-вторых, представить себе сорокалетнего дядю, сидящего на полу и собирающего из конструктора замок или подъемный кран, можно только в одном случае – если находишься в дурдоме. Все, разговор закончен, идем дальше, что мы там хотели – торшер?

Но, придя через неделю домой, он увидел на полу десять огромных бочонков с деталями от «Лего» и записку:

«Не ругайся. Это куплено на сэкономленные от обедов деньги (Дорин выдавал ей в день по пятьдесят долларов). Я срочно уехала в Питер за товаром – буду послезавтра. Надеюсь, что это то, что ты искал. Если построишь замок, не ломай до моего приезда – мечтаю посмотреть. Люблю. Целую.

PS. Если построишь что-нибудь другое – тоже оставь, ты не представляешь себе, какая я любопытная».

Неизвестно, сколько бы они просидели в машине, потому что Андрею было жалко будить ее. Но зазвонил телефон Андреевской. Это была Настя:

– Я тебя что, разбудила?

– Нет. – Лена встряхнулась и погрозила пальцем Дорину. – Я не сплю.

– Скажешь сегодня про понедельник? – Что-то было такое в интонации Кольцовой, Лена только никак не могла понять что. – Ты обещала сказать сегодня, сколько будет народу.

– От тридцати до сорока человек, большей точности не дождешься. – Андреевская скорчила рожицу и показала Андрею на трубку, тот пожал плечами. – Что у тебя с голосом, Максимовна? С Альберто помирилась?

– Нет. – Настя явно ждала этого вопроса, и тут же слова посыпались как из рога изобилия: – Я… Я влюбилась. Он такой, знаешь, такой… Высокий, почти моего роста, седой, на Клинта Иствуда похож, только лучше. А какой страстный, ты не представляешь…

– Когда же ты все успела? – засмеялась Лена.

К скоротечным романам приятельницы ей было не привыкать.

– И еще, – Насте было некогда отвечать на вопросы, надо было поделиться, тем, что накопилось, – он имеет отношение ко всей этой шахматной катавасии. Он мне такое рассказал, ты не поверишь. Там такая романтическая и печальная история. Короче, жил один человек… Подожди, Ленка, это он. Он… ждет меня у подъезда. Или не он? Я тебе потом перезвоню.

Телефон отключился, и Андреевская в некотором недоумении посмотрела на мужа.

ГЛАВА 8

 10 марта, пятница

Как она закричала, как же она закричала… Найт стоял у окна, курил, наверное, пятидесятую сигарету за день и смотрел на вечернюю Москву. Смотрел на город, а видел в отражении высокого немолодого мужчину с короткими седыми волосами и тоской в глазах. Или это абберация зрения? И тоска – просто результат неправильного преломления лучей в отражающей поверхности?

Ему казалось, что боль уже давно умерла, утихла, остались только память и долг, но сегодняшняя встреча показала, что все это не так, что все живо. И еще как живо. Почти такая же высокая, как Лялька, ну может, та была чуть-чуть пониже, Настя еще и повадкой напомнила Найту его первую жену. Такая же безалаберная, немного нелепая и нескладная.

Она подтвердила ему то, что сказал Женя, – кто-то шел по его следу, искал шахматы. Причем кто-то, кто стоял очень близко, потому что знал его старое домашнее прозвище, казалось, умершее тридцать лет назад вместе с Лялькой и так и неродившейся Сонечкой.

Он здесь в Москве поначалу никому его не называл, вчера только сказал Жене, надо ведь было как-то к нему обращаться, а настоящее имя называть не хотелось. Да и дома, если даже кто и знал, давно должен был забыть. Может быть, только старый Готфрид, нотариус, оглашавший завещание? Об этом стоило подумать.

Но этот кто-то, кто так много знал о нем, даже не по следу шел, а опережал его в чем-то, что еще раз доказала история с таиландской дешевкой, которая валялась теперь в коридоре. Настя, когда он объяснил ей, что это, кивнула печально головой и бросила шахматы здесь. Надо было бы ей вернуть, все-таки денег каких-то стоит, другое дело, что продать невозможно. Теперь, правда, вряд ли получится.

Только логику поступка неведомого конкурента понять пока не удавалось. Кто-то дал на Настин телефон объявление о шахматах, а потом принес ей набор. Зачем? Она – Максимовна и явно не имеет отношения ко всей истории. А если бы даже имела, то какой все-таки смысл в этих действиях?

Он достал из кармана список, полученный от Жени, взглянул на часы, через пятнадцать минут нужно было ехать. Из семи адресов он отработал пока два, и оба безуспешно. В одном случае оказалось, что нужный ему человек здесь действительно, как они выражались, прописан, но уже давно не живет, а живет не то у дочери, не то у сына, не то у любовницы и появляется не чаще одного раза в год, чтобы снять показания счетчика. Соседка, замученная жизнью толстая пятидесятилетняя женщина с жуткой одышкой, сказала, что ее уже расспрашивали про Вадима Петровича несколько дней назад. Найт тогда уже знал от Жени о конкурентах, но еще не понимал, что они его опережают.

Во втором месте выяснилось, что нужный ему человек умер два месяца назад от инсульта, а информация эта, похоже, просто не дошла туда, где составляли список. Поскольку он жил один, даже дальних родственников не было, то квартира оказалась выморочным имуществом, отошла государству и пока стояла пустой. Здесь Найту повезло в одном, после разговора с соседями он точно знал, что это был не его человек.

Высокий Вадим Кольцов никак не подходил под описанного полицейским маленького вертлявого человека. «Wie Zigeuner Kind…» – сказал тогда лейтенант. «Как цыганенок» мог, конечно, потерять за тридцать лет часть волос, наверняка утратил их цвет, но вряд ли вытянулся за это время до «дяди Степы». Найт не знал, чей это дядя и чем знаменит, но выразительно поднятые старухой брови ясно показали ему, что безвременно почивший был человеком роста не маленького.

Пожилых женщин у подъезда, этих вечных, как уже понимал Найт, дежурных, даже расспрашивать не пришлось, они сами все рассказали, радуясь возможности поговорить с кем-нибудь, кому еще не надоела их болтовня. Найт, правда, не понял, был ли кто-нибудь здесь до него, сам расспрашивать не стал, пожалел только, что не догадался поговорить о внешности Вадима Петровича Козлова по первому адресу.

Потратив практически впустую три дня (два адреса, а результат ноль), Найт зашел к Жене и попросил подобрать к ним телефоны. Тот подобрал, быстро и точно, как и все, что делал, и Найт начал обзвон сегодня днем. Только почти никого не застал. Кроме этого самого Вадима Вениаминовича Козлова, который и назначил ему встречу на полвосьмого.