На то и волки – 2 - Александр Бушков

Порасспросить, осмотреться, уладить формальности… Дела, как гром с ясного неба…

— Как гром… — повторила она с гримасой вместо улыбки.

Данил ее в свое время неплохо изучил, в профессиональном смысле понятно, поскольку жена человека типа Климова — это, помимо прочего, еще и Фактор.

Тот самый фактор, что наряду со многими другими просто не может не влиять на работу данного профессионала. Хороший шеф обязан просчитывать все факторы, влияющие на работу подчиненных, и знать их назубок…

Сейчас она не походила на себя. И дело тут не в печальных новостях, ошеломлении, горе…

Она боялась. И вот так, с ходу, пока что решительно не определить: кого? чего? Но страх был, несомненно. Ее, вульгарно выражаясь, едва ли не колотило от страха — уж такие-то реакции Данил должен был отмечать и опознавать.

Боялась. Человек его опыта не мог не заключить с ходу: Вера Климова-человек, охваченный страхом. Что автоматически открывает простор для домыслов, версий и комбинаций…

— Меня вызывали, вот повестка… — принялась она рыться в сумочке. — Говорят, нужно забрать…

— Не надо, — сказал Данил, накрыв ладонью ее запястье. — Мы все сделаем сами, уже есть договоренность… Багловский сделает…

При упоминании о Багловском у нее ни одна жилочка на лице не дрогнула не в Багловском тут дело…

— И все? — спросил он. — Они вас только за этим вызывали?

— Да, насчет другого уже вроде бы все обговорено… Вчера чуть ли не весь день…

— Как вообще все случилось? — спросил Данил мягко.

— Представления не имею…

Ага! Существуй какой-то прибор, которым можно на манер градусника измерять страх, стрелка непременно скакнула бы на несколько делений… У Данила знакомо и неприятно ворохнулось в груди что-то холодное, уж никак не сердце. Каждый по-своему переживает ощущение нехорошего предчувствия — лично у него именно так и происходило.

Что-то тут нечисто. Ох как нечисто. Тривиальные штампы, сплошь и рядом влекущие самые нетривиальные ситуации и последствия. Как бы там ни было, здесь с ней работать никак нельзя.

— Молодой человек! — Данил поманил лощеного и, когда тот с достоинством приблизился, тихо распорядился:

— Поймайте такси, отвезите даму в «Клейнод».

Я там скоро буду.

Тот кивнул и скрылся за углом. Достав монету и держа ее так, чтобы хмыри из «девятки» не видели, что у него в руке, Данил спросил:

— Вера, это вам знакомо?

Она всмотрелась — Данил повернул монету сначала одной, потом другой стороной, — пожала плечами:

— В первый раз вижу…

Монета, такое впечатление, у нее как раз не вызывала ни тени нового страха и уж, безусловно, не усиливала страхи прежние.

Данил двумя пальцами опустил монету в карман:

— Сергей, часом, в последнее время нумизматикой не увлекся?

— Нумизматикой он как раз не увлекся…

— Судя по тону, увлекся чем-то другим? Или — кем?

Молчание. И снова — ни тени страха. Нового, имеется в виду.

— Ну ладно, — сказал Данил. — Побудьте на фирме, идет? Я туда приеду чуть попозже, мы поговорим…

— О чем? — опять-таки вырвалось у нее. Пресловутый крик души, как выражались иные классики. Любопытно…

— О случившемся и о будущем, — мягко сказал Данил. — Вера, я понимаю: что тут ни скажи, все будет не то… Вы уж крепитесь, сделаем все, что в наших силах…

Он помог ей сесть в подогнанный лощеным синий «москвичок» и еще несколько минут курил возле крыльца, пока не дождался Пашу, лучившегося самодовольством.

— Ну что, синьор Казанова? — спросил Данил, чтобы сделать помощнику приятное.

— Порядок. Сегодня вечером отправляемся в дансинг…

— Сиречь?

— В клуб «Янина», потанцевать, а далее по обстоятельствам.

— Что так убого? — спросил Данил. — Звал бы уж в «Короля Яна» или «Жемчужину», что я тебя, ради дела в бабках ограничиваю?

— Олеська — девочка чопорная. Не та, видишь ли, репутация у названных вами, шеф, заведений. Следователю прокуратуры там показываться невместно.

— Господи, куда мы попали… — хмыкнул Данил. — Сплошные буквы «пы» — патриархальность, пастораль… Пошли за машиной.

Они без хлопот отыскали пожилого капитана Модзелевича, усатого и меланхоличного, и всего через пять минут, подмахнув пару бумажек, были допущены к белой «четверке», стоявшей в дальнем углу обширного внутреннего двора.

— Вот, — констатировал вислоусый капитан. — Передний бамперочек слева помят, так оно так и было. Такой ее и нашли, в протоколе должным образом отражено. Бензина в баке имеется примерно четверть, можете уезжать своим ходом. Конечно, если права имеются…

— Имеются, — сказал Данил. — Предъявить?

— А предъявите для порядка, — кивнул капитан-буквоед. — Мало ли, еще с гаишниками неприятности получатся…

Паша полез было в карман, но Данил опередил, достал свою черную книжечку с пластиковыми прозрачными кармашками и подал капитану. Тот изучил документы с таким видом, словно надеялся, не сходя с места, разоблачить фальшивку, но, не усмотрев ничего криминального, вернул.

— В порядочке. Вот вам справка, что имеете право управлять данным конкретным транспортным средством, а постового я сейчас предупрежу…

Козырнул и вразвалочку направился к высоким железным воротам.

— Как я понимаю, сами поедете, шеф? — тихо спросил Паша.

— Ну конечно, — сказал Данил. — Как подчиненному и полагается. Заодно проверим реакцию хвостов на то, что мы разделились, аки амебы… Поезжай первым, а я задержусь.

— Медведь…

— Сам вижу насчет ведмедя…

Паша энергично направился к воротам, уже раздвигавшимся с тягучим скрипом, а Данил еще раз оглянулся на плюшевого медведика. Он восседал у заднего стекла — небольшой, рыжий, плюшевый, абсолютно ничем не примечательный.

Вот только цветные ленточки на шее данного медведика часто менялись, и это всегда что-нибудь да означало. Сейчас плюшевый щеголял в белой ленточке.

Что ни день в условленное время Серега Климов оставлял машину в строго оговоренном месте, причем цвет ленточки на шее медведя был кодовым сигналом для тех самых законспирированных в отдалении от «Клейнода» людей Данила, которые и волокли на себе основную работу касаемо скользкой нивы безопасности. Белый цвет как раз и означал, что Климову нынче же вечером необходимо встретиться с «призраками» — не передать сообщение, не принять сообщение через систему «почтовых ящиков», а именно встретиться лично. Что, в свою очередь, никогда не касалось пустяков либо рутины.

Встречи не было — иначе «призраки» незамедлительно сообщили бы о ней Данилу. В поведении Климова прослеживалась четкая система, по справедливости ради стоит уточнить, что и сраженные белой горячкой подчиняют свое поведение строгой системе.

Данил включил мотор, потихоньку поехал к воротам. Снаружи, на стоянке, уже не было ни «Волги», ни «девятки». Он поехал знакомой дорогой — все-таки неплохо знал этот город, — дождался зеленого сигнала светофора и свернул на широкий проспект Независимости.

Посмеиваясь внутренне, хорошо представлял, сколько матерков в его адрес отпускают под нос двигавшиеся в том же направлении, — он ехал, словно неделю назад получивший права «чайник»: то полз в крайнем правом ряду, то отваживался высунуться в левый, заранее, с пугливой предупредительностью включая поворот. Временами мотор у него глох на светофоре, а пару раз даже включил аварийку перед особенно дурацким маневром. Одним словом, держался, как взмокший от напряжения новичок, — но, понятное дело, следил, чтобы никого не задеть и не устроить аварию.

Его финты очень скоро оказались вознаграждены — выяснилось, что сзади тащится бежевая «Тойота», пусть и не повторявшая его неуклюжие маневры, но определенно привязанная к нему некой невидимой веревочкой. Любой мало-мальски опытный водитель, окажись он за рулем этой «Тойоты», двадцать раз мог бы обогнать и скрыться из виду, но «японка» отчего-то приклеилась к Данилу, словно робкий юноша, тащившийся за предметом своих воздыханий. Что ж, учтем данный факт и присовокупим к уже имеющимся… При нашем безрыбье рады любому раку…

Глава 2

КРАСНЫЕ ЛЕНТЫ, БЕЛЫЕ ЛЕНТЫ…

Фирма «Клейнод» располагалась в тихом дворике, в небольшом двухэтажном особнячке, построенном сразу после войны блудливыми, но мастеровитыми рученьками немецких военнопленных. Данил сам в свое время выбрал этот домик — разумеется, с точки зрения шефа службы безопасности. С одной стороны исправно функционирующий детский сад, с другой — высоченная глухая стена какого-то склада, с третьей и четвертой — обширный пустырь, где пока что не намечалось никакого строительства. Очень трудно было бы, оставаясь незамеченным, вести наблюдение за особнячком либо нацеливать на него какие-нибудь громоздкие приборы из тех, что применяются любителями подслушивать и подсматривать. И посторонняя машина, и посторонний человек сразу привлекут к себе внимание, ближайшие пятиэтажки метрах в пятистах ну, а родителей, направляющихся в детсад, предельно легко отличить от топтунов.