Дважды рожденный - Елеазар Космаков

— Да, но он справится. Тут даже спорить не надо. Скорее всего, он догадывается об этом.

— Ну да, ты прав. — согласилась она. — Крис. — снова она позвала брата.

— Что?

— Спокойной ночи. — глянула она на него.

— Спокойной ночи, сестрёнка. — улыбнулся он.

Глава 3

Знаете, это чувство, когда проваливаешься в сон? Чувство, проходящее тонкой линией в сознании, чтобы затем раствориться в блаженном сне. Именно эту линию я видел, только на этот раз она не вела меня во мрак беспамятсва. Меня тянуло к свету, такому приятному, освежающему, каким он бывает у воды в горах ранним утром. И неважно, спал ты и только что проснулся или всю ночь сидел у костра один или с кем-либо. Все неважно. В этом ощущении хочется раствориться.

Передо мной начали появляться очертания того самого дома в Англии, но не того, в котором я сейчас живу. Теперь я видел его более четко, своими глазами, а не чьими то. Все тот же мрачный с виду особняк, излучающий мощную энергию. Не плохую, но и не добрую. Серую и спокойную.

Дом огражден высоким забором из железных прутьев. Виднеется лужайка и посаженные деревья. Сам особняк, представляет из себя двухэтажный дом с обширным чердаком. Сходство с моим домом было очевидным, отчего я улыбнулся и почувствовал нотки ностальгии, но это был дом моих родителей. Впрочем, они были сделаны примерно по одному чертежу, только в городе.

Недолго полюбовавшись, меня снова потянуло в сон и мое тело, туманом растеклось в воздухе, чтобы оказаться в детской кроватке. Это мое первое воспоминание. Точнее сказать, первое воспоминание моей прошлой жизни.

Нельзя толком что-то отметить в окружающей обстановке особенное. Детское белье белого цвета. Над кроваткой висят деревянные погремушки. Что же мне должно было запомниться?

Полежав еще немного, я начал чувствовать то, что привык ощущать в своем теле. Это окружающую обстановку. Потоки энергий в доме и спокойствие. А также мысли, первые осознанные мысли, состоящие не из слов, а из чувств. Получалось что-то вроде — "как же я люблю здесь всё. Такой приятный дом. Теперь я всё понимаю". — и, по-детски, после таких мыслей засмеялся, после чего туман снова застелил глаза, но на этот раз, перед моими глазами пролетают дни, недели, месяцы. В память врезаются обыденные события. Материнская забота, крепкие отцовские руки, прогулки по мощеным улицам, завораживающий огонь камина. В череде этих картинок, я замечаю интересную деталь. Сила отца, была похожа на мою. Не так велика, но судя по ауре дома, он знал, как пользоваться силой и хорошо умел экономить свою энергию.

Меня захлестнула жажда вспомнить больше, и информация стала литься в меня двойным потоком. Голова начала разрываться, а тело, хоть я его и не видел, словно обжигалось пустынным солнцем. Пока все не начало замедляться, приближаясь к определенному дню, который сыграл видимо в моей жизни очень важную роль.

Все посветлело, передо мной начал обрисовываться кабинет, такой же, как и у меня. Приоткрытые плотные шторы, большая люстра, сделанная из бронзы. Крупный прямоугольный стол с 2 стульями от входа и одним стулом на противоположной стороне, именно на нем сидел мой отец. За ним я видел обширный алтарь со всевозможными древесными фигурками, полотнами с разными надписями, больше половины которых я знал, и горящие свечи. Рядом с алтарем, встроенные в стены книжные полки, заполненные до отказа.

Я маленький, тогда не понимал всей ситуации. Не мог проанализировать эту энергетику, но теперь, чувствовал этот сладкий вкус силы и знаний, исходящих от этой комнаты, а главное, от отца.

— Авенир, сынок, — обратился он ко мне. — иди ко мне, я покажу тебе кое-что интересное.

Ощущать два потока мыслей и чувств, скажу я вам, очень не просто, но от услышанных слов, мы отреагировали одинаково, проявив крайнюю степень интереса к тому, что нам хочет показать отец. Забравшись к отцу на колени, мы увидели на столе очень толстую книгу.

— Вот, Авенир, это дневник рода Гатри. Здесь записаны главные правила семьи, наши величайшие открытия, фото всех родных, начиная от основателя, нашего предка.

"Охринеть! ОХРИНЕТЬ! Родовая книга! Надеюсь, я выучил ее в прошлой жизни наизусть" — пронеслось в моих мыслях словно молния, взбудоражив мое сознание.

— Ого, папа, она такая старая! — удивился маленький я.

— Да, Авенир, эта книга очень старая. — ответил отец, открывая дневник на странице с черно-белыми фотографиями и указывая пальцем на мужчину в легких пластинчатых доспехах, плащом и двусторонним мечом. На его лице выступала серьезная мужская борода, кричащая о его брутальности. Небольшой шрам у глаза и нос выделяющейся горбинкой. В его глазах была видна мудрость, словно он прожил тысячу лет, а губы были вытянуты в легкой доброй улыбке. Эта улыбка видимо была нашей визитной карточкой. — Сынок, это основатель рода Гатри, сэр Адриан Гатри. А фотография сделана с его картины, которая есть у нас на чердаке.

— Пап, а почему картина спрятана? — задал Авенир абсолютно логичный вопрос.

— Потому что у твоего далекого прадедушки, были враги. Он мешал плохим дядям, вершить зло. Поэтому картина спрятана, на всякий случай.

— Поня-я-ятно. — протянул Авенир.

— Авенир, — обратился отец к сыну, с желанием задать очень важный вопрос. — что ты можешь сказать об основателе, глядя на него? — Джонатан улыбался сыну, смотря на него с надеждой.

— Нуууу, — призадумался младший. — он очень сильный, добрый, очень похож на тебя папа.

— Чем же он на меня похож? — удивился Джон.

— Ну, он такой, как бы, хмм. — младший я сильно задумался, но не знал, как выразить мысль. Он чувствовал ту же серую энергию, но с примесью красного и черного. Основатель точно воевал и убивал очень многих. Но еще проклинал, лечил, и спасал. — Ты такой папа, спокойный. От тебя я чувствую защиту и то, какой ты сильный. Вот от него также. И еще вы оба грустные.

— Грустные? — усмехнулся он, а затем погрустнел по-настоящему. — Какой ты у нас проницательный, молодец, Авенир! — поцеловал отец сына в макушку. — Когда научишься читать, будем изучать книжку. Хорошо?

— Да, папа! — почти подпрыгнул на коленях отца Авенир. — Я очень хочу узнать моих бабушек и дедушек.

На этих словах, перед моими глазами все снова завертелось. Замелькали картинки. Дни, подстегнутые моим любопытством, пролетали еще быстрее. Я желал знать все больше и больше.

Местами, все замедлялось, показывая что-то особенно важное. День, когда я сильно заболел, выделился ярко, но быстро. Это воспоминание, словно в тумане, было напитано болью. В тот день