А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад» - Драбкин Артем Владимирович

– А Ваша задача в этот момент – поднимать людей, их подталкивать? И какие функции у командира роты именно в атаке? Даже если она развивается успешно?

– Конечно, выдержать направление, по местным ориентирам. Если у меня пулеметы есть, если командир-артиллерист со мной, то я ему показываю. Подавить этот пулемет, этот. В первую очередь подавлять огневые точки и направлять солдат, двигаться в нужном направлении по местности. В направлении этого дерева, в направлении этого дома наступать. Управление людьми конкретно на поле боя!

– 100 граммов давали?

– Да, 100 граммов обязательно было. Не помню в отношении лета, а зимой 100 граммов на каждого солдата обязательно.

– Что это было? Это было, чтобы снять стресс, или это было единственное удовольствие?

– Нет, я думаю, это в какой-то мере дух боевой солдат поднимало. Выпьет 100 граммов – и ему будет не так страшно в бой, в атаку идти.

– Перед атакой давали?

– Да, перед атакой. Ну а потом, когда выпьет, получше покушает, пободрее. Если перед атакой старшина получит водку, настоящую водку на весь личный состав, тут надо смотреть, чтобы солдаты лишнего не выпили. А то были случаи, когда заходишь в города в Восточной Пруссии, – мне рассказывал начальник штаба другой дивизии. Там полк или дивизия какой-то нечистый спирт захватила, люди перепились. Немцы-то ушли, а они перепились и воевать не могут. У меня такое только один раз было. Спирт был, но как-то мне удалось контролировать. Сам я лично за всю войну никогда не был выпивший. После боя, может, там и выпивал грамм. А в бою никогда! Специально уклонялся. Если выпью 100 граммов – уже не так соображаю. Были случаи, некоторые стаканчик «за воротник». А я нет.

– С разведкой приходилось взаимодействовать?

– Да, приходилось, но редко. Вот, помню, в обороне стояли на реке Шешупе, и в одном месте очень близко передний край. Расстояние маленькое между нами и немцами – наверное, метров 40 было. Надо было взять пленного. Ну, и наши разведчики дежурили несколько дней в расположении роты, у них своя задача была. Нам не говорили. И однажды я куда-то ушел – или в батальон, или во вторую траншею. И вдруг в начале первого какая-то стрельба внезапно началась. Я скорей в роту. Там сообщают: «А разведчики уже пленного тащат». Схватили они на берегу, где-то рядом. Прямо днем. Наши дали огневой налет, разведчики ворвались.

А один раз в Белоруссии была поставлена задача, и нашей роте почему-то, захватить пленного. И вы знаете, пошли мы. Я командир взвода был, и мы пошли: мой взвод и вся рота. Было холодно, осень. Ночью. Пошли мы, через реку переправились, к проволочному заграждению подошли. Там какой-то обрыв. Короче говоря, нас немцы обнаружили, открыли огонь. И мы вернулись. Ну, слава богу, потерь не было. Неудачная была разведка. Атак разведки через передний край и полковые, и дивизионные ходили.

– А в разведке боем приходилось участвовать?

– Нет, но был такой момент (я не помню, в Белоруссии или где), когда мы в обороне сидели. Было принято решение разведку боем провести. Командиром полка был Кольчак. Такой невысокого роста, низенький, сухощавенький. Преподаватель из Академии Фрунзе. Он назначил мою роту в разведку боем. Мне уже объявили, что моя рота будет проводить разведку боем. Там и танки будут, и артиллерия поддержит. Но это, знаете, верная гибель роты. К счастью, приказ потом отменили и разведки боем не было. А этот полковник Кольчак прибыл, когда мы в обороне стояли, немножко в Белоруссии повоевал, в Литве. Получил Героя тоже. И быстро пропал. По болезни, что ли?

– У немцев трофеи какие-то захватывали? Кроме оружия, о котором мы говорили.

