Последний вампир. Черная кровь. Красные кости - Кристофер Пайк

— Зачем Кастро тебя оставил? — спрашивает она.

— Он хотел пригласить меня на свидание.

— Да, этот мужик любит девочек. Как тебе Рей?

Не то чтобы она была полным параноиком, но она пытается понять, что у меня на уме.

— Думаю, ему надо много любви, — говорю я.

Пэт не совсем понимает, поэтому смеется.

— Я даю ему больше, чем он может освоить.

Она замолкает, пораженная моим на секунду обнажившимся телом:

— Знаешь, ты действительно невероятно красива. Парни, должно быть, сильно приударяют за тобой.

Я натягиваю шорты:

— Я не против. Я ударяю их в ответ, сильно.

Пэт улыбается, немножко нервно.

Сегодня на уроке физкультуры мальчиков и девочек Мейфэра обучают основам стрельбы из лука. Я заинтригована. Стрелы и лук в моих руках будят старые воспоминания. Хотя, наверное, не надо бы ворошить память об Арджуне, лучшем друге Кришны и величайшем лучнике всех времен. Потому что Арджуна убил больше вампиров, чем любой другой смертный.

Всех одним луком.

Всех одной ночью.

Всех, потому что так пожелал Кришна.

Пэт вышла со мной на поле, но благоразумно удалилась, когда мы выбирали снаряжение. Я уже напугала ее и думаю, это неплохо. На мне тонированные серым, сильно затемненные очки. Пока я выбираю лук и стрелы, ко мне обращается анемичного вида юноша в толстых очках и с наушниками.

— Ты новенькая, да? — спрашивает он.

— Да, меня зовут Лара Адамс. А ты кто?

— Сеймур Дорстен, — он протягивает руку. — Приятно познакомиться.

Наши ладони касаются, и я мгновенно понимаю, что меньше чем через год этот юноша умрет. Если у него больная кровь, как может быть здоровым тело? Я немного задерживаю его руку в своей, и он недоуменно смотрит на меня:

— Ты сильная.

Я улыбаюсь и отпускаю его руку:

— Для девушки?

Он потирает ладонь о бок. Его болезнь застала меня врасплох. Я оставила ему синяки.

— Наверное.

— Что это за имя — Сеймур? Как у какого–то умника.

Ему нравится моя прямота:

— Я всегда ненавидел его. Меня так назвала мать.

— Когда закончишь школу, смени его на Мальборо, или Слейд, или Бубба, или что–то вроде того. И избавься от очков, носи контактные линзы. Уверена, что даже одежду тебе выбирает мать.

Я угадала. Он смеется:

— Да, выбирает. Но поскольку я умник, то надо им и выглядеть.

— Ты записал себя в умники, потому что мнишь себя слишком умным. Я намного умнее тебя и шикарно выгляжу. — Я показываю на наши луки и стрелы. — Куда надо стрелять?

— Лучше всего стрелять по мишеням, — мудро говорит он.

Что мы и делаем. Через несколько минут мы стоим на краю футбольного поля и стреляем по мишеням, ровно расставленным в пятидесяти метрах от нас. Я удивляю Сеймура, попадая в яблочко три раза подряд. Он еще больше поражается, когда мы пытаемся вытащить стрелы из мишени: они застряли так глубоко, что ему приходится тянуть изо всех сил. Он не знает, что если бы я захотела, то смогла бы расщепить древко первой стрелы следующими двумя. Я рисуюсь, знаю, что это не самое разумное поведение, но мне все равно. У меня сегодня фривольное настроение. Мой первый день в школе, удачное начало с Реем и Пэт, а сейчас мне сразу понравился Сеймур. Я помогаю ему вытащить стрелы из мишени.

— Ты стреляла раньше, — говорит он.

— Да, меня тренировал очень меткий стрелок.

Он вытаскивает последнюю стрелу и едва не падает, когда она выходит.

— Тебе надо участвовать в Олимпийских играх.

Я пожимаю плечами.

— Меня это не интересует, — говорю я.

Сеймур кивает:

— У меня то же самое с математикой. Я в ней очень силен, но она мне до смерти надоела.

— А что тебе интересно?

— Писать.

— И о чем?

— Я еще не знаю. Меня привлекает все странное и необычное. — Он делает паузу. — Я прочел много ужастиков. Тебе такие нравятся?

— Да.

Я хочу пошутить по поводу его вопроса, что–то вроде того, насколько близка эта тема моему сердцу, но меня охватывает чувство дежавю. Оно пугает меня, потому что я не испытывала его уже много веков. Ощущение очень сильное; я кладу руку на лоб, чтобы сосредоточиться, пытаясь выяснить его причину. Сеймур протягивает мне руку, чтобы помочь, и опять я чувствую слабость под его кожей. Я не уверена в природе его болезни, но у меня есть хорошая догадка.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— Да.

На моем лбу проступает холодный пот, и я вытираю его. Пот прозрачный, а не розоватый, как это бывает, когда я в больших количествах пью человеческую кровь. В небе ярко светит солнце, и я опускаю голову. Сеймур продолжает смотреть на меня. Неожиданно у меня возникает чувство, будто он подошел так близко ко мне, что его тело совмещается с моим. Как и дежавю, мне это не нравится. Возможно, у меня возросла чувствительность к солнцу. Уже много лет я не выходила в полдень на улицу.

— У меня такое чувство, будто я встречал тебя раньше, — говорит он мягко, явно озадаченный.

— Я чувствую то же самое, — честно признаюсь я, до меня наконец доходит, в чем тут дело. Я уже говорила, что могу чувствовать эмоции, и это правда: я медленно обретала эту способность на протяжении веков. Сначала я думала, что это из–за моих способностей к пристальному наблюдению, и я до сих пор считаю, что отчасти так оно и есть. Однако чтобы распознать чувства человека, мне не надо его внимательно изучать, и эта способность до сих пор ставит меня в тупик, потому что предполагает что–то нематериальное, а я еще не готова это принять.

Не только я обладаю такой способностью. Я иногда встречала таких людей, которые были так же чувствительны, как и я.

На самом деле я убила нескольких из них, потому что только они чувствовали, кто я, вернее, кто не есть я. Не человек. Что–то другое, рассказали бы они своим друзьям, что–то опасное. Я убивала их, хотя не хотела этого, потому что только они могли понять меня.

Сейчас я чувствую, что Сеймур — один из таких людей. Это чувство еще раз подтверждается, когда я беру лук и стрелы и снова целюсь в мишень. Но у меня рассредоточено зрение, и вдалеке за школьным спортзалом я вижу мистера Кастро, который разговаривает с симпатичной блондинкой. Разговаривает и трогает, явно клеясь к молодой красотке. Учитель находится примерно в трехстах метрах, но для меня, с луком в моих сильных руках, он в пределах досягаемости. Пока я кручу в руках следующую стрелу, мне приходит мысль, что я могу выстрелить ему в грудь, и никто не догадается — или не поверит, — что это я его убила. Я могу сделать так, что даже Сеймур не увидит, куда полетит стрела. Убийство Райли, двумя ночами ранее, пробудило во мне желание снова убивать. Это правда, что насилие порождает насилие — во всяком случае, вампиру ничто не приносит такого удовлетворения, как вид крови — если не считать ее вкуса.