Черная заря - Владимир Коротких

Андрей рассказывал, ничего не утаивая, поскольку доброе, участливое отношение подполковника за время непродолжительного знакомства вызывало в нем уважение.

— А сами-то вы как относитесь к такой перемене места службы? — продолжал интересоваться подполковник, снимая с руки часы и кладя их на тумбочку.

Андрей присел на рядом стоящую кровать.

— Сам-то? Да нормально отношусь, можно сказать, по-мужски. Думаю, не простил бы себе потом, что, будучи офицером, не принял участия в настоящих боевых действиях, а так и пробегал на учениях по полигонам, да на картах провоевал. Я не жалею. Только вот… — он замолк, посмотрел в сторону, но скоро продолжил: — Шевелится у меня в душе пиявка. Неуверенность какая-то, что ли, тревога. — Он сцепил пальцы рук на уровне груди. — Вроде бы, с одной стороны, все в порядке. Я хорошо обученный командир взвода, в этом отношении мне стесняться нечего. Но, с другой стороны, трясет меня какой-то душевный мандраж, как бегуна перед стартом на олимпийских играх. — Андрей расцепил пальцы, достал папиросы и закурил, не спросив разрешения.

Но подполковник не возражал. Он внимательно смотрел на Андрея и слушал не перебивая.

— С бегуном все ясно — он боится проиграть, он к играм вон сколько готовился! А у меня что за трясун? — Он жадно и глубоко затягивался дымом. — Вот это состояние, Игорь Петрович, забрало меня примерно с середины дороги. Никак избавиться от него не могу.

Он искал глазами, куда бросить окурок и, не найдя, затушил его о подошву своего сапога, аккуратно положил на пол.

Подполковник посмотрел на него и, прервав паузу, дружелюбно сказал:

— Да в общем все не так уж сложно, хотя и совершенно непросто. Это страх, Андрей, — великое, на мой взгляд, чувство, которое одновременно может столкнуть человека в глубокую яму, а может и, наоборот, подтолкнуть к необычайному прогрессу, заставив многое преодолеть. Вы пока не вполне его осознали, потому что в таком обличье он, вероятно, посетил вас впервые и поселился на уровне подсознания. Страх за свою жизнь, вместе с тем подспудно и за судьбу близких. Раньше ведь вы тоже боялись, но было это осознанно. Боялись получить травму, не сдать экзамен, объясниться в любви, да много чего, но вам было все понятно, да и последствия неудач были предсказуемы. Однако вы никогда не боялись всерьез за свою жизнь. За то, что вдруг она может помимо вашей воли взять да оборваться. И последствия этого вами мало осознаваемы, хотя для окружающих вполне понятны. Поэтому в сложившейся ситуации ваше естество внутренне сопротивляется. И хорошо делает. Чем раньше вы признаетесь себе в том, что вместе с вами теперь этот беспокойный попутчик, тем лучше для вас.

Андрей, удивленный и обезоруженный рассуждениями соседа о том, в чем он боялся себе признаться, спросил:

— Чем же лучше, Игорь Петрович? Тем, что я струсил и трясусь, как холодец?

Сосед продолжал спокойно отвечать ему, будто он рассуждал о чем-то вполне обыденном, а не о смятении чувств молодого человека, который мало-помалу начинал испытывать отвращение к себе:

— Если бы вы струсили, Андрей, вы сейчас не сидели бы здесь со мной, а находились в лазарете, выискивая хоть какое-нибудь заболевание, позволяющее вам остаться за пределами этой войны.

Поймите же, природа наделила нас разными чувствами, о которых все прекрасно знают, в том числе и страхом. Но, в отличие от животных, людям позволено им управлять. Вот когда человек не в силах с ним справиться, это и называется трусостью, отчаянием, по-разному — в зависимости от обстоятельств. Страх присущ каждому и обязательно себя проявит. И вы, как офицер, командир, должны всегда об этом помнить. Ведь в конечном итоге сила не в отсутствии страха, а в его преодолении. Когда поглощенный страхом человек не теряет рассудок, а все-таки продолжает исполнять то, что он должен. Измерять в этот момент, кто больше боялся, а кто меньше, не будут. Каждый потом сам в себе померяет.

Человек, лишенный чувства страха, либо искусственно демонстрирующий это, представляется мне опасным, потому что действует несоразмерно и легко может подвергнуть опасности остальных! Важно нормально воспринять страх в себе, не презирать его, а, если хотите, подружиться с ним, имея в виду, что он является неотъемлемой частью вашего мировосприятия, и стараться управлять им, как рукой или ногой. Но ни в коем случае не строить иллюзий, что с опытом боевых действий он покинет вас. Не дай вам бог достичь такого состояния. И помните всегда, что рядом с вами остаются те, кто по-прежнему, хорошо делая свое дело, превозмогает его.

— Но, значит, все же возможно постепенно избавиться от страха? Но почему «не дай бог»? — недоумевал Андрей.

Подполковник, слегка прищурив глаза, улыбнулся:

— Это уже будет по-другому называться. Видите ли, Андрей, побывав на войне, вы против своей воли навсегда поселите ее внутри себя. Она рано или поздно закончится. Но в каждом из участников она останется навсегда. Я даже не имею в виду ранения, болезни. Она поселится не только в памяти, но и в душах. И по-разному потом живут с нею люди.

Те, в ком остался страх, после будут продолжать служить, работать, жить и постоянно вспоминать ее. Будут вспоминать друзей, с которыми служили, несли тяготы. Разное будут вспоминать, разное. Но для них она все равно останется противоестественным кошмаром. Увы, устав жизни требует наличия людей в погонах, а значит, и работы для них.

Но будут и те, которые все же достигли этой нирваны, испытав иллюзию потери страха. Для них война станет необходимостью, как пища. Они будут искать любой возможности уехать на войну. Без нее жизнь для них перестает иметь смысл. Они чувствуют себя личностями только там. В мирной же жизни, не находя выхода своим душевным потребностям, многие из них деградируют. Окружающие недоумевают — герой спивается, как же так? Их, конечно, лечат от водки, а надо — от войны. На самом деле их страх не исчез, а потерял свое место. Он в силу надрыва сознания сместился из войны в мирную жизнь, вызывая иллюзию никчемности и парализуя волю. Поверьте, за время службы я побывал в разных местах, где оружие являлось предметом первой необходимости, и видел разных людей.

Воцарилось молчание. Андрей смотрел на собеседника, а тот потянулся к часам:

— Ого, время, однако. Ну что, на боковую? — Он встал с кровати и, как днем, по-доброму потрепал Андрея по плечу. — Надо подремать. Завтра новые впечатления. Их надо принимать свежими мозгами.

Андрей встал и направился к своей кровати. Но потом повернулся и спросил:

— Игорь Петрович, а вы как с ним?

— Я все-таки корреспондент. У меня несколько другие обязанности. Но когда приходится влипнуть в щекотливую ситуацию — договариваюсь с ним. Куда денешься? Спокойной ночи, Андрей.

Андрей улегся в кровать и, немного поворочавшись, обдумывая слова соседа, уснул.

Будильник на часах издавал громкое металлическое жужжание, которое противно сверлило мозги и действовало безотказно, как нашатырь. Казалось, что если его поднести к египетским пирамидам, то и раскопки делать будет ни к чему, фараоны сами повылезают.

— Подъем в вооруженных силах! — первым вскочил с кровати подполковник.

Андрей тоже быстро встал. Рядом с кроватью он обнаружил бумажный пакет с сухим пайком, в котором находился обычный набор каши и тушенки в жестяных банках, а также буханка хлеба. Такой же стоял и у кровати соседа.

— Молодец дневальный. Поклюем перед дорогой, — сказал Андрей.

То ли сон хорошо подействовал, то ли вчерашняя беседа, но уже не было гадкого настроения, тревожившего его последние дни. Сознание словно перелетело через невидимое ограждение, ранее не дававшее ему свободы.

Спустя непродолжительное время они уже были готовы к построению.

— Так, — подполковник посмотрел на часы, — осталось полчаса, уйма времени, чтобы поесть!

Они быстро вскрыли банки, порезали хлеб и сели у тумбочки. Подполковник распахнул тумбочку и вытащил из нее бутылку красного вина.

— Давайте, Андрей, на посошок. Я всегда перед отправкой стаканчик принимаю! Уже традиция. — Он разлил вино по стаканам. — За удачный взлет и приземление! За удачу!

— За все хорошее, Игорь Петрович!

На плацу, в свете фонарей, стояли в ряд несколько грузовых машин с крытым брезентовым верхом. Перед машинами находился строй солдат.

В стороне стоял уже знакомый офицер штаба. Увидев подошедших, он жестом подозвал их к себе.

— Возьмите ваши документы. В этот раз вас только двое, поэтому садитесь в «уазик».

Они молча забрались на заднее сиденье командирского «УАЗа».

— Равняйсь! Смирно! Повзводно, по машинам, марш! — послышалась команда для строя, а за ней топот солдатских сапог и скрежет закрывающихся бортов.

Колонна выехала из части и, освещая фарами безлюдный Азадбаш, повезла людей, сокращая время их мирной жизни, с установленной скоростью в восемьдесят километров в час.