– Нет. Никаких таких трофеев больше захватывать не приходилось. Это, может, потом уже, в более крупном масштабе. А мы ротные. Нутам, значит, какой пулемет, автомат, пистолет. А так нет. Это потом, когда мы уже пройдем, тылы следом идут, те, конечно, тыловики… Те хапали, конечно.

– А какое немецкое оружие самое опасное? Самое неприятное? От которого больше всего потерь?

– Понимаете, на этот вопрос так однозначно трудно ответить. В бою для атакующих – автоматы, пулеметы. Автоматическое оружие. А потом, конечно, и танки.

– Какие еще награды у Вас имеются?

– Медаль в сорок третьем году. Потом орден Красной Звезды в 44-м. Потом Героя и орден Ленина, а потом еще орден Красной Звезды. Потом орден Отечественной войны 1-й степени и потом «За службу Родине в Вооруженных силах СССР» 3-й степени. Еще я месяц тому назад получил орден Маршала Жукова и грамоту к нему. И еще у меня есть грамота к ордену Александра Невского.

АЙТАКУЛОВ

Асан

Я родился в 1923 году в городе Кант Киргизской ССР. В 1941 году окончил 10 классов Октябрьской районной средней школы. Мы, пять человек, были первыми выпускниками. Тогда не хватало учителей, и в сентябре я стал работать учителем, преподавал математику.

– Как жилось в Киргизии перед войной?

– Жили хорошо. Колхоз. На трудодни получали пшеницу. Безработных не было – работы хватало. В газетах постоянно публиковали объявления – требуются рабочие. Заводы, фабрики все работали. Тогда народ жил по-другому. А сейчас работы нет. Сотни и тысячи уезжают в Россию или Казахстан.

– Перед войной были велосипед, часы?

– Нет. Какой велосипед… Костяшки, альчики, азартная игра такая. Такой смешной случай перед войной был. Ведь не было ни телевизора, ни радио. После войны радио появилось, а перед войной были патефоны. Первый патефон один активист купил. Он заводит – народ удивляется. Кто поет? Старушки собрались. Одна старушка, рядом жила, спрашивает: «Кто поет?»

– Девочка вот такая, небольшая, в ящике, – говорит хозяин патефона.

– Что кушает?

– Только сливочное масло.

Та побежала домой, целую чашку сливочного масла принесла. «Кормите», – говорит.

– Кино было?

– Немое кино крутили. Смотрели в клубе.

– Что обычно ели?

– Хлеб. Пекли сами. Тогда на продажу хлеба не было. Дома пшеницу молотят, муку делают, пекут хлеб. Кушают лапшу. Потом делали бозо, типа пива. Мясо – бишбармак называется. У каждого был скот, всякие молочные продукты, айран, кефир, кумыс пили. Тогда жили лучше, чем сейчас.

А 17 декабря 1941 года я был призван в армию. Служил во 2-м кавалерийском корпусе, 26-й кавалерийский полк, который находился за Пишпеком (Бишкеком). В мае 1942 года нас отправили сначала в Тамбов, а в сентябре 1942 года мы попали на фронт. Стали воевать в Брянских лесах.

– Как сложился для вас первый бой?

– Боишься, конечно. Вот мы заняли окоп. Идет перестрелка с немцами. В лесу ночью нас выдвинули еще ближе к немцам, а потом пошли в наступление, выбили их оттуда. Рядом бегут, падают, падают. Пули летят. Даже забываешь, где находишься. Как будто в другом мире находишься сначала. Это же в первый раз. Даже страха нет. Как будто все это во сне проходит. А потом привыкаешь, уже по-другому реагируешь. Но стараешься спастись, прикрываешься, прячешься за дерево. Раньше об этом не думали. А потом при обороне, смотришь, чтобы пуля не попала, укрываешься за камень или бревно. Само все потом приходит, как надо действовать.

– Когда вас призвали в кавалерийскую часть, кем вы были?

– Сержантом был, командиром отделения и на фронте командиром отделения был.