Лабиринт розы - Титания Харди

— …И когда он летом приехал в Лондон на учебу, он решил их всех навестить. Накануне сестры обменялись рождественскими поздравлениями, потом было еще одно непонятное письмо, и на этом все. В начале года Диана умерла, а маме Кэлвина не удалось приехать на похороны, и он решил, что будет правильно зайти к ним и лично передать соболезнования, ну, ты понимаешь… Он за соблюдение приличий. А самое смешное, что он постучался ко мне, когда Уилл уже уехал в Италию, а Алекс был с лекциями где-то за границей…

Саймон все кивал, с трудом сдерживаясь. Ладно, Уилл как-нибудь переживет…

— И он столько расспрашивал про Уилла, Саймон, столько расспрашивал… А я почему-то стала рассказывать. По сути, первому встречному. Часами говорила про Уилла. Дни напролет. И испытывала от этого неожиданное облегчение. Я плакала, он утешал, а остальное довершила человеческая природа. «Современный рыцарь с хорошей биографией и старомодными представлениями ищет девицу, чтобы спасти ее порушенное эго». Пусть не очень оригинальный, зато воплощенный наяву.

Саймон расхохотался, но обошелся без комментариев. Шан, не вполне поняв его реакцию, решила уточнить:

— Ты думаешь, Уилл будет против?

— А ты этого хочешь? — поддразнил он ее.

Она оставила вопрос без ответа, обронив:

— Наверное, он не самый идеальный человек, чтобы строить с ним отношения, но, знаешь, сердцу не прикажешь. — Она умоляюще поглядела на него. — А мое совсем разбито, Саймон. Я как закоченела в Рождество, так и не согрелась до июня, когда приехал Кэлвин. И я старалась не очень афишировать… Другого Уилла уже не будет, я прекрасно понимаю. Но что мне теперь остается? Только покончить с этим. В прошлом году у нас с Уиллом бывали тягостные моменты, о которых знает один Алекс. Уилл меня никогда не простит. Но я не хочу, чтобы кто-то обсуждал, как меня угораздило… Я выбрала его брата не нарочно, не затем, чтобы кому-то досадить… Я думаю, сама судьба выбрала нас обоих — просто свела вместе. Кэлвин говорит, что еще никому не дарил своего сердца. Может, и мне тоже не отдаст. Но мне все-таки кажется…

Она замолчала: вероятно, не могла толком объяснить, что именно ей кажется. Саймону польстила ее честность; темно-синие глаза и медно-рыжие локоны придавали Шан неотразимость прерафаэлитовых femmes fatales.[9]

— Шан, я думаю, все обойдется. Уилл уже большой мальчик, и, хотя я допускаю, что все мы сейчас немножко опечалены, все же у него благородное сердце. Может, он даже подружится с этим парнем.

Шан благодарно ему улыбнулась. Она не могла и представить, чтобы Уилл уделил Кэлвину хотя бы пять минут: тот настолько озабочен своим костюмом и внешним видом и настолько нелюдим, что это довело бы Уилла до исступления, но она была признательна Саймону за его слова и радовалась, что больше не надо ничего скрывать.

— Давай закажем что-нибудь поесть.

Саймон сгреб пустые стаканы, собираясь взять еще пива, и Шан коснулась его локтя:

— Я угощаю. Не забудь, что я разбогатела.

Шан была счастлива: как всегда, она добилась того, к чему стремилась.

5

Массивные цепи поползли назад, и огромные створки парома «Мон-Сен-Мишель» открылись, обнажая его необъятные белые внутренности, забитые, несмотря на конец сентября, автомобилями. Обычно в это время поток семейных туристов иссякает: все уже вернулись к школьным и рабочим обязанностям, к домашнему очагу. Как всегда, здесь можно было встретить дальнобойщиков на грузовиках, сомнительных антикварных дельцов и торговцев, бегающих от налогов. Несколько французских парочек и кучка студентов, не спешивших к началу учебного года, направлялись в Портсмут на уик-энд. Не обошлось и без дорогих авто — с собаками и без. Уилл залюбовался новенькой темно-синей «ланчией-фульвией» с римскими номерами. Он уже видел такие на континенте — шикарные модели в стиле шестидесятых. Вот красота в ее классическом понимании, подумал он. Узкие скошенные окна, низкий обтекаемый корпус — быстрая, стремительная. От подобной машины Уилл не отказался бы, но когда-нибудь потом. А пока на своем «дукати» он вмиг преодолеет последний этап дороги домой, куда его уже неудержимо тянет.

Стылый утренний воздух напомнил Уиллу, что осень, по всем приметам, пришла в Британию раньше, чем в Нормандию. Бледные солнечные лучи еще пробивались сквозь водянистую пелену над морем, но становилось все холоднее. Вынув перчатки из бардачка под сиденьем и проверив, переложил ли он паспорт в кожаную куртку, Уилл откатил мотоцикл от стойки и включил зажигание, затем ногой установил первую передачу и неторопливо отжал сцепление. Легкая усталость все же ощущалась: ему редко удавалось высыпаться на ночных переправах, даже когда он плыл первым классом, как и на этот раз. Но он всю ночь не мог избавиться от мыслей — вернее, размышлял начиная от самого Шартра — и был не в состоянии привести в порядок разношерстные догадки и идеи, приходившие ему в голову и не дававшие покоя. Нет, нельзя начинать думать по новой — он дождется встречи с Алексом, поговорит с ним, и тогда есть надежда, что кое-что все же прояснится.

«Спокойно, Клавдия,[10] скоро будем дома», — чуть не обратился Уилл вслух к своей капризной красотке, осторожно съезжая по скользкому металлическому трапу и затем повернув к таможенному контролю. Дежурный офицер взмахом руки велел ему остановиться; Уилл расстегнул «молнию» на куртке, вытащил из-за пазухи паспорт и подал проверяющему, а затем стащил с головы шлем. Таможенник мельком оценил сходство человека с фотографией и, кивнув, пропустил.

Уилл поудобнее устроился в седле и по карте прикинул, каким маршрутом лучше добираться до дома. Наверное, автострадой А-34 — в объезд Саутгемтона до Уинчестера. Он свернет с нее у Кингс-Уорти, проселками доберется до Бартон-Стейси, далее вниз под горку, по мосту через Тест, мимо форелевого питомника — и он уже у себя в Лонгпэриш. На мгновение Уилл заколебался, не проехать ли ему по А-34 до самого Тафтона, а затем до Уитчерча. Но там есть один неприятный участок, где по субботам часто случаются аварии из-за нарушений. Нет уж, черные линии проселков справедливо напоминают, что в Англии есть свои красоты, сравнимые с подсолнуховыми и маковыми полями Тосканы, лавандовыми грядами Прованса и белеными домиками земли Ож. Правда, в это время года на реке непременно стоит туман и расползается по долине, пока не взойдет солнце и не разгонит его, а это произойдет уже скоро — в ближайшие несколько часов.

Уилла пронзила неожиданная тоска по дому; ему не терпелось увидеть отца и племянника, стиснуть их в объятиях, потолковать по душам с Алексом. Потом они все вместе могут посидеть в пабе и там же пообедать. «Ну и черт с ним, — решил Уилл. — Подумаешь, сожгу побольше бензина, зато налюбуюсь окрестностями, и никто по дороге не будет докучать проверками». Перед самым домом есть коровья переправа, но ему некуда торопиться. Все равно не известно, когда вернется Алекс, — может, уже ближе к вечеру. Уилл беззвучно вздохнул: кто-то же должен служить громоотводом в его осложнившихся отношениях с отцом.

Он резко затормозил и попробовал вновь набрать номер брата. «Сэнди, ну куда ты запропастился? Как-никак, сегодня суббота! Неужели тебя срочно вызвали вчера вечером? Ты, скорее всего, еще на дежурстве, потому что мобильник отключен. Я везде наоставлял сообщений». Его захлестнула волна досады. Судя по непринятым звонкам и SMS, Алексу сейчас не вырваться из больницы, а Уиллу срочно нужно с ним поделиться. Он старался говорить не слишком безапелляционным тоном. «Я поеду прямо в часовню. Отец не отвечает — может, уехал или вышел по делам. Мы можем встретиться попозже в пабе, но наедине? Ты не представляешь, сколько всего я должен тебе рассказать, но перед папой мне что-то не хочется. Пожалуйста, приходи туда сегодня, мне так нужна твоя светлая голова. Если же сегодня не выйдет…» Уилл замолк, недовольный тем, что приходится учитывать и такую возможность. «Тогда позвони мне, пожалуйста, как получишь это сообщение, ладно?» Подумав еще, он прибавил: «Ты не знаешь, где лежит мамина Библия? Та, старинная? Ладно, до скорого».

Представив себе плавное течение реки посреди леса, сверкающие солнечные блики на ее поверхности, словно тонкими пальцами прорезающие молочно-белый туман, Уилл впал в романтическое настроение. Мысли привели его в подвешенное состояние, длившееся со вчерашнего полудня. У воды он надеялся обрести покой и умиротворение.

На перекрестке с автострадой А-30 он заметил, что вслед за ним свернула какая-то машина, но оторвался от нее без особых усилий. После виадука магистрали А-303 дорога снова пошла вверх, а затем полого спустилась к плавному изгибу, пролегающему в знакомой долине, почти дома.

Пока для Уилла здесь и в самом деле был дом. Он еще не успел приискать себе в Лондоне другую квартиру, а в прежней сейчас жила Шан: он разрешил ей остаться там после их разрыва, заплатив за съем на три месяца вперед. Многое из его вещественной сути по-прежнему пребывало по старому адресу; теперь следовало уделить побольше времени утрясанию всякого рода дел и снова перебраться в Лондон: сколько можно злоупотреблять гостеприимством Алекса?… Но несмотря на то что здесь, в Гемпшире, он всегда чувствовал себя дома — здесь была у него своя проявочная, хранились книжки и большая часть фонотеки, — все это не могло залечить раны, оставшиеся после смерти матери. В июне Уилл сбежал — и от Генри, и от Шан. Теперь предстояло вновь встретиться с действительностью и пересмотреть отношения.