Бешеный медведь - Роман Злотников

— Завораживающее зрелище, — ни к кому конкретно не обращаясь, негромко сказал Макнамара.

— Температура лавы может достигать двенадцати тысяч градусов, — услужливо сообщил ди Кайен.

— Значит, вы все-таки кое-что знаете о вулканах, — криво усмехнулся Макнамара.

Флитвуд поморщился — неприятно было смотреть, как его заместитель по геологоразведке лебезит перед шефом.

Глидеры поднялись над невысокой западной стеной, развернулись и повисли, покачиваясь в воздухе. Люди в грузовых отсеках поднялись на ноги и все, как один, повернулись к руднику.

— В чем дело, Буше? — спросил Макнамара. — Почему остановились?

— Хотим дождаться Лив Уиллер, сэр.

Макнамара промолчал, но взглянул на часы.

В каньоне поднялся ветер — восходящие потоки воздуха разорвали дымную пелену. Минута или две прошли во всеобщем молчании, нарушаемом лишь взрывами и треском пожара, как вдруг над плато взлетели клубы дыма, тучи песка и камней.

Тяжкий удар заставил людей в глидерах пригнуться.

— Все, уходите, — приказал Макнамара.

— Сэр, еще пять…

— Вы слышали, что я сказал, Буше. Если не хотите вылететь с работы, уходите оттуда, — Макнамара покосился на ди Кайена, — и не вздумайте сказать, что у вас отказывает связь.

Внезапно из провала штольни вырвался вал огня вперемежку с раскаленными обломками породы.

— Все… — охнул кто-то.

— Смотрите, — закричал чей-то надорванный голос.

Из пламени, бьющего, словно из маршевых двигателей звездолета, вырвался заваленный на плоскость глидер. Вот он выровнялся и стал набирать высоту, уходя от преследующего его огня.

— Увеличение на машину! — рявкнул Макнамара.

Камера выхватила мчащийся через каньон глидер. В грузовом отсеке уродливо высилась странная конструкция, до отказа забитая людьми. В кабину, рассчитанную на двоих, набилось не менее семи человек.

Макнамара пригляделся и восхищенно выругался. К бортам грузового отсека (поскольку в сам отсек она не помещалась) была приварена прочная и громоздкая кабина проходческого комбайна. Ну еще бы, если бы людей просто погрузить в грузовой отсек, то до поверхности доехало бы жареное мясо…

— Буше, возьмите с глидера Уиллер несколько человек, у нее явный перегруз, да и аэродинамика ни к черту, и уходите оттуда. И держитесь как можно ниже над равниной — если вулкан взорвется, западная стена прикроет вас. Взрыв может быть очень сильным.

— Есть, сэр!

Макнамара отключил экраны.

— Флитвуд, подготовьте отчет обо всем, что здесь произошло. С вами я поговорю после. Сколько им лететь?

— С такой перегрузкой не менее часа.

— Я пока возвращаюсь на шаттл, — заявил Макнамара, направляясь к двери. Словно что-то вспомнив, он остановился: — Да, ди Кайен, можете собирать вещи. В ваших услугах корпорация больше не нуждается. А вы, Флитвуд, пригласите-ка сюда эту непослушную Уиллер…

Все начинается…

— Нет, Таисия Марковна, больше не смогу, ей-богу, — сказал Бергер, отдуваясь и вытирая потный лоб платком.

— Так только ж начали чаевничать, Константин Карлыч! Ну, еще чашечку. — Женщина сняла с самовара заварочный чайник, от души налила в чашку Бергера заварки, повернула краник у самовара, добавляя кипяток: — Вот. Ешьте, пейте, вот сметанки еще, хлебца. В своих столицах так не покушаете.

Бергер обреченно вздохнул и отпустил ремень на брюках еще на одну дырочку. Сказать по правде, он и сам не мог оторваться от простого угощения, которым его потчевала Таисия — жена друга детства Касьяна Полубоя, Кондрата Пилипенко. Это был обед, растянувшийся почти до ужина. Поскольку Кондрат с утра сказал, что будет только к вечеру — сосед-фермер попросил помочь наладить уборочный комбайн, — Бергеру пришлось есть за двоих. Сначала была закуска: холодец с хреном, соленые грибочки под фирменный Кондратов самогон, крепостью под шестьдесят градусов. Потом Бергер навернул миску борща, на второе съел тарелку жареной картошки с тушеной свининой и вот наконец добрался до чая. Причем под чай были свежие пышки, еще горячие, и сметана только что из сепаратора. Оторваться от такой вкуснотищи было нельзя, и Бергер уже всерьез опасался, что из-за стола не встанет.

Он прилетел на ферму к Кондрату вчера утром — в Нелидовке, где жили отец и мать Полубоя, ему сказали, что Касьян погостевал два дня, заскучал да уж дней десять как подался к старому приятелю. Однако и у Кондрата Полубоя не было. Через двое суток после своего появления Касьян взял продуктов, прихватил охотничий лучевик и двинул на Змеиное плато. Кондрат, вспоминая, как пробовал отговорить приятеля, только крутил головой:

— Ничем его не прошибешь! Он еще пацаном упрямый был, а теперь и вовсе с ним сладу нет. Тем более что с ним его зверушки — две дикуши. Вот втроем они и пошли на плато. А ты, Константин Карлыч, оставайся. Поселим тебя в комнате Сережки — он у нас в интернате, в Каменном Донце. Школы у нас поблизости нет, до семи лет его Таисия кое-как учила, а теперь вот пришлось в город отправить. Касьян обещался через двое-трое суток вернуться.

Бергер с благодарностью принял предложение.

До того как уйти на плато, Полубой со своими зверюгами уничтожили волчью стаю, которая терроризировала окрестных фермеров. Здесь, в предгорьях, благодаря водоразделу земля не испытывала недостатка во влаге, климат был мягкий и урожаи на редкость высокие. Выращивали картофель, другие овощные культуры, разводили свиней, овец, птицу. И все бы хорошо, но вот волки, особенно зимой, лютовали страшно. Бывало, что и на людей нападали. Летом было поспокойней, однако то у одного фермера, то у другого задирали корову или отбивали от отары пару-тройку овец, а на следующий день хорошо, если от них находили разодранные шкуры.

За рюмкой, когда Кондрат выкладывал приятелю местные новости, заодно пожаловался и на волчий беспредел. Местного-то волка не так-то просто взять. Вон под Каменным Донцом и поместья есть с псарнями, и турбазы с псовой охотой. Так там о такой напасти уж давно не знают. Там, почитай, каждую осень зверя травят. Вот зверь и не озорует шибко. А у нас в глухомани… Может, хоть господин отставной майор себе поместье с псарней здесь заведет, подначил он приятеля. Полубой только хмыкнул — тоже мне, беда, чем здорово обидел подвыпившего Пилипенко. Однако успокаивать не стал, а утром, чуть свет, прихватил лучевик и исчез со двора вместе со своими дикушами.

К вечеру Кондрат забеспокоился, а к полуночи и вовсе не находил себе места, однако часам к двум хлопнула калитка на воротах, и Полубой, увидев, что в окнах первого этажа избы горит свет, рявкнул на всю округу